Мать королей - Юзеф Игнаций Крашевский

ты знаешь, злая сорока, что я люблю смотреть на тебя и твои глаза, только мне надоело уже присматривать за непоседой, которая в гнезде усидеть не может. Я предпочёл бы опеку отдать другому.

Тем временем, когда он это говорил, Сонька приблизилась к столу, опёрлась на него и смело смотрела ему в глаза.

– А зачем же вы приказали меня искать? – спросила она.

– Чтобы побранить, – сказал Витовт, но не слишком суровым голосом и полуулыбкой на устах. – У тебя выросли крылья, ты летаешь и рвёшься, особенно туда, где крутится молодёжь. Я бы с радостью избавился от тебя, потому что в конце концов не услежу, а любому злодею отдать бы тебя не хотел.

Сонька пожала плечами, поправила волосы. Витовт спокойно ел и медленно говорил:

– Если бы ты по крайней мере была благодарна за то, что я тебя тут как собственного ребёнка лелеял. Ну? Ты жаловаться на меня не должна.

– Разве я жалуюсь?

– Мы воспитывали тебя бережно, Анна на руках носила.

Он смотрел на неё, она, взяв со стола яблоко, задумчиво грызла во рту его веточку. О чём-то думала.

Затем Витовт, постепенно становясь серьёзным, сказал ей:

– Достаточно расспросов. Сонька! Слушай меня хорошо, хочу выдать тебя замуж.

Девушка крикнула, но трудно было определить по этому голосу, радость или страх вызвал этот крик. Кокетливыми и любопытными глазами Сонька, не говоря, казалось, спрашивает.

– За кого?

– Если бы у тебя был разум, ты бы должна мне в ноги была упасть; но ты наполовину ребёнок, наполовину ветреница.

Девушка топнула ногой.

– Говори же, за кого?

Витовт заставил долго ждать, что-то раздумывал.

– Ну, – сказал он, – как пристало, за старого…

Княжна вздрогнула.

– Не хочу.

– Потому что разума не имеешь, – ответил Витовт. – Нет лучшего мужа для женщины, чем старик; вы, молодые, обманываете их, предаёте безнаказанно, а они вам ноги целуют.

– Не так мне срочно идти замуж, – солгала девушка.

Витовт усмехнулся и поднял руку вверх. Сонька слегка рассмеялась, но затем состроила серьёзную минку.

– У тебя нет своей воли; я знаю, что для тебя нужно, – воскликнул он, – я отца твоего заменяю. Он мне над тобой власть сдал. Вот мне срочно выдать тебя замуж, чтобы сама кому не отдалась, когда у тебя голова закружится.

Сонька по-детски смеялась. Князь нетерпеливо отломил хлеба, выпил воды, снова подумал.

– Ты знаешь, что я хочу твоего счастья, – сказал он серьёзно. – Без меня ты великой судьбы не сделаешь. Отец за тебя приданого в земле не даст, потому что его не имеет, пожалуй, только рубашки и платья, и краса будет у тебя в приданое. Если возьмёт тебя маленький князь на Руси, это уже для тебя счастье. Кто знает, какой жребий потом тебя ждёт в маленьком гродке, из которого брат или сват не сегодня завтра выгонит! Вот твоя судьба, а будешь иметь разум, я тебе такого мужа дам, которому королев сватают, но… старый!

В эту минуту Соньке пришло на ум пророчество Мехи, и она побледнела; могло ли так скоро оправдаться пророчество с её короной и слезами?

Витовт растянулся на сидении, одной рукой ударяя о стол и глядя на скорее заинтригованную, чем испуганную девушку.

– Этому старику, у которого было уже три жены, – сказал он, – ещё четвёртую захотелось. На одной женился, которая была ангелом, на второй, простой женщине, третьей взял ведьму, родом из ада, а я ему тебя хочу дать четвёртой, чтобы ты была королевой. Ну, польскому Ягайлле тебя сватаю!!

Сонька на этот раз крикнула громче и закрыла глаза белыми руками. К глазам подступали слёзы.

Давно она не видела короля Ягайллы, но слышала о нём, что был уже очень старый, что ни с одной из жён высидеть не мог, потому что предпочитал с собаками по лесам ездить, а не следить за домом. Гораздо больше рассказывали о нём, как был ревнив, как подозревал жён и слушал любые доносы. Её охватила тревога.

– Старый! Правда! – добавил Витовт. – Но, Сонька, не лучше ли тебе, что любишь наряжаться, забавляться и смеяться, быть королевой, приказывать себе поклоны бить, падать перед тобой ниц, чем на Руси в пустом замке пропадать?

Задумчивая девушка медленно отняла руки от глаз, внимательно слушала.

– Ягайлло немолодой, – продолжал князь дальше, – если до него что-нибудь дойдёт, кто знает, тебе поляки могут молодого мужа сосватать, чтобы избавиться от Бранденбургского, которого предназначали Ядвиге.

Чтобы быть королевой, стоит что-нибудь за это заплатить. Драгоценностей и одежды, до которых ты жадна, будешь иметь сполна; и люди должны будут тебе кланяться.

Девушка, вытерев уже слёзы, пожимала только плечами и покачивала головой. Витовт пытался угадать, что она думала, и догадаться не мог.

– Я знаю, ты понимаешь, что такой доли отбросить нельзя, – говорил он снова, – но я тебя тоже так просто на трон не посажу; ты нужна мне там и будешь нашёптывать старику, что я тебе… Ты должна быть моя, Сонька, как была до сих пор, послушным ребёнком. Всем будешь обязана мне, и я от тебя имею право требовать верности.

Сказав это, Витовт встал, посмотрел на свою воспитанницу, стоявшую в задумчивости, и добавил:

– Иди. Подумай о том, что я тебе сказал… а потом упади мне в ноги и поблагодари, потому что, хоть со старым, тебя ждут великий почёт и счастье!

С поникшей головой, не сказав ни слова, Сонька медленно вышла из столовой, и, едва за ней закрылась одна дверь, когда нетерпеливо отворилась другая, из неё выглянула женская голова, и неспокойно вбежала княгиня Юлианна, которая подслушивала.

При виде её Витовт нахмурился, догадываясь, что разговор с Сонькой она, должно быть, подслушала.

Княгиня была высокого роста, не молодая, не старая, средних лет, некогда с довольно красивыми чертами, сейчас с увядшим лицом и злобным характером, объявляющим женщину. Хотела ещё быть красивой, и именно это усердие, слишком изысканный наряд, слишком девичье выражение, которое пыталась себе придать, делали её неприятной.

Она также пыталась делать невозможные вещи, а именно о командовать мужем, который, раздражённый после каждого столкновения с нею, обычно поступал наперекор ей. Это кончалось слезами и ожиданием.

Сонька, которую Витовт любил за её красоту и детскую весёлость, была ненавистна Юлианне.

Наверное, охотно за кого-нибудь выдать и удалить её из дома было самым горячим её желанием, но видеть её королевой, когда она сама была только великой княгиней, и быть вынужденной опускать перед ней чело, этой мысли она вынести не могла.

Резко, с возмущением, которое рисовалось на дрожащем от гнева лице, она подскочила к Витовту, который стоял холодный и неподвижный,