от любви до ненависти... - Людмила Сурская

Тем не менее, молодой царь шёл вперёд. Победа над внутренними врагами развязала ему руки и укрепила. Радоваться бы, а он вернулся сам не свой. Думает день и ночь и глаза чудные. Так и есть, Пётр часто и подолгу молчит, словно всматриваясь и вслушиваясь во что-то неведомое, покинутое им за тридевять земель. Кто мог бы читать его мысли, прочёл бы. Думал: как перенести то, что он видел сюда, на русскую землю. Сделать лучше, краше… Жалел, что жизнь одна, не успеет. Но кручиной делу не поможешь. Царь со всей своей энергией принялся за дело. Сам на ногах от зари до зари и в плотниках, и в копоти печей мастеровым. Он и сам не замечал, как менял всё вокруг. Торопился не до уговоров. Именем гнева заставлял красавиц чистить зубы порошком. На русских землях такого отродясь не было. Наоборот чернили углём, чтоб кожу отбелить на тёмном фоне, чтоб кариес проглядывал. Кто б подумал, а именно он определял уровень достатка. Бедные сладкое не ели. Порчены зубы кариесом — богат. Вот Пётр и лютовал. Брились бороды, бывало что в присутствии царя и его увесистого кулака. Менялось платье: кто хотел занять определённое положение должен был носить немецкое платье. А носить его не умели. А Петру зараз всё подавай. Вот и вколачивал учение кулаком и гневом. На пиры должны приходить с жёнами и дочерьми, которым одетым быть полагалось в английского и голландского образца платья. Девиц повелено обучать политесу, музыке, грамоте… И это вместо уединения светёлок и теремов. По старым традициям молодым нельзя было видеться до свадьбы. Царь отменил сие. Царь своим указом велел сначала устраивать молодым свидание и заявлять о предстоящей свадьбе. И только спустя шесть недель могло быть венчание. То есть он давал время паре на раздумье. Это было покруче бород и зубов. Бедный Пётр! Достаточно отрезать бороды и дать свободу женщинам, чтоб заиметь множество врагов. А царь шёл дальше, меняя быт и архитектуру: Пётр заставлял строить просторные дома по проектам итальянских зодчих и это вместо келейных теремком с окошками в кулак. Пётр подписал указ о величине трудового дня и производственных штрафах. Это был первый в истории России акт трудового законодательства. Величина трудового дня определялась царём в 14 часов с 3-х часовым перерывом. До этого работник эксплуатировался по надобности — хоть сутки. Конечно, это не нравилось владельцам людей, заводов и т. д. Пётр на все страхи лишь усами шевелил и шёл дальше. Учились языки, отправлялись недоросли за границу, кто уклонялся — царь отбирал право на женитьбу. Во всех городах открывались военные и гражданские школы, составлялись новые учебники, произведена перемена в летоисчислении. А ещё Пётр издал указ — никто да не будет обвенчан без любви и взаимного согласия. До этого в России веками браки устраивались исключительно по воле родителей. Да Пётр и сам прошёл через это, вот и не хотел, чтоб у других было так же. Царь отделял новое время от старого жирной чертой. И строился, строился по кораблю флот. «Корабли нужны на волнах не валкие, в любую непогодь ходкие», — гудел Пётр. Такими свои корабли видел он и такими строил. Его крутило и вело вперёд смелость да удалое молодечество. Он был уверен, что вымпела русского флота будут виться на всех морских дорогах. Пётр по крупицам строил флот и выстроил его. Русская эскадра выйдет в открытое море. Придёт время и его военные корабли будут искать встречи с самым сильным флотом мира — шведским. Он затеял большое дело, а его исполнение не возможно в раз. Это как лестница. Он поднимался по ступеньке. Там на вершине его цель — сильная и европейская Россия. И он уверенный в своей правоте поднимался туда, знал дойдёт не сам так его потомки… Строилась и новая армия Петра. После подавления стрелецкого восстания Пётр распустил ненавистное стрелецкое войско. Взамен его стали набираться регулярную армию. Первоначально — на добровольной основе. Ядро — потешные полки. Позднее в государстве была введена воинская повинность. Солдату выдавалось жалованье 11 рублей, «хлебные и кормовые запасы». Были такие, что тикали от воинской повинности, но основная масса шла. В деревнях голодно, с барщины еле-еле приползают, без вина пьяные. А тут всё-таки корм, крыша, одёжа недурная, грамоте учат. Бумагу дают, скрипи знай гусиными перьями. Опять же, казна про тебя думает. Путь наезженный, наперёд