Полночь в музее - Кащеев Кирилл

Получив согласный кивок Мурки и Кисонькино благосклонное: «Весьма любезно с вашей стороны пригласить нас, Вадим, мы обязательно придем», он наконец отправился домой спать.

На первый урок мама Вадьку не пустила. Не пустила бы и вообще в школу, если бы не четвертная контрольная по химии, которую Вадька, не слишком ладивший с этим предметом, не имел права пропустить. Зато сразу после химии Вадька, с измученным видом человека, недавно пережившего тяжелейшее потрясение, уложил сумку и, сопровождаемый сочувственными взглядами преподавателей и завистливыми – одноклассников, поспешил домой. По дороге забежав в супермаркет, он купил мороженое и большую бутылку фанты, запихал их в холодильник и стал ждать гостей. Время тянулось бесконечно, так что Вадька даже пожалел, что слинял с уроков. Наконец около трех в дверь позвонили, и Вадька помчался открывать. На пороге стояли Мурка в своем обычном камуфляжном одеянии и Кисонька в умопомрачительном новеньком сарафанчике.

– Кто пришел? – послышался детский голос из глубины квартиры, и в прихожую чуть переваливающейся походкой вышла маленькая кругленькая девчонка лет десяти. Вслед за девчонкой, точно так же переваливаясь, выбрался здоровенный белый гусь. Девчонка и гусь синхронно наклонили головы влево, разглядывая сестер одинаково круглыми темными глазенками. После детального осмотра девчонка осведомилась: – Вы что, инкубаторские? – а гусь вопросительно гоготнул.

– Катерина! – гневно вскричал Вадька. – Совершенно невоспитанная! – пожаловался он гостьям.

– Это что? – ткнула пальцем в гуся пришедшая в себя Мурка.

– Гусь! – с несчастным видом ответил Вадька. – Рождественский! Запеченый с яблоками! – и, глядя на их непонимающие физиономии, пояснил: – Маме гуся для рождественского ужина подарили, она его собиралась в духовке запечь. Только никто из нас птицу колоть не умеет. Пока мама бегала, искала, кто бы его прирезал, Катька с гусем дружбу свела. Мужик из мясного к гусю с ножом, а Катька орет, будто ее режут: «Не отдам, он мой друг!» На крики соседка-врачиха прибежала и тоже давай подначивать: «Нельзя птичку резать, вы нанесете ребенку психическую травму!» Так он у нас теперь и живет, гадит где ни попадя.

– Неправда! – вступилась Катька за пернатого друга. – Он уже научился лоточком пользоваться, просто вчера дверь в ванную была закрыта, вот он и не дотерпел.

– Имя она гусю дала, убиться можно – Евлампий Харлампиевич! – продолжал Вадька. – Даже в сериале про Евлампию Романову она хоть не Харлампиевна! Я его попробовал в Лампу переименовать, – тут гусь вытянул шею и грозно зашипел, – так с ним видали, что делается. И еще щиплется, – Вадька невольно потер ногу.

– Очень приятно познакомиться, Евлампий Харлампиевич, – поздоровалась с гусем Кисонька, так что Вадька ее даже зауважал: с первого раза запомнить такое имя – это надо уметь!

– Ты просто к нему подход не нашел. Ему нужно все как следует объяснить, – заявила Мурка и присела перед гусем на корточки. – Представь, что ты в бою и другу нужна помощь. Пока он тебя по имени-отчеству дозовется, его десять раз прибьют. Поэтому каждый солдат должен иметь боевое прозвище. Я, например, Мурка. Конечно, Лампа это не стильно, поэтому ты у нас будешь… – она ненадолго задумалась. – Ты у нас будешь Харли, как мотоцикл.

Гусь благосклонно курлыкнул, похоже, ему нравились как почтительная церемонность Кисоньки, так и фамильярность Мурки.

– Харли! – попробовал окликнуть гуся Вадька. Евлампий Харлампиевич не отреагировал, но и не проявил поползновений щипаться.

– Потому что сейчас не бой, – пояснила Мурка, подымаясь. – В бою он обязательно отзовется на Харли.

– Что же я вас в коридоре держу, – засуетился Вадька. – Проходите ко мне в комнату.

Когда он принес вазочки с мороженым и фанту, девчонки разглядывали его технику.

– У тебя тут прямо как у нашего папы в офисе: компьютер, ноутбук, модем, принтер, сканер…

– Ага, и на все сам заработал, – с законной гордостью заявил Вадька, и, увидев недоверчиво поднятые бровки Кисоньки, даже немного обиделся. – Что, не верите? У меня мама медсестра, а нас у нее двое. Она очень хороший специалист, ее часто на дом приглашают, платят прилично, но на такую технику все равно бы не хватило. Она мне первый компьютер подарила, не этот, еще старую «Искру», а дальше я уже сам. Знаете, как здорово можно на компьютере зарабатывать? Тексты печатать, студентам расчеты делать, для мелких фирм рекламки, буклеты, прайсы. Еще я с одним мужиком сотрудничаю, новые компьютерные игры взламываю, информацию через Интернет по заказу тяну. Мы последние полгода с мамой дом пополам содержим.

