Зенитчик-2 - Вадим Полищук

Деньги пусть лежат, а вот папкой со своим делом я занялся. Сверху лежало что-то вроде листка по учету кадров с моей фотографией десятилетней, приблизительно, давности. Не иначе из паспортного стола взяли. Я достал паспорт и сравнил. Ну, точно! Что у нас дальше: родился, учился, работал… Ничего интересного, это я о себе и так знаю. Смятая бумага полетела на пол. Моя здешняя автобиография, собственноручно написанная в запасном полку, видимо, вытащили из личного дела. На пол. Ого, а это что? Характеристика, написанная командиром батареи старшим лейтенантом Филаткиным. Так, так, интересно. Что тут у нас: «образование…, в РККА с …». Не то, а вот: «В исполнении служебных обязанностей настойчив, энергичен, инициативен. Требователен к себе и своим подчиненным. Дисциплинирован». И дальше: «Политически грамотный, морально устойчив». Ну, еще бы! А вот и вывод: «занимаемой должности соответствует». Короче, сразу орден с закруткой на спине. Характеристика полетела на пол к остальным бумагам.

А вот и то, с чего все началось — запрос особиста из запасного полка Брянского фронта. У-у-у, сволочь! Я выместил свою злобу на ни в чем не повинной бумажке. Следующий лист тоже не порадовал. Первое, что бросилось в глаза — резолюция в правом верхнем углу, написанная косым малоразборчивым почерком. Напряг зрение. Что-то вроде: малоконкретно, поручить агенту собрать дополнительный материал и подпись «нач. особ. отд. л-т ГБ» фамилию хрен разберешь, то ли Костылев, то ли Кошелев. Сама бумага являлась рапортом младшего сержанта медицинской службы Вороновой О.Л. Вот сучка! Некоторые мои промахи, оговорки и незнание реалий этой жизни мужики списывали на старорежимное интеллигентское воспитание, а эта стерва прозрачно намекнула на мое возможное эмигрантское прошлое и шпионское настоящее. А я-то считал, что уже пообтерся и от местных жителей ничем не отличаюсь. Фактов у нее, конечно, не было, поэтому особист и не стал сразу меры принимать, а там и фрицы подоспели, всем не до меня стало.

Дальше пошли ответы на запросы еще одного лейтенанта, на этот раз из ГУГБ. «Не был…, не зарегистрирован…, не значился…, не числился», короче, не существовал. Дальше пошли записи, протоколами их назвать нельзя, наших бесед с полковником, тоже ничего интересного. Куча бумаг на полу быстро росла, надо было принимать какие-то меры. Осмотрев комнату дяди Коли, я обнаружил дверцу печной топки прямо в стене. В топке оставалась зола, видимо, еще с весны. Бумаги с пола запихал в печку, а спичек-то у меня и нет. Надо было прихватить зажигалку у прибалта, да не подумал вовремя. А ведь Николай тоже курит. Беглый обыск карманов спящего хозяина принес зажигалку, сделанную из винтовочной гильзы. Остатков паров бензина хватило на то, чтобы сероватая канцелярская бумага занялась язычками желтого пламени. Однако весь дым полез обратно в комнату. Торопливо захлопнул топку и начал искать заслонку печной трубы, та нашлась под самым потолком. Через несколько минут пламя жадно пожирало подсовываемые ему листы. Минут через двадцать все усилия местных сыщиков и межвременных засланцев вылетели в трубу. То, что осталось, я убрал обратно в изрядно похудевший портфель. Однако и самому пора на боковую.

Утром Николай мучался от похмелья. Еще бы! Считай, целую поллитру в одну харю выпил! Поскольку я решил задержаться у него на несколько дней — пусть утихнет первый ажиотаж моих поисков и искатели решат, что субъект проскочил мимо их раскинутых сетей, пришлось бежать за лекарством для больного.

— На базаре найди Юрчика, — простонал дядя Коля, — скажи, для меня, он подешевле продаст.

Портфель я прихватил с собой, не дай бог, хозяин из чистого любопытства сунет в него нос. Для начала я хотел посмотреть обстановку на станции, но меня спугнул шлявшийся по перрону милиционер, пришлось сделать вид, что я просто мимо проходил и отступить обратно к рынку. Юрчика я нашел быстро — буквально первый же продавец, к которому я обратился, указал мне на ничем не приметного малорослого типа, торчавшего за прилавком, с которого он стаканами продавал махорку. Не случись второй революции, он бы наверняка был мелким лавочником, но и в Советском союзе нашел себе занятие по душе, только масштаб был еще меньше.

— Здравствуй, Юрчик. Привет тебе от дяди Коли.

— От какого еще дяди? — насторожился спекулянт.

— От Николая, вчера вон за тем прилавком гимнастерку продавал.

— А-а, от Коляна! Ну так бы сразу и говорил! А сам-то он где?

