Горящие свечи саксаула - Анатолий Шалагин

А Иван Мякишев думал о том, что с божьей помощью стычка с хорунжим Милеевым, случившаяся нынче утром на глазах домашних и набежавших соседей, осталась без последствий. «А ведь мог подполковник – рассуждал он – и на гауптвахту посадить, или, чего еще хуже, выпороть прилюдно на городской площади».

Они подошли к коновязи, где стояла телега, на которой Милеев их доставил в Троицк, и Иван сказал:

– Ну, давай, Азат, или как там тебя – протянул он руку улыбающемуся киргизу, лицо которого, очистившись от коросты, уже не казалось таким страшным – ступай к своим сородичам. Они вечером с караваном уходят, так что скоро дома будешь…

Киргиз тряс в своих ладошках Иванову пятерню, что-то говорил в ответ и кланялся.

– Да ладно – смущенно говорил Иван. Потом он снял с телеги узел, в котором лежали тулуп и малахай киргиза, достал из холщевой сумки кусок хлеба, заботливо завернутый женой Анютой в чистую тряпицу, разломил его на две части, и протянул половину Азату – На вот… Это на дорогу тебе…

Киргиз еще раз поклонился Мякишеву, повернулся и зашагал в сторону менового двора. Вначале он робко и с опаской ступал по неродному городу, который казался ему ужасно тесным и шумным. Но чем ближе Азат подходил к меновому двору, тем шаг его становился быстрее. И, наконец, он побежал. Сын степей увидал своих…

А Иван еще долго смотрел ему вослед…

***

Последние две недели генерал-адьютант Василий Алексеевич Перовский просыпался спозаранку. Уже в четыре часа, когда степенная часть населения столицы еще спала, он был уже на ногах. Генерал выглядывал в окно и невольно вспоминал стихи своего приятеля:

«Пишу, читая без лампады,И ясны спящие громадыПустынных улиц, и светлаАдмиралтейская игла…»

Наступала прекрасная пора белых ночей, когда вечерние сумерки плавно перетекают в рассвет, когда гусары и студенты, потеряв счет времени, кутят, покуда дворники не начнут скрипеть воротами, когда поэты и писатели неистово творят, вдохновляемые своими музами, когда влюбленные, забыв обо всем на свете, придаются сладострастным утехам в своих альковах…

Перовский сладко потянулся, взял со стола колокольчик и позвонил. Вскоре явился заспанный лакей Семен, в душе проклинающий свою нелегкую долю и этого молодого барина, который вот уже две недели не дает ему покою. С трудом скрывая зевок, лакей сказал:

– Доброе утро, Василий Ляксеич.

– Да, Семен. И тебе утра доброго – улыбаясь, ответил Перовский – Умываться. И вари кофею. Только смотри не усни, а то опять убежит…

Лакей, шаркая по паркету стоптанными туфлями, направился на кухню, откуда вскоре раздался звон посуды.

Василий Алексеевич, дожидаясь явно неспешащего лакея, переоделся, раскурил бриаровую трубку, открыл окно и с удовольствием стал разглядывать красоты спящего Крестовского острова, принадлежащего сейчас князю Белосельскому. Туман, цепляясь за еловые лапы, медленно тек в глубину острова, оставляю за собой таинственно мерцающие капли росы. В неожиданном разрыве этого молочного, почти осязаемого, потока за старым ельником вдруг открылись белые колонны старого, но не утратившего еще своей былой величественности, дома некогда всесильного фаворита императрицы Елизаветы Петровны Алексея Разумовского, которому сам Перовский, по сути, был внучатым племянником. Но…

