Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Так что? - пассажир продолжал смотреть внимательно, любуясь произведенным эффектом. - Давай к нам прокатимся, актик составим: вымогательство да еще с угрозами. И родственников возишь на служебном транспорте. Тут, в Домодедове, недалеко.
- Да какие же угрозы? - хмуро произнес отец. - Я пошутил.
- За такие шутки, знаешь...
- Мы что, не свои люди?
- Видно, не свои, раз глаз не наметан, у кого брать.
- Ну ошибся, сосчитаемся! У тебя когда день рождения?
- Не все ли равно?
- Может, скоро? У меня для тебя подарок есть.
- Другой разговор. Только это будет взятка. Да еще при свидетелях, обэхаэсник покосился на Машу, захлопнул удостоверение и спрятал в карман. Что за подарок? Я тороплюсь.
Пришлось подняться с сиденья, пойти к багажнику и вытащить пару бутылок водки.
- Держи, не разбей! "Столичная". Себе купил.
- На ночь что ль запасся? - спросил клиент, ввертывая бутылки во внутренние карманы пиджака. Ладно уж, на этот раз езжай. Я сегодня добрый.
Отец проводил его глазами и уселся за руль.
- Скучаешь? - он завел мотор, и рукой, пахнущей маслом, похлопал дочь по щеке. - Заплатил по счетчику, и на том спасибо, верно, Маш?
Она кивнула.
Возле аэровокзала он съехал на стоянку, пробрался поглубже между машин, опустил щиток с надписью "Обед". Маша тихо сидела, держась за клетку, и следила глазами за отцом. Он толкался у выхода из аэровокзала, наметанным глазом отбирая подходящих клиентов. Привел одного и, усадив в машину, велел ожидать. Потом привел второго. Оба ждали молча, озираясь по сторонам. И Маша молчала. Вдруг она увидела в окошко, что отца бьют.
Били его прямо возле выхода, у стеклянных дверей. Их трое, а он один. Маша закричала и бросилась на помощь. Клубок крутится - не поймешь, кто где. Бежать далеко, машины сплошным потоком поперек. Плача, она ухитрилась схватить отца за рукав. Но тут же ее сбили с ног, даже не заметив, как она откатилась к стене. Хорошо, что откатилась, а то бы убили и тоже не заметили.
- Прекратите, кому говорят!
- А ну разойдитесь!
Клубок стали растаскивать двое милиционеров, по лени вмешиваться не собиравшихся, но построжавших, когда ребенка сбили на виду у публики. Драка иссякла. Отругиваясь и грозясь посчитаться, отец пробрался между чужими руками и ногами, получил еще удар в спину, но уже увидел дочку, стал на колени и поднял ее на руки.
- Ты цела?
- Цела, цела, - повторяла рыдая Маша. - А ты? Ты?
Он принес ее в машину, усадил, и сам сел. Глянул на себя в зеркало, оторвал кусок газеты и молча стал стирать кровь с подбитой губы. Под глазом назревал подтек.
На заднем сиденье, плотно прижатые двумя большими чемоданами, покорно ждали клиенты.
- Что там? - спросил пассажир с "дипломатом" в руке.
- Суки! - цедил отец. - Хотят, чтобы делился. С вас, значит, с каждого, по двадцать пять, а им отдай двадцать пять с рейса ни за что. Не то, говорят, шины будем резать. И легавые с ними заодно. Пусть застрелятся, не дам! Как жить, а?
- Надо платить, - рассудительно высказался пассажир с "дипломатом". - Платить, а то порежут. И зубы протезные дороже своих. Такое дело: плати или убьют. Хотя для конкретного случая все одно: дал бы им двадцать пять, а за это спокойно взял бы третьего пассажира. А так не дали. Правильно я рассуждаю?
Другой клиент, средних лет деревенский мужик, тихо сопел, забившись в угол, и на всякий случай в дебаты не вступал.
- Машка, ты в порядке? - отец немного успокоился и повернул ключ зажигания.
- В порядке, - неуверенно прошептала она, все еще всхлипывая и разглядывая содранные коленки.
- Тогда поехали. Матери не говори, что драка была.
Отец опять закурил и вышвырнул в окно пустую пачку. Маша проводила ее глазами. Пачка взмыла вверх, затрепетала в воздухе и шлепнулась на асфальт. В этот момент встречный грузовик поднял ее в воздух. Взлетев, пачка опять упала, заковыляла и тут же распласталась, придавленная другим колесом.
По обеим сторонам шоссе замелькали желтые, облезлые деревья. Пошел дождь, зашлепал по стеклу один дворник. Другой оказался поломанным. Отец матюгнулся, а потом, поглядев на Машу, в более вежливой форме стал клеймить позором напарника Тихона, который выжимает из машины бабки, ни о чем не заботясь.
- Небось, и сцепления не сделал, потому что на слесарях сэкономил, ворчал он. - Или ждет, чтобы я его у барыг купил.
Пока они развозили двух пассажиров по Москве, на Таганку да на Зорге, совсем стемнело. Зато дождь прошел, только воздух остался сырым и зябким. Маша стала кашлять, мерзнуть, съежилась и положила ладошки между коленок. Отец включил печку. Снизу подул теплый воздух, стало уютно, почти как дома. Девочка заморгала часто-часто и стала смотреть на счетчик, чтобы не заснуть. Цифры прыгали, прыгали, прыгали. Люди выбирались из машины, влезали новые, мокрые. От них летели брызги, и Маша морщилась. Она сидела, вцепившись руками в сиденье, и смотрела вперед, на грязный асфальт, который убегал под машину.