— Болеет. У тебя же небось вчера брал. Сегодня лекарство требуется.

— Понятно, — ухмыльнулся Юрчик. — Поллитра?

— Не, это он вечером опять будет пьяный, а завтра утром — больной. Чекушку давай.

Пятнадцать червонцев исчезли в кармане продавца, а бутылочка, извлеченная из-под прилавка, перекочевала ко мне в портфель.

— Слушай, Юрчик, а базар у вас всегда такой мелкий?

— По субботам побольше народа бывает, — ответил спекулянт и понизил голос, — а тебе продать что-нибудь надо или достать?

— Да ничего особенного, сапоги нужны приличные, кожаные.

Юрчик перегнулся через прилавок, оценивая размер моей обуви.

— Трудно будет. Такие здоровые редко бывают.

— А ты постарайся, в накладе не останешься. Если что-то будет, я у Коляна квартирую.

— Ну, лады.

На этом мы расстались с местным олигархом. Я еще полчаса побродил по рынку, купил командирский ремень со звездой. На обратном пути зашел в промтоварный магазин и купил две ручки с набором перьев разных номеров и две бутылки с чернилами: синими и фиолетовыми.

Лекарству Колян обрадовался, хотел выдуть всю чекушку разом, но я ограничил его аппетит третью граненого стакана. Похмелившись, он «сгонял» отоварил продовольственные карточки, и мы перекусили прямо на коммунальной кухне. А потом Николай опять прежнюю песню завел.

— Ну дай чекушку, не обижай инвалида.

Давать очень не хотелось, больно смотреть, как человек спивается, но уж очень мне нужно было в его документы взглянуть. Скрепя сердце отдал. Когда он дошел до нужной кондиции, я задал интересующий меня вопрос.

— Коль, а документы у тебя есть?

— Есть, как не быть.

— А где?

— Там.

Николай махнул в сторону шкафа, который по причине больших размеров и соответствующей массы не мог быть вытащен из комнаты и пропит. На верхней полке нашлась чистая тряпка, в которую были завернуты паспорт, военный и профсоюзный билеты, а также проходное свидетельство, вещевой и продовольственный аттестаты, справка о ранении. Поразило низкое качество полиграфии и небрежность заполнения документов. Во время срочной службы мне один раз пришлось заполнять журнал наработки списываемого бензоагрегата за десять лет. Тогда я подделал почерк и подписи четырех офицеров, отвечавших за него в разное время. Комиссия ничего не заметила, как и отсутствие нагара в выхлопной трубе, и заводскую смазку на двигателе. Теперь у меня экзамен посерьезнее будет.

Начал со справки о ранении, используя справку дяди Коли в качестве образца. На имеющемся у меня бланке стояла печать эвакогоспиталя N1662, знать бы еще, где это. В графе «диагноз ранения» написал коротко — контузия. Так как никаких шрамов на теле у меня не было, только на душе, но их в справке не укажешь. Дату поставил тем днем, когда меня арестовали. На месте подписи начальника госпиталя поставил размашистую закорючку. Потом сменил ручку, чернила, почерк и взялся за аттестаты. Проходное свидетельство меня не заинтересовало, а с отпускным билетом пришлось импровизировать. Еще раз сменил перо и чернила. Выписал себе билет в Шиловский районный военкомат Рязанской области. Посмотрел, сравнил с Колиными — что-то не то. Сложил, чуть помял — все равно не то. Надо будет несколько дней потаскать их в кармане, чтобы потерлись и обмялись. А в остальном очень даже похоже. Добавил к ним свою красноармейскую книжку. Конечно, серьезной конторе, вроде СМЕРШа, эта липа на один зуб, но для обычного патруля прокатит. По крайней мере, я на это очень надеюсь.

В субботу базар увеличился в размерах и порадовал представленным ассортиментом. Мне удалось купить новые шаровары моего размера и выгоревшую на солнце пилотку со звездой. Отыскал и солдатский сидор, а также массу мелочей, необходимых в повседневном быту, уж с этой стороной жизни я был хорошо знаком. На все про все потратил почти три сотни. Единственное, чего найти не удалось, так это сапоги. А куда можно идти без сапог? Юрчик, на которого я возлагал большие надежды, только руками развел.

— Нет ничего. Размер у тебя уж больно здоровый.

Увидев мою расстроенную морду, смог только посоветовать.

— Иди по той улице. Через два квартала увидишь будку сапожника. Не говори, что я послал, мы с ним в контрах, но может что-нибудь и найдет.

Забыв поблагодарить торговца, я помчался в указанном им направлении. Сапожник призыву явно не подлежал — возраст у него был вполне уважаемый. Когда моя фигура нависла над ним, он даже не поднял глаз. Не торопясь он приколачивал накат на ботинки явно военного происхождения. Я деликатно покашлял — никакой реакции, пришлось ждать, пока он закончит. Наконец, дед закончил и обратил на меня свое внимание.