обозначенный. Надеялись: кто с головой — не пропадёт. Особливо теперь, когда царь дал дорогу разумным. Было сформировано три пехотные дивизии. Одновременно шло формирование регулярной кавалерии — драгунских полков. Имелась полевая и осадная артиллерия. В основном рядом с ним была горячая кровью молодёжь. Она стояла у руля любого начинания. Пётр, распетушившись после победы над внутренним врагов, принялся за внешних. Цель — моря: Азовское и Балтийское. А так же объединение русских земель: белорусов и украинцев. Он двинул русскую армию в Азовские походы. Фактически он был главнокомандующим русской армией. В результате Россия овладела турецкой крепостью Азов открывшей выход из реки Дон. Получается, укрепилась на берегах Азовского моря. Там была заложена по замыслам Петра Таганрогская гавань, что способствовало выходу русского флота на просторы Русского моря (Чёрного). Только на большее пока силы не хватало. Проливы держала в своих руках Турция. С ней тягаться пока жилы тонки. Всему свой черёд. Пётр развернул свой взор на север. Именно там, в загребущих руках Щвеции стонали древние русские земли и города Финского залива. Пётр понял, что именно Балтика даст стране выход на международные торговые пути. Но первый поход был проигрышным. Союзник Дания, склонив голову перед неприятелем, убежала. Из Августа союзник оказался тоже плохой. Пушки слабые ими даже не смогли пробить стены. По раскисшим дорогам не сумели подвести ни продовольствие, ни боеприпасов. Иноземец главнокомандующий первым сдался. Европа над Петром посмеивалась, а он ничего. Замирился со всеми и опять за своё… Корабли, пушки, конница, пехоту учить воевать. Не без того — ногти кусал, щёки дул, а глаза горели огнём. Вернулся и за дело. Злой, но готовый к новым баталиям. «За одного битого, трёх небитых дают», — приговаривал он, собирая новое войско и оснащая его лучшими пушками и снаряжением. — «Не проиграешь, не научишься воевать». Он не кривил душой. Теперь он знал, как и чем воевать. Всё планировал и разрабатывал лично сам. Проверял и перепроверял тоже сам. Иноземцев брал проверенных, тех, кому доверял. Подготовка проходила под его контролем.

Кэт рано осиротела. Именно осиротела, потому что у неё умерла мама. Всем известно — потеря мамы — сиротство. Отец, любивший жену до безумия, сходил с ума. Чем бы это всё кончилось неизвестно, но в местечке появились посланцы далёкой Московии. Они набирали мастеров на царские верфи. Отец был таким. Вот подумав и решив, что ему лучше уехать от могилы жены подальше, дал согласие. Так маленькая девочка оказалась в далёкой и холодной Московии, которая была похожа в те годы на взбаламученное море. Сначала она тосковала по дому и была очень несчастна. Чтоб избежать проблем, и проще было держать ребёнка возле себя, отец постриг её и переодел в мальчика. Думал, прикидывал, что и как, естественно, не одну ночь. Оно понятно, что нехорошо кривить душой, но совершенно не обязательно каждому объяснять ситуацию, которая сложилась в твоей семье. Это вовсе не обман, просто каждому встречному и поперечному не надо знать всё. Никому ж вреда от того маленького обмана нет. Так Кэт стала Карштеном. Отец просил быть благоразумной. И выражал надежду, что ему никогда больше не придётся говорить с Кэт на эту тему. Она обещала. Всем известно, что обещать всегда легче… Девочка сначала плакала, не хотела перевоплощения, а потом привыкла и вскоре нашла это даже удобным. Не надо плести косицы к тому же удобнее лазать по стапелям в штанах нежели в юбках. Опять же, всегда рядом с отцом. Девочке же такой перспективы никто не предоставил бы. Понятно, что на верфи, как в деревне каждый у каждого на виду. Но ей сходило переодевание с рук. Ну, конечно, её спрашивали. Заученно врала. Так заученно, что сама уже верила. Понятно, что не хорошо, только терпеть надо и врать поскладнее. Время идёт ложь накапливается. От вранья самой иногда противно становится. А что делать? Попробуй она скажись девчонкой, что будет, страшно подумать… А так всё пока получалось, ей все были рады. Мужики оторванные от семей скучали за детишками. Непременно у кого-то растёт такой же сын, как она. Ну непременно точь — в — точь. О детях своих на отдыхе при ней говорят много. Не без того, каждый норовит накормить и чаем морковным напоить, а ещё гостинчиком каким одарить. Все хорошие. Как получится дальше она не