- Все! - крикнул вдруг отец, да так громко, что Маша вздрогнула.
- Эй, довези, дяденька, чего тебе стоит!..
- И за сотню не поеду. В парк, девочки, еду, в парк! Время вышло. Видите, ребенок совсем спит?..
Одна из девочек наклонилась, просунулась в окошко и сипловато спросила:
- А порошочка нету?
- Нету, нету, - бросил он, отцепляя ее руку от дверцы и трогаясь. Этим не балуюсь. Других спроси!
- Зубного порошочка, пап?
- Конечно, зубного! Видала их рожи? То-то!
Маша опять задремала, а открыла глаза на въезде в парк.
4.
Тут было темно, и стоял длинный хвост машин. Отбивала Андреич, протягивая из окошечка руку, брал у каждого путевку, опускал под стол, а затем вытаскивал и грохал штемпелем. Отец тоже достал свою путевку и, как все, сунул в нее деньги, чтобы ему не отметили опоздания, подумав, добавил за вопрос о Маше и сложил путевку вчетверо.
Въехали на мойку, и отец опять вынул рубль и сунул в халат старухе-мойщице, которая включала щетки и тряпкой протирала заднее сиденье.
- У тебе здеся чисто, блевоты нема! - сказала мойщица, но рубль взяла.
Они опять протискивались в лабиринте машин с зелеными огнями. Возле забора отец остановился и стал раскладывать деньги из разных карманов на сиденье, бурча себе под нос:
- Это в кассу, это слесарям, это бригадиру, это начальнику колонны...
- А бабушке? - спросила Маша.
Не отвечая, он прикидывал, сколько в той трети, которая пойдет от начальника колонны пополам директору таксопарка и секретарю партбюро. Директор треть своей шестой части отдаст начальнику районного ГАИ, а секретарь партбюро - секретарю райкома. А уж кому далее и какие доли, нас не касается. Там свое не прозевают.
- Погоди-ка! - он пересчитал кассу. - Не сходится же...
Вздохнул, закрыл глаза и, положив голову на руль, полежал.
- Маш! - крикнул он. - Денег-то в выручке не хватает. Старика бесплатно везли, а еще?.. Видно, в драке у меня из куртки выдернули. Четвертачок дай-ка обратно!
Она порылась в кармане платья, извлекла бумажку.
- Так... А червончик на, Маш, спрячь...
Вылезал он из машины медленно, долго растирал затекшую спину.
- Пап, а дяденька, который велел Тихону звонить, хороший?
- Чего?!
- Тот дяденька, который со скрипом...
Посмотрел он на нее, устало вздохнул и не стал отвечать. Только зло хлопнул дверцей и исчез между машин. Когда отец вернулся, Тихон уже сидел на сиденье, на его месте, рядом с Машей.
- Ну и дочка у тебя, юмористка. Сколько, спрашиваю, взяли за день? Дак она мне червонец показывает. Ха!
- День плохой, правда.
- Хитришь, поди. У Клавки приобрел что надо? Я за твое здоровье нагребу.
- До свидания! - вежливо сказала Маша, вылезая на холод.
- Ха! Прощай, цыпленочек!
Взяв дочь на руки, он понес ее, как маленькую. Хорошо, что дождь перестал. Она обняла отца и уткнулась ему в шею носом. Шея пахла шашлыком, бензином и еще чем-то сладким. Автобуса они ждали долго. К себе в Бескудниково, которое отец называл Паскудниковом, дотащились не меньше чем за час. А вышли из автобуса - у Маши застыли ноги и спать расхотелось.
- Пробегись немного, согрейся, - во дворе отец спустил ее на землю и побренчал в кармане мелочью. - Я за углом сигарет куплю, если открыто.
Во дворе еще повизгивали железные качели. Две девочки в темноте раскачивались, кто выше. Маша подошла к ним.
- Я на такси целый день каталась. Думаете, нет? - она порылась в кармане.
- У меня десять рублей есть. Настоящие. Давайте в шашлычную играть...
Когда отец вернулся во двор, Маши уже не было. Он поднялся по лестнице, открыл своим ключом дверь и громко сказал:
- Вот мы и дома!
- Это еще что? - жена обнаружила в его руках клетку.
- Попугайчик волнистый.
- Волнистый? А говоришь, я барахольщица.
- Это не барахло. Машка просила...
- Ты и рад стараться! Да где она-то?
- Разве ее нету?
Он бросил клетку на пол и, оставив дверь открытой, побежал вниз.
- Бабушка, которая хотела стать деревом - Маша Трауб - Русская классическая проза
- Биография с библиографией - Юрий Дружников - Русская классическая проза
- Парадоксы кампуса - Юрий Дружников - Русская классическая проза
- Куприн в дегте и патоке - Юрий Дружников - Русская классическая проза
- Допрос - Юрий Дружников - Русская классическая проза
- Мой первый читатель - Юрий Дружников - Русская классическая проза
- Розовый абажур с трещиной - Юрий Дружников - Русская классическая проза
- Изгнанник самовольный - Юрий Дружников - Русская классическая проза
- Трагедия старшего поколения - урок для нас (Интервью с Юрием Дружниковым) - Юрий Дружников - Русская классическая проза
- Виза в позавчера - Юрий Дружников - Русская классическая проза