Рейтинговые книги
Читем онлайн Генерал коммуны - Евгений Белянкин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 50

«Пижон несчастный, — горячился в душе Сергей. — Брюки в расклеш, два разреза на пиджаке, а извилин, видимо, маловато! Нарядили на свою голову».

— Скажи мне по совести — ну почему такие Иваны на свет родятся?

Иван молчал.

— Люди родятся для дела… А ты?

— Сергей, хватит. Нет у меня ни злости, ни подлости.

В прихожей тяжело зашаркали сапогами. Пришел Шелест, и Иван обрадовался ему. Разговор с братом угнетал его. В общем-то чушь сморозил, да как это доказать брату. Уж больно строг… И до того упрям… Ну, на что мне этот Кузьма сдался, пусть, леший его возьми, живет на здоровье!.. А что он отцу не был другом, об этом Иван и сейчас Сергею мог бы сказать…

Но Иван ничего такого не сказал.

Ввалился в горницу высокий, широкоплечий Аркадий Шелест.

— Сергей Павлович, когда это кончится? Почему колхозница должна выпрашивать свое… Заработала — отдай! Как будто не для нашего колхоза постановления писаны…

Иван воспользовался приходом Шелеста и незаметно выскользнул из дому.

7

В воскресенье с утра в доме Староверовых началась стряпня. Марфа, соседи, родственники — все, кроме Катеньки, которая еще нежилась в постели, были заняты делом. Из погреба достали приготовленные с осени для этого случая моченые яблоки и помидоры, банки с солеными грибами и огурцами. Во дворе на рогатине висела, ожидая разделки, туша барана. На столах белели голые куры.

Марфа прямо помолодела: лицо свежее, в глазах — светлая радость. И Кузьма будто доволен. Провел в сад электричество, чтобы зажечь вечером разноцветные огни; в этот день не ворчал Кузьма, такое бывало с ним редко.

Затеяно все это у Староверовых неспроста: годовщина свадьбы стариков. Как-никак рука об руку сорок лет вместе прошли. И горе, и радость — чего только в жизни не было. Чужой хлеб не ели. Наработались! Вот они какие руки и у Кузьмы и у Марфы — все в мозолях да синих жилах! А на ладонях от мозолей желтые и коричневые пятна. Как ни пыталась отмыть их Марфа — ничто не брало, так и приросли эти пятна, так и въелись навечно. Да, жизнь дорожкой не стелилась. Два сына на фронте погибли. И в колхозе с дочерьми несладко было. Да что вспоминать горе!

Сейчас старшая дочь Вера в Белоруссии замужем. Любимица Катенька — младшая — при родителях, единственная радость на старости.

В обед приехала старшая дочь. Марфа всплакнула, а отец, обнимая гостью, ворчал, что внука не привезла.

— Ждал я его, Николу.

Катенька подошла к сестре последней и, не выдавая своей радости, сдержанно обняла ее.

— Вон ты какая вымахала! Невеста! — сказала Вера, целуя сестренку. Помнится Вере Катенька другой. Белоголовая, худенькая, с острыми коленками.

— Годы летят, — подтвердил Кузьма, еще не остывший от встречи, — старимся, и незаметно, а старимся.

Вера и Катенька, обнявшись, ходили по саду. Младшая, заметно стесняясь сестры, говорила о себе, о доме.

— А папа… изменился. С того дня как председатель уволил его по старости с работы, сделался ворчливым, все ему не нравится, не так…

— Он и раньше у нас такой был, — с улыбкой сказала Вера. — Вечно правды добивался. За что Чернышев, видимо, и не взлюбил его.

— Пока все ждет, что его опять позовут на прежнюю работу, а его не зовут…

— В последнее время он ведь бригадиром тракторной бригады был? — вспомнила Вера.

— Механиком главным. На этой должности теперь другой — Остроухов. Противный такой.

Вера знала из писем матери об уходе отца на пенсию, знала, почему председателю не нравится ее отец. Ей помнится, что в былое время, когда она зависела от Чернышева, как от начальства, она побаивалась председателя и в то же время уважала его ум, и властность, и изворотливую силу. К счастью, интересы молоденькой девушки и главы колхоза ни в чем не столкнулись, и она без помехи покинула село.

— А председатель-то прежний? — спросила вдруг Вера.

— Прежний, все тот же Чапай, да теперь агрономом у нас Русаков… — И Катенька покраснела. — Вот эту яблоньку я сама посадила, — поспешно переводя разговор на другое, сказала Катенька, — а эту с папой посадили…

— Кто же он? — будто не зная, спросила Вера. — Не доверяешь?

— Доверяю, — тихо сказала Катенька.

— А если доверяешь, чего же?

— Ваня Русаков, — тихо сказала Катенька. Вера крепче прижала к себе сестру и тихонько засмеялась.

— Я кое-что знаю, мама писала… А батя как?

— Батя! — вспыхнула Катенька. — Ничего не желает понять, заладил одно — слышать о нем не хочу — и все. И вообще я для него девчонка, сиди дома да вяжи кружева…

— Ты уж не девочка. Но до родителей это всегда поздно доходит. А Ваня — кто, студент?