знает. Мальчишки на верфях ещё были, но с ленцой. Каждую минуту норовят нырнуть в своё — дрыхнуть. Пристроются куда — нибудь и клюют носом. Их кричат, кричат… Наработаешь с такими помощниками. А она всегда под рукой, бежит на каждый зов. А ещё ей нравилось сидя за вечерним котлом, обжигаясь с кашей, слушать разные интересные истории. Кэт привыкла к чужой стране и прошлое приходило только по ночам издалека печалью. Боялась одного — больших мужицких драк. Это когда мужики слово за слово, за шагом шаг — сходились сначала вплотную двое, долго не рассусоливали. Один хрястнул по скуле. Второй в нос. Потешающиеся сначала зрители и сами не моргнув глазом оказывались в куче мале. Кто-то кого-то задел, кто-то ножку подставил и стенка ринулась на стенку. Очень смешно и очень грустно. Ох, как Кэт боялась синих рож и крови. Её законопослушного отца приводили в чувство обычно первые же окрики: — «Разойди-и-ись, мать вашу!» Всегда спокойный и рассудительный отец, получив тумаков в такой кутерьме, слизывая кровь с рассечённой губы, сердито говорил:- «На какой щёрт, я туда полез! Русские все ненормальные, а я зачем полез…» Кэт тоже удивлялась, но приспособилась со временем и к этой особенности здешних людей. Смирилась и с тем, что работы у отца было под самое горло. Не обращала внимание на рабочую толчею, на не переставая стучащие топоры и грохочущие молотки. Стучат, значит, есть работа. А для отца тот лязг пил и стук молотков были любезны сердцу. Это была его стихия. Он в ней жил. Хотя она изматывала и отбирала все силы. Потому как они отдавались этому полностью. Жили для того, чтоб строить. Для каждого корабельщика корабли были, как детки. Они и относились к ним примерно так же. Отец работал на первой верфи Петра, которого все называли за глаза мудрёным словом — царь. Что это означало, Кэт не знала. Думала, что что-то важное. Потому что он может одним движением бровей загубить чью-то жизнь, и наоборот, способен вознести до небес. И тех и тех вокруг него много. Странный он человек противоречивый. Хочет быть и барином и холопом. Причуд — пруд пруди. За царское титулование наказывал престрого. Отсюда все называли его просто — Питером. Отменил падать ниц. Работал до пота. Ел со всеми — похлёбку, кашу пшённую, приправленную постным маслом, сметал так же как и мужики хлебные крошки на ладонь и кидал в рот. Одевался по-простому и много читал. Крестил детей и посещал жилища простых людей. Кэт, хоть и мала была, а присматривалась; весь вид его говорил об уме, рассудительности и величии. Вопреки тому, что говорили в городе, он не был эгоистичным и бессердечным. Ему нельзя закинуть упрёк, что он не заботиться ни о чём, кроме собственного комфорта. А так же на взгляд девочки царь был весьма привлекательным. Он высок, сложен точно греческий Бог с картинки, которая была у Кэт. Чёрные густые волосы ложились на шею волнами. Кругловатое лицо венчал высокий лоб. Тёмные живые глаза дополняли два крыла красивых бровей. Прекрасный нос, пухлые губы и маленькие усики завершали его портрет. Усики ей не нравились, когда он щекотал ей по малолетству пузонько и щёки. С его появлением девочка задумчиво шмыгала носом и расплывался от уха до уха. Сейчас подросшая Кэт болтаясь рядом, — подай, принеси, помогала. Всё лучше что-то делать, чем так слоняться. Первый раз Петра увидела тоже там. Молодой, горячий, красивый, волос густ и кудряв, лоб высок, он совершенно не был похож на вельможу. Ходил в такой же холщёвой одежде, что и другие работники. Правда штаны не обычные и ботинки кожаные. Волосы на манер мастеровых повязывал платком или перетягивал лентой. Ел со всеми вместе и руки у него были такие же, как и у всех работников: грязные, израненные, в синяках, наработанные. Плотник как плотник. Топор из его рук не валился. Кэт любила смотреть, как он умело щепу кудрявил и крякая тесал деревья. Только торопиться очень, а мастера присаживают его: — «Поторапливаться сам бог велел, но с головой». Учили, значит, его уму разуму. Сердился, а науку принимал. Срывался, когда перехлёстывали. Тут огрызался: «Будя тебе. Понял я всё. Аль давно батагов не ел?» Каждый человек к цели по-своему идёт. Цели разные и пути разные. Пётр не шёл на ощупь, его путь лежал через себя. А цель велика — мощь и слава Государства Российского. Она не раз жалеючи приносила ему ковшик с водой, и его сильные руки подкидывали её к облакам.