Девочка со свечкой - Юлия Теплова

вибрирует в сумочке. Игнорирую его и громко стучу кулаком по дешевой обивке. Безрезультатно. Подключаю ботинки на тяжелой подошве, и это помогает: дверь распахивается. Меня обдает запахом затхлости и перегара.

— О, — покачивается на пороге Наташа, мать Антошки, — заноза в заднице, че надо?

Молча отодвигаю ее, беру Антошку за руку и веду за собой. Осматриваю обшарпанную спальню, кухню и детскую — никого. Достаю из шкафа байковое одеяло и подаю Антошке.

— Укутай ноги. Я вечером зайду, хорошо?

Он кивает, забирает одеяло и по-детски, задорно прыгает на кровать, издающую протяжный скрип.

Наташа продолжает заторможенно покачиваться на пороге возле раскрытой двери. У нее сальные волосы и лицо старой, несчастной женщины. Сколько ей? Она лет на семь старше Свечки.

— Ты че тут командуешь? — выговаривает с трудом.

— Наташа, лучше заткнись.

Выхожу и закрываю за собой дверь.

Самое горькое, что дети алкоголиков очень сильно любят своих родителей и до последнего верят, что они исправятся. Думают, что могут что-то изменить.

Во дворе стоит черная машина Роберта. Он молится на нее, фанатеет и обожает. Иначе как «моя пантера» не называет. Наверное, в нем говорит мальчишка из бедной семьи, наконец, исполнивший свою мечту.

— Наконец-то, — вздыхает Аня, когда я сажусь рядом, — Думала уже, тебя украли в этом жутком месте.

Она целует меня в щеку, обдавая ароматом сладких духов — что-то похожее на ваниль, но более сложное по составу. Аромат идеально подчеркивает ее капризную женственность.

Аня бегло меня осматривает и выносит вердикт:

— Костюмчик — топ, а о куртке промолчу.

— Вот и молчи. Как Дельфин тебе свою машину доверил, горе-водитель?

— А куда ему деваться? — Аня улыбается и выезжает со двора.

Она очень хотела замуж за Роберта и теперь, не стесняясь, наслаждается статусом.

— Как ты? — В голосе сквозит трогательная забота.

Мы останавливаемся на светофоре. Я поворачиваю голову и любуюсь ее волосами: длинные и блестящие как у Насти. В груди снова тоскливо ноет.

— Нормально. Теперь работаю из дома. Это упрощает жизнь. Как твои дела?

Анюта матерится на подрезавшего ее водителя, но быстро переключается и рассказывает о последнем отдыхе с Робертом в Испании. Слушаю ее голос и рассматриваю осенний город, мелькающий за окном. Последний месяц я почти не выходила из дома. Несмотря ни на что, нужно было почаще выбираться. Сквер завален листьями старых кленов, кое-где за домами еще виднеются верхушки деревьев с красно-желтой листвой.

Мы подъезжаем к зданию галереи. Смотрю на экран телефона: опоздали на сорок минут, — но, оказывается, не только мы: из черной машины, припаркованной в нескольких метрах, выходит Марк Николаевич в сером пальто. Водитель держит для него дверь. Федорцов помогает выйти из машины девушке.

Сначала вижу замшевые ботинки-носки, опустившиеся на асфальт. Провожу взглядом выше, рассматривая стройные ноги и подол персикового платья, торчащего из-под белого пальто. Из салона появляется изящная рука — и, наконец, ее обладательница, светловолосая девушка с каре. Первое, что приходит на ум при взгляде на нее, — хищница. Это чувствуется в том, как она двигается и смотрит на Федорцова. Как держит спину и переставляет ноги.

Отворачиваюсь, не понимая своих чувств. Ускоряю шаг и догоняю Аню. Она не видела брата и почти дошла до входа.

Нас встречают две услужливые девушки: проверяют пригласительные, забирают верхнюю одежду и угощают шампанским. Все это время я мысленно подгоняю их. Не хочу столкнуться с Федорцовым. Я вообще не думала, что он здесь появится. Возможно, мне повезет, и мы не пересечемся.

Людей много. Официальная часть еще не началась.

— Я оставлю тебя. Нужно кое с кем поздороваться. — Аня легко касается руки и указывает в направлении какой-то женщины в голубой блузе.

— Да, конечно. — Ухожу в противоположную сторону.

Моя задача — задать несколько вопросов Федорцовой сразу после официальной части и поскорее свалить. Чувствую себя черной кляксой на белом холсте. Зал переоформили под картины прибывшей художницы: пастельные тона, живые цветы, световые инсталляции. Приглашенные оделись соответственно. Странно, что в приглашении не был прописан дресс-код. Плевать, я сюда по делу пришла.

Проходящий мимо мужчина окидывает меня высокомерным взглядом с головы до ног.

Целенаправленно иду в маленький зал, напоминающий зимний сад. Раньше там висели Настины работы.

Мне везет, здесь никого. Все заняты раздариванием фальшивых улыбок и демонстрацией тонкого вкуса.

Мои шаги эхом разлетаются по залу. В носу начинает щипать, потому что в зале осталась одна, самая трогательная, Настина работа — мой портрет, написанный угольной пудрой. Все остальное исчезло. Распродано или отправлено на склад за ненадобностью. Тут уж я бессильна. У Насти был подписан договор с Федорцовой.

У меня никогда не хватит денег, чтобы выкупить свой портрет, а Свечкиными накоплениями я распоряжаться не буду.

Подхожу ближе, чем позволяет серая линия на полу. Хочется провести по нему пальцем, но я сдерживаюсь. Делаю несколько шагов назад. В голове звучит Настин голос:

— Если ты еще раз почешешь нос, я тебя покусаю. Сиди ровно.

Вытираю щеку и обхватываю левой рукой предплечье. Слышу уверенные шаги сзади. Меня обдает бархатным парфюмом, оседающим на языке. Поворачиваю голову — Федорцов. Он тоже рассматривает картину. У меня правильные черты лица: пухлые губы и аккуратный нос, только слегка опущенные внешние уголки глаз делают взгляд печальным. Подростком я ненавидела свои глаза, а потом привыкла.

— Она красиво писала.

Злюсь, что он нарушил такой важный для меня момент — на секунду я смогла с новой силой соприкоснуться с прошлым. Молчу.

— Зачем ты здесь, Инга? — Чувствую его взгляд: щеку обжигает холодом.

— Чтобы приобщиться к прекрасному, Марк Николаевич. — Встречаюсь с ним глазами.

Наши плечи почти соприкасаются. Нужно извиниться за глупую фотографию, но я не решаюсь. Не выдерживаю его взгляд и отвожу глаза.

— Кстати, здравствуйте.

— На парковке ты предпочла меня проигнорировать. — Он продолжает наблюдать за мной.

Что ему надо? Дел своих нет? Делаю глоток шампанского. Кислый вкус заставляет сморщиться.

— Вы были в сопровождении. — Даже я сама слышу укоризненные интонации в голосе. — Девушка, жена или любовница?

— Это не твое дело, Инга, — холодно отвечает он.

— Вы правы. Надеюсь, вы будете гореть в аду за то, что подняли руку на женщину. — Озвучивая это, на удивление, не чувствую ничего. Сколько раз я мечтала сказать ему это в лицо.

— Я ее не бил, и ты это знаешь.

Я разворачиваюсь, чтобы выйти из зала. Бросаю последний взгляд на него. Голубые глаза потемнели, в остальном — полное спокойствие. Я позволяю себе подобное только потому, что чувствую свою правоту. В противном случае, я бы предпочла, чтобы он и дальше игнорировал меня.

— Хорошего вечера,