Знамя Журнал 7 (2008) - Журнал Знамя

Когда б не Лермонтов, сказавший всё о ней!

Когда бы мысленно я не задёрнул шторы,

Уйдя от глупости, отпрянув от вранья.

Когда б не смерть, скажу, благодаря которой

И мрачность радостна, как был бы мрачен я!

* * *

Венера, спящая, как облако в горах.

Продолговатое, оно чуть-чуть клубится.

Такого белого нигде в других мирах

Нет, да и нам оно, всего скорее, снится.

Визионеры мы, и так пейзаж холмист,

И так задумчиво во сне лицо богини…

Хвала художнику: он иллюзионист,

А не ремесленник и знает тайну линий.

Спи, темнокудрая! Кого любили мы,

Те тоже спали так, закинув кверху руку

Углом под голову, и сладкие холмы

Вздымались, холмики, подобные друг другу.

А то, что спящая открыта всем ветрам

И ветры зрячие, как мы, а не слепые,

Смущаться нечего, - уж точно, что не нам!

Даст Бог, и горести нас не смутят любые.

* * *

Я и забыл, что мы купили ёлку.

Мне не спалось; я в комнату другую

Вошёл - она там пахла втихомолку

И уводила в глушь, бог весть какую.

В лесные дебри, сумрачную чащу,

В томленье зноя хвойного и бреда,

И в этой сладкой тьме животворящей

Она шепнула мне: не надо света!

И опустил я поднятую руку,

Не стал слепящей люстры зажигать я,

И мне казалось: рады мы друг другу

И заключён я в жаркие объятья.

На фоне книг, при стульях и комоде,

В глубокой тьме полуночного часа,

О, вот она, любовь моя к природе,

Как ни смешно звучит такая фраза!

* * *

На кладбище, можно сказать, машинально,

Задумавшись, я посмотрел на часы:

Без четверти три. Населённая спальня

Средь чахлых берёзок и красной лозы.

Все спят. И неловкость свою перед всеми

Почувствовал я и как будто вину.

И всё-таки чудо по имени “время”

Во всю свою вдруг проступило длину!

Со всей своей горечью жгучих вопросов

И яркою щедростью бренных даров.

Зачем же его презирать так, философ,

Зачем же третировать так, богослов?

Оно и великие мысли вмещает

В себя и бессмыслицу этого дня,

Идёт, и летит, и крадётся, и тает,

И много ль осталось его у меня?

В поезде

К вокзалу Царского Села

Не электричка подошла,

А поезд сумрачный из Гдова.

Уж очень плохо освещён.

Но проводник впустил в вагон

Нас, не сказав худого слова.

Сидячий поезд. Затхлый дух.

Мы миновали трёх старух,

Двух алкашей и мать с ребёнком.

Спал, ноги вытянув, солдат.

Я оступился: Виноват!

И как на льду качнулся тонком.

Садитесь, - нам сказал старик

В ушанке. Сели. Я приник

К окну. Проехали Шушары.

Сбежала по стеклу слеза.

Езды всего-то полчаса.

Уснул бы - снились бы кошмары.

Одно спасенье - ты со мной.

И, примирясь с вагонной тьмой,

Я примирюсь и с вечной тьмою.

Давно таких печальных снов

Не видел. Где он, этот Гдов?

Приедем - атлас я открою.

* * *

“А кем ты хочешь быть?” - я мальчика спросил.

Ведь надо же спросить о чём-нибудь ребёнка.

Отцу его уже сказал я: “Как он мил!”,

Макушку потрепал и улыбнулся тонко.

А чтобы подсказать ответ и поскорей

Отделаться ему от праздного вопроса,

Сказал, что я хотел быть лётчиком - смелей

Всех лётчики, планшет в руке и папироса.

Но мальчик так молчал, как если б глух и нем

Он был. - “А, - говорю, - матросом! Нет? Шофёром!” -

Ребёнок помрачнел и вдруг сказал: “Никем”.

И мне пришлось отстать от мальчика с позором.

* * *

Здесь травы так густы, а склоны так пологи,

Что чувствуешь себя на сказочной стезе,

И хочется спросить у скромницы-дороги:

Ты тоже в Рим ведёшь и бредишь им, как все?

Тогда велосипед я старый свой пришпорю,

Тогда не поверну, одумавшись, назад:

Я к Риму путь держу, а мимоездом - к морю -

Пристанищу стихий, убежищу наяд.

Прибытково, Межно - счастливые названья,

И, может быть, в веках им слава суждена:

Не надо громких дел, а было бы желанье

С дороги разглядеть другие времена.

Пространство, может быть, ещё одна химера.