Мурка глядела на Вадьку даже с некоторой почтительностью, у нового приятеля с каждым днем обнаруживались все новые таланты. Дело как всегда испортила Кисонька. Отколупнув ложечкой крохотный кусочек мороженого, она заявила:

– С моей точки зрения, каждый должен заниматься своим делом. Взрослые – работать, дети – учиться.

Окинув сестру недобрым взглядом, Мурка сменила тему:

– Ты чего дверь креслом подпер?

– От Катьки, – неохотно пояснил Вадька, – чтобы не лезла.

Словно в подтверждение его слов ручка двери начала тихонько поворачиваться, с той стороны слышались азартное сопение и шелест гусиных крыльев.

– Может, она мороженого хочет? – почему-то шепотом спросила Мурка.

– Я ей оставил на кухне. Она в компанию хочет.

– Крайне невежливо с вашей стороны, Вадим, заставлять девочку дожидаться под дверью, – наставительно произнесла Кисонька. Кажется, Вадька окончательно пал в ее глазах.

– Точно, – на сей раз Мурка была согласна с сестрой. – Ей там скучно, наверное.

– Вы не знаете, о чем говорите, – с отчаянием возразил Вадька. Все шло наперекосяк. Вместо приятного разговора о преступлении получалось ознакомление с семейством Тихоновых. – Она усядется и будет до бесконечности расписывать достоинства своего паршивого гуся. У гуся может быть только одно достоинство – вкус!

Его речь не произвела впечатления, две пары зеленых глаз продолжали взирать на него все так же осуждающе. Вадька уже готов был сдаться и впустить сестру (пусть на своем опыте узнают, каково это – часами слушать похвалы Евлампию Харлампиевичу!), но тут заскрежетал замок, входная дверь хлопнула и раздался дробный топот – Катька помчалась встречать маму. Вадька прислушался: так и есть, опять ноет, что брат ее не пускает. Он со вздохом отодвинул кресло.

– Вадик, ты снова заперся от сестры! Ты старший, ты должен… – послышался голос Надежды Петровны, дверь распахнулась. – О, да тут приятное общество. Кисонька, Мурочка, как хорошо, что вы зашли! Вадик, ты угостил девочек чем-нибудь? Ага, вижу, молодец! Катюша, не мешай брату, пойдем, поможешь мне на кухне, – и, выходя, она сентиментально вздохнула. – Вот уже и к Вадику красивые девушки в гости заходят. Еще два-три года, и у Катюши кавалеры появятся. А казалось бы, совсем недавно мечтала: когда же ребенок сделает первый шаг, когда скажет первое слово!

– Почему же теперь только и слышно: сядь и замолчи! – фыркнула Катька, и, зажав гуся под мышкой, удалилась, обиженно подрагивая коротенькими толстыми косичками. Вскоре с кухни донесся раздраженный грохот посуды и хлопанье крыльями. Можно было предположить, что посудой гремит Катька, а крыльями хлопает Евлампий Харлампиевич, хотя кто их знает, эту парочку…

– Мы засиживаться не собираемся, – заявила Мурка, приканчивая мороженое, – наоборот, хотим тебя с собой забрать. Греза Павловна пришла в себя и «жаждет лицезреть своего спасителя». Собирайся, пойдем навестим ее.

– Может, вы сами справитесь? – поскучнел Вадька. – Ты ведь тоже спасительница.

– И думать не моги, – отрезала Мурка. – Во-первых, Греза – бабка прикольная, она тебе понравится, а во-вторых, Греза – бабка жутко настырная и не отвяжется, пока мы тебя не притащим. Так что лучше пошли сейчас, а то потом хуже будет.

Больница находилась в пяти кварталах от Вадькиного дома. Кошмарное многоэтажное желто-зеленое сооружение возвышалось посреди голого асфальтового двора. С трудом вырвав у хмурой регистраторши зловещую тайну местонахождения Грезы Павловны, ребята надели драные халаты, лет десять назад претендовавшие на гордое звание белых, поднялись на седьмой этаж и зашли в палату. Глазам Вадьки снова предстала только половина старушки, на сей раз верхняя, поскольку нижняя, прикрытая тонким больничным одеялом, была завалена букетами цветов, коробками конфет и кулечками с фруктами. Бабка и впрямь оказалась прикольная. Облачена она была в голубенькую ночную рубашку с рюшами, сидящую на ней как бальное платье. Свеженькое розовое личико искусно подкрашено, на руках блистал маникюр, а бинт на разбитой голове больше напоминал чалму.