— В области учится, на агронома!

Вера изучающе посмотрела ей в глаза.

— Папа не прав, — согласилась Вера.

…В саду поставлены столы. Сам Кузьма еще раз проверил электричество; вспыхнули лампы: красные, зеленые, желтые… Мечтал ли Кузьма под старость об этом? Кузьма задумался. Вспомнил свою свадьбу. В маленькой завалившейся избенке народу пропасть. Они с Марфой в углу, прижали молодых — не дыхнуть, не повернуться. Молодой, статный, он тогда по случаю женитьбы на побывку пришел из армии. Марфа — девка удалая, красивая, выбранная им в один вечер — с одного взгляда, как говорится. Пришли они однажды с другом, одногодком Павлом Русаковым на вечерку к Мокею Зябликову. Глаза у Марфы — как сливы налитые, в них огонь бесовский. Сама плясать пригласила — а ну, покажи, на что способен! И Кузьма как пошел выплясывать, аж все рты пораскрывали! А между прочим, сумел шепнуть удалой девахе: «Выходи попозже на выгон, ждать буду…» Вспыхнула румянцем Марфа. «Ишь ты, какой шустрый!» И пересела на лавку к другому парню. Сердце екнуло у Кузьмы от ревности. Поделился с дружком. Павел Русаков верно сказал: не уйдет она от нас, Кузя! И вправду. На этот раз не пришла на выгон — на другой раз пришла… И на третий тоже…

Очнулся Кузьма от дум. Марфа потревожила; что же встал посреди сада и про дело забыл — скоро гости начнут собираться!

Кузьма посмотрел на жену с горькой грустью: вот она, вишенка, какая стала. У глаз, от носа и по щекам морщины и крупные и мелкие пролегли. Как время-то быстротечно! Постарел я изрядно. А какими с Павлом Русаковым молодцами были! В могиле Павел-то… И поверить трудно! Давно ли, помню, зимой в пургу за Марфой в роддом ездили…

— Марью-то Русакову пригласила? — неожиданно строго спросил он. Марфа недоуменно пожала плечами.

— Совсем старый стал. Намедни как петушился — чтоб в моем доме и духа Русаковых не было.

Кузьма неприятно поморщился.

— Будя, не вспоминай. Мало ли что со злости наговоришь. Сыновья само собой, а сваха Марья-то при чем тут? Жизнь всех рассудит, Марфа. Ты уж пригласи ее, не обижай.

Вот всегда так, говорила твердолобому: как же без Марьи-то, перед селом неудобно, Русаковы завсегда с нами дружбу водили. А в годы тяжкие мы с Марьей во всем были заодно, что одна семья… Как отрезал: еще бы! Дочке жениха из них метишь! Как же! Как же! Ну что с ним, твердолобым, говорить, вот заладил свое… А теперь — почему Марьи нет? Хорошо, что я тебя, старого дурака, не послушалась. Сама сходила за Марьей-то…

* * *

Над селом ползет сиреневая мгла; стоит парная теплынь; в эту пору над Александровкой гуляют садовые запахи.

У Староверовых — пир горой. Над речкой и всей Лягушовкой слышится нестройный, веселый людской говор. Перебивается он то выкриками, то песней. Вспыхнет песня, взовьется трелью высоко-высоко и вдруг ни с того ни с сего заглохнет — или песня не та, или запевала не тот…

Кузьма поминутно поглаживал свои соломенные усы и чокался с соседями по столу и со всеми, кто подходил его поздравить.

Когда гости, хмельные и веселые, под перезвон рюмок и стаканов кричали «горько», он, улыбаясь, с задором, под смех окружающих обнимал за плечи Марфу и целовал в губы. Она неторопливо вытирала губы полотенцем — в молодости, дескать, было и жарче, и слаще…

Катенька — по правую сторону от отца, почти рядом с тетей Марьей. Украдкой поглядывала на тетю Марью. Та сидела скромно, чокаться не тянулась. Есть — ела, пила мало, пригубит — и все. Была задумчивая. В глазах ее — непонятная для Катеньки грустинка. Что на сердце у нее? Вот подойти и спросить, а может быть, и спрашивать не надо — вот так, просто обнять ее и сказать ласково: «Не печалься, тетя Марья… Я тебе как родная».

И Катеньке стало немного обидно. Ведь не подойдешь и не скажешь. И рядом Иван не сидит…

В это время встал Кузьма, протянул рюмку к Марье Русаковой. Марья тоже встала.

— Спасибо, Марьюшка, что не обидела, пришла в наш дом, — сказал немного нараспев Кузьма и поклонился, но, встретившись взглядом с младшей, нахмурился. Кузьма под одобрительный говор соседей чокнулся с Русаковой. Марья тоже поклонилась и села.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 50
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Генерал коммуны - Евгений Белянкин бесплатно.
Похожие на Генерал коммуны - Евгений Белянкин книги

Оставить комментарий