Шторм любви - Барбара Картленд

Полагая, что его немедленно осадят, он заехал к Надин.

Вопреки всем ожиданиям, она встретила его с распростертыми объятьями, и на три недели ее дом был закрыт для всех остальных поклонников, Конрад же даже не повидал своих друзей.

Их тяга друг к другу была сильна, требовательна и непреодолима, и лишь когда пришел срок возвращаться на корабль, Конрад понял, что такая страсть в его отсутствие не может сохраниться надолго.

— Почему тебе нужно уезжать? Почему, если нам так хорошо вместе? — спрашивала она.

Но он знал, что, несмотря на все протесты, она вскоре вернется к привычной жизни, какой она жила до его появления.

Он знал, что есть еще несколько мужчин, готовых переступить порог ее дома, как только он уйдет из него.

Тем не менее, ему нравилось, что в эти утомительные годы, и сейчас, и в будущем, возвращаясь, он мог пойти к Надин, всегда ждущей его.

Между ними существовало что-то — нет, не любовь, но какое-то взаимное влечение, рождавшее пламя, которому невозможно было сопротивляться, и которое нельзя было погасить.

Конрад провел с ней и те три дня, когда его назначили капитаном «Тигра», и теперь, когда он снова пришел ней, чувствовалось, что их страсть все так же сильна, как и пять лет назад.

— Мне кажется, с того момента, как я впервые увидел тебя, ты стала более прекрасна, — задумчиво произнес он.

— Ты действительно так думаешь? Иногда мне кажется, что я старею.

— Выглядя на двадцать пять лет?

— Ну, возможно, я несколько старше, — допустила она.

— Ты же знаешь, если не жечь свечу с обеих концов, ее хватит на вдвое большее время.

— Но можем ли я или ты быть расчетливыми и осторожными? Мы ведь склонны к авантюрам, импульсивны и расточительны, и я никогда не стану жалеть об этом.

Она права, думал Конрад. Он относился к жизни как к длительному, захватывающему приключению, и, погибни он завтра, никто не смог бы сказать, что он не использовал малейшей возможности в полной мере брать от жизни все, что она могла ему дать.

— Возможно, ты решишься на мудрый шаг и выйдешь замуж, пока столько мужчин готовы положить свои сердца к твоим ногам.

Надин улыбнулась.

— Они могут складывать сердца к моим ногам, но знал бы ты, насколько скаредны они становятся, когда речь заходит о том, чтобы присоединить к ним еще и титулы; я давно уже решила, что замужество — это не для меня.

— Но это не правильно, — настаивал Конрад, — Женщине просто необходим присмотр со стороны мужа.

— А мужчине — со стороны жены?

Она почувствовала, как вздрогнул Конрад, и рассмеялась.

— Я знаю, тебе очень быстро надоест тихая семейная жизнь, и, кроме того, тебе ведь придется связать себя с одной-единствснной женщиной.

— Как это и произошло — вот уже пять лет, как я привязан к тебе одной.

— Это правда?

— Правда, хотя причина такого постоянства не во мне — просто мне очень редко выпадает возможность встретить женщину, которая действительно нравится мне.

Надин услышала то, что ожидала услышать.

Конрад был слишком разборчив, чтобы интересоваться тем типом женщин, которые доступны морякам практически в каждом порту.

— Ты настолько привлекателен, дорогой мой, ты мой самый лучший любовник. Но когда-нибудь, рано или поздно, ты захочешь сына, продолжателя своего рода — этого хочет каждый мужчина. Тогда ты женишься на какой-нибудь молодой, чопорной девице из знатного рода, в то время как я…

Она развела руками.

— ..сожгу полностью свою маленькую свечку и, когда два огонька встретятся, наступит конец.

— Постарайся, чтобы этого не произошло до тех пор пока я не вернусь из Вест-Индии.

— Ну, столько я еще подожду.

Они рассмеялись и вновь принялись целовать друг друга.

Страстно и требовательно целуя ее, он словно брал реванш за долгие бессонные ночи, проведенные на корабле под звездным небом вдали от женской любви и без этого огня, который с такой легкостью разжигала в нем Надин.

Следующим утром, направляясь в Портсмут в почтовой карете — которую, несмотря на прекрасных лошадей, нещадно трясло — Конрад Хорн находился в состоянии полудремы.

Но несмотря на то, что тело его было измотано, мозг прекрасно работал, не испытывая ни малейшей усталости.

Он погрузился в обдумывание данного ему задания и планирование тех дел, которыми он должен заняться по прибытии на новый корабль.

Ему не давало покоя то, что он должен будет уступить капитанскую каюту пассажирке.

Его злила сама мысль, что его заранее нелюбимая родственница, которой, будь его воля, он выделил бы самую маленькую тесную каюту, займет лучшее помещение на корабле, что всегда считалось прерогативой капитана.

Насколько он знал, на двухпалубных судах на юте располагались каюта капитана, которую скорее всего придется отвести леди Делоре, и две маленьких каюты — секретаря и стюарда.

Он предполагал, что леди Делора наверняка будет путешествовать в сопровождении компаньонки и служанки, так что и эти две каюты окажутся заняты.

Таким образом, ему придется обосноваться на верхней палубе в каюте первого помощника. Тот, г, свою очередь, будет вынужден вселиться в каюту второго помощника, и так далее.

На верхней палубе всего шесть кают. Это означает, что самому младшему офицеру придется переместиться на нижнюю палубу, потеснив кого-нибудь из старших матросов, которому, в свою очередь, придется подселиться к кому-нибудь вторым либо ночевать в переполненной оружейной комнате или на батарейной палубе.

Никто лучше, чем капитан Хорн не знал корабельного этикета — этикета людей, для кого корабль стал домом, школой, рабочим местом, а, возможно, и тюрьмой до конца их дней.

И, так как отношения на корабле должны строиться не только на строгой дисциплине, но и на справедливости, Конрад заранее проклинал женщину, столь легко ломающую давно сложившиеся порядки.

Но все проклятья были забыты, как только он увидел «Непобедимый», стоящий в гавани — прекраснейшее зрелище из всех известных ему.

Корабль был скромно украшен; еще не был забыт инцидент с отделкой личного корабля Ее Величества, на украшение которого пошла столь астрономическая сумма, что Адмиралтейство поклялось больше не повторять подобного.

После того, как на судах начали делать подъемные окна, пропускающие много света и воздуха, разошлась шутка, что корма корабля стала напоминать обсерваторию.

Конрад доподлинно знал причину подобного новшества — со времен Трафальгарской битвы адмирал Коллингвуд насаждал во флоте традицию иметь в каютах растения.

Однако хотя Конрада мало интересовали украшения, отвлекающие внимание — и офицеров и матросов — от военных действий, он должен был признать, что новый корабль не только послушное орудие, но и прекрасное зрелище, в полной мере оценить которое может только бывалый моряк.