Влеки с холма на холм меня и вразуми:

Быть может, час езды отсюда до Гомера,

А время вообще придумано людьми?

Александр Нежный.Послесловие к власти.

Заметки о книгах С.А. Филатова «Совершенно несекретно»

и «По обе стороны…»

Об авторе | Александр Иосифович Нежный родился в Москве в 1940 году. С восемнадцати лет работал в газетах - сначала в «Московской правде», затем в «Труде». Исколесил как разъездной корреспондент всю страну. Опубликовал множество статей. Печатался в журналах «Новый мир», «Дружба народов», «Знамя», «Звезда», «Нева», «Грани», «Континент». Автор художественной и документальной прозы. Продолжает работать над романом, охватывающим семь десятилетий нашей жизни. Член Союза писателей Москвы.

С промежутком в шесть лет Сергей Александрович Филатов выпустил две книги: одна о том, как он был во власти («Совершенно несекретно»1), а вторая («По обе стороны…»2) - ну, скажем, если не обо всем, то об очень многом. Тут и российский политический олимп конца минувшего и начала нынешнего столетия: разнообразные персонажи, которых автор встречал в коридорах и кабинетах власти, размышления о роли России в мире, культуре, истории - словом, нечто вроде зеркала, отражающего знакомые черты возлюбленного Отечества.

Надо ли напоминать, кто такой С.А. Филатов? В кругах российской интеллигенции его имя совсем не пустой звук, но память забывчива, и, кроме того, сколько новых людей народилось с тех пор, когда он вступал в большую политику! Говоришь с каким-нибудь еще довольно молодым человеком, бойким, цепким, денежным - из той породы людей, которые будто прибыли с другой планеты, хотя, быть может, это я сверх меры задержался на этой, - и зачастую вдруг чувствуешь некую оторопь. Боже мой! Он не пережил чудных ожиданий первых лет перестройки! И с перехватившей горло тоской и ощущением краха всех надежд не слушал выступления Лукьянова и даже не знает, кто это такой! И маленькие лебеди перед ним ни разу не танцевали! И три августовских дня и три ночи он не стоял в народном кольце у Белого дома или не сидел внутри, как сидел там я, размышляя, приметит ли ворвавшийся боец «Альфы», что в руках у меня не пистолет Стечкина, каким, к примеру, мужественно поигрывал передо мной один депутат, а всего лишь диктофон, записавший, между прочим, пламенные речи о. Глеба Якунина и мощный храп генерала Калугина. И не чуял разверзшейся осенью девяносто третьего бездны гражданской войны. И не сгорал в пожаре мучительного стыда и бессильной ярости при виде огромной и жуткой могилы, которой у всех на глазах стала Чечня. А с другой стороны, не застал он всего этого - и слава Создателю! В роковые минуты мира жить трудно - особенно если они растянулись на годы.

Исходя из вышеизложенного, я напоминаю: Сергей Александрович Филатов, толковый инженер и кандидат технических наук, лауреат Государственной премии СССР в области науки и техники, в девяностом году был выдвинут и избран депутатом Верховного Совета РСФСР, был секретарем президиума и первым заместителем Председателя президиума Верховного Совета. Вершина его политического восхождения - пост главы Администрации президента РФ, каковой он занимал с девяносто третьего по девяносто шестой год. Покинув Кремль, Филатов не оставил общественной деятельности. Он организовал Фонд социально-экономических и интеллектуальных программ, Конгресс российской интеллигенции, у него куча забот о молодых писателях России, издательские проекты, один из которых - уникальная «Антология выстаивания и преображения», уже насчитывающая девятнадцать (!) томов горькой, страшной и высокой правды о человеке, сохраняющем достоинство в нечеловеческих условиях… У него, наконец, свои книги.

Я думаю, он трудился над книгами вовсе не из желания (как это зачастую случается с отставными генералами власти) свести счеты со своими политическими противниками. Он твердо помнит: Мне отмщение, и Аз воздам. Коржаков ловчился как можно больней лягнуть бывшего своего патрона, Филатов других кровей… Даже своего упорного недоброжелателя Руслана Хасбулатова он не мажет сплошь черным, а со сдержанностью порядочного человека отмечает его поразительную работоспособность, острый ум, точное, подчас едкое слово и организаторский дар. Правда, этот невысокий горец с трубкой в зубах мало-помалу стал словно бы вызывать из небытия тень другого горца, душегубца и мужикоборца, - прежде всего своим жадным стремлением к власти. Аппаратная игра, в которой поднаторел Хасбулатов, его изощренное мастерство «интриги и лжи»3 - все это сыграло «роковую роль»4 во взрыве осени девяносто третьего…