…Дочь Петра Великого взошла на российский престол в результате дворцового переворота, горячо поддержанного гвардией и радостно встреченного всеми слоями населения России, уставшего от бироновщины и засилья немцев в государственном управлении. Малолетний император Иоанн Антонович был смещен. В холмогорскую ссылку отправились и его родители Анна Леопольдовна и принц Антон Ульрих Брауншвейг-Беверн-Люнебургский. В дворцовом перевороте активное участие принимал и Алексей Григорьевич Разумовский, к тому времени уже состоявший в интимной связи с царевной Елизаветой. У фаворита, бывшего в свое время свинопасом на Черниговщине, подрастал младший брат Кирилл, которого, благодаря поддержке императрицы и ее фаворита, ждало большое будущее. К этому следует добавить, что Кирилл Григорьевич, возмужав, женился на близкой родственнице и фрейлине императрицы Екатерине Ивановне Нарышкиной. В этом браке было рождено 6 сыновей и 5 дочерей. В 1748 году родился старший сын Алексей – будущий действительный камергер, тайный советник, сенатор и министр народного просвещения империи. Повзрослев, Алексей Кириллович женился на одной из самых богатых российских невест – графине Варваре Петровне Шереметевой. Однако, семейная жизнь не заладилась. И, хотя супруги прожили вместе 10 лет и родили пятерых детей, в 1784 году они расстались. При этом дети остались на воспитании отца. У Алексея Кирилловича была тайная любовь – мещанка Мария Михайловна Соболевская, которую Разумовский любил трепетно и самозабвенно. В этой связи, которую влюбленные не афишировали, но о которой знали многие, родилось 10 детей, каждому из которых отец дал достойное образование и обеспечил небедное существование. По установившейся тогда великосветской традиции все дети, рожденные в адюльтере, считались «воспитанниками» сластолюбивых графов или князей. Им давались вымышленные фамилии, и, зачастую, подрастающие дети даже и не догадывались, кем были их родители.

Одним из таких «воспитанников» Алексея Кирилловича Разумовского стал родившийся в 1794 году Василий Алексеевич Перовский. Тайну своего появления на свет он знал. Но никогда этим не кичился и даже стеснялся своей нечаянной великосветкости. И сейчас, глядя из окна дома, взятого в аренду у князя Белосельского, на былое родовое гнездо Разумовских, Василий Алексеевич вдруг отчетливо вспомнил, как пятилетним мальчиком он впервые повстречался со своим дедом, который в ту пору, хотя, и отошел от больших дел, но выглядел торжественно-величественным. «Наверное, это царь» – подумал юный Перовский, увидев перед собой красивого седовласого старца с мягкой улыбкой на лице. «Царь» глянув с высоты своего роста на чернявого мальчугана, улыбнулся и произнес:

– Наш.

А потом этот самый «царь» присел на корточки перед ребенком и, протянув к нему свои большие руки, вдруг схватил его и поднял над собой.

– Так вот ты какой, Васятка…

А мальчик расплакался в рев… «Царь» смеялся, подбрасывая юнца к потолку. И неизвестно, сколько бы все это продолжалось, если бы не мать, которая заботливо взяла сына на руки, сказав фельдмаршалу:

– Уроните, Кирилл Григорьевич…

На что баловень судьбы резонно заметил:

– Я, Мария, своего не роняю.

Вспоминая сейчас этот эпизод своего детства, Перовский невольно улыбнулся…

– Опять с утра дымите, Василий Ляксеич… – послышалось за спиной. Это наконец-то явился лакей с кувшином воды и чистым полотенцем.

– А, Семен… – очнулся Перовский от своих воспоминаний – Давай быстрей умываться. А то дела стоят.

Он с удовольствием фыркался под струей холодной воды. Брызги летели во все стороны. А потом Перовский стал, насвистывая что-то, растираться полотенцем. От вида такого моциона лакея пробрал озноб, и он быстрее удалился на кухню варить барину кофе.

…От дел, которые наваливались на Перовского по долгу службы, он никогда не отлынивал, относясь к ним с энергией, дарованной ему природой, и дотошностью, воспитанной в нем отцом. Алексей Кириллович, давая наставления своему «воспитаннику», нередко говаривал:

– Ты, Василий, должен понимать, пока я жив, будущее твое – моя забота. Но я не вечен. Поэтому в этой жизни ты должен уметь добиваться всего сам. И для этого ты просто обязан постоянно учиться, постигать что-то новое… Остановишься, слетишь на обочину…

И Перовский учился. В юности – в Московском университете, потом – в школе колонновожатых. Накануне нашествия Наполеона он – уже прапорщик в армии Багратиона. Юноша учился и там. И даже когда началась война, семнадцатилетний Перовский учился. У простых солдат и седовласых генералов, у казаков и священников… А потом случился плен. Такой неожиданный и до слез обидный. Два года неволи и унижений не прошли для него даром. Он в совершенстве стал владеть французским, английским и итальянскими языками. И уже после освобождения неожиданно для себя он попал в адъютанты самого Кутузова, который однажды сказал Перовскому:

– Вас, Василий Алексеевич, бесспорно, ждет большое будущее… Если только Вы не утратите свое великолепное свойство слушать всех, а говорить с немногими.

Наверное, великий полководец где-то кому-то что-то сказал. Но вскоре Перовский очутился в свите наследника престола, великого князя Николая Павловича. Они были почти ровесниками. И это их сближало. У молодости свои измерения – бывало, что Перовский говаривал наследнику и «ты»…