Честный вор - Росс Томас

— В любое время, — я попытался улыбнуться.

— Мы можем заехать не один раз, — заметил Оллер.

— А может, вы захотите повидаться с нами? Например, завтра в десять утра?

— Вам нужны мои письменные показания?

— Совершенно верно.

— Где вас найти?

— Вы знаете, где находится отдел убийств южного сектора?

— Да.

— Приезжайте туда и спросите кого-нибудь из нас.

— Оллера или Дила?

— Карла Оллера или Френка Дила, — поправил меня Дил.

— Теперь я могу идти?

— Несомненно.

Майрон Грин ждал меня у дверей Десятого участка, -Кому тебе пришлось звонить? — спросил я, когда мы сели в машину и отъехали от тротуара.

— Помощнику окружного прокурора и одному парню из муниципалитета, с которым я учился в школе.

Иногда мне казалось, что Майрон Грин сидел за партой с половиной американских чиновников. С другой половиной он общался в Йельском университете, — Кому-нибудь еще?

— Да, — кивнул Грин, — Прокейну.

— И что он сказал?

— Он озабочен случившимся.

— Я тоже.

— Он хочет тебя видеть, — Когда?

— Немедленно, если это возможно.

— Вообще-то, я чертовски устал.

— Он считает, что это очень важно, и я с ним полностью согласен.

— Почему?

— Потому что сегодня утром ему звонил человек, который хочет продать его дневники.

* * *

Впервые с Абнером Прокейном я встретился днем раньше, в субботу, тринадцатого октября, в десять утра.

— Вы моложе, чем я ожидал, — сказал он, крепко пожав мне руку. Зеленоватые глаза, широко посаженные по обе стороны крупного носа и с интересом разглядывающие меня, хорошо гармонировали с рыжеватыми, чуть тронутыми сединой, начавшими редеть волосами, узкой полоской усов над подвижным ртом и круглым подбородком.

Он провел меня в просторный холл и открыл одну из дверей.

— Я думаю, нам тут будет удобно.

Мы прошли в небольшую комнату, то ли кабинет, то ли библиотеку. Два окна выходили на Семьдесят Четвертую улицу. Одну из стен занимали полки с книгами, На других висели картины, изображающие сельские пейзажи. У камина, в котором потрескивали горящие поленья, стояли два кожаных кресла. Обстановку дополняли письменный стол, заваленный книгами и бумагами, и большой глобус, стоящий на полу у окна, Прокейн подошел к электрической кофеварке и наполнил две чашечки.

— Сливки и сахар? — спросил он.

— Только сахар.

— Пожалуйста, присядьте.

Я выбрал одно из кресел у камина, он передал мне чашку и сел напротив.

— Я полагаю, мистер Грин ввел вас в курс дела.

— Он рассказал мне то, что знал, — ответил я, — Но не упомянул об одном важном обстоятельстве.

— Каком именно?

— Он не сказал о том, что вы по всей видимости лучший вор этого города.

Прокейн холодно улыбнулся, — Шесть или семь лет назад, работая в газете, вы интересовались моей особой, не так ли?

— Да, — Но, к удивлению, не написали обо мне ни строчки.

— Потому что я не нашел ничего, кроме слухов, — А теперь вы хотели бы узнать некоторые конкретные факты?

— Да.

Прокейн повернулся к огню и задумался, — Ну что ж, мистер Сент-Айвес, — он широко улыбнулся, — будем откровенны. Я — вор.

Глава 5

Первый раз Абнер Прокейн преступил закон в двадцать пять лет. Он служил в армии и украл грузовик с американскими сигаретами, чтобы продать их на черном рынке Марселя. Сигареты он продал некоему Кожемесу и, если бы не Кожемес, сейчас сидел бы в тюремной камере, а не в мягком кресле у камина. Так, во всяком случае, думал сам Прокейн, Кожемес научил Прокейна красть только деньги, причем у тех, кто не мог сообщить об этом в полицию, Каждой краже предшествовала тщательная подготовка. Информация о будущей жертве стоила недешево, но Прокейн никогда не скупился, так как выручка с лихвой окупала вложенный капитал.

— Воровство ассоциируется у меня с живописью, — говорил он, глядя на один из пейзажей: обветшалый амбар, окруженный раскидистыми деревьями." Оно вызывает у меня ощущение.., завершенности.

— Это ваши картины? — спросил я, Он кивнул. Я более внимательно всмотрелся в пейзаж. Прокейн рисовал летом, и ему очень точно удалось передать игру света и тени.

— Должно быть, эти дневники вам очень дороги, — сказал я.

— Скорее, это журнал, а не дневник, — заметил Прокейн, — Дневники ведут лишь девочки-подростки, и то до тех пор, пока реальность жизни не разрушит их розовые мечты.

— И как выглядит ваш журнал?

— Это пять тетрадей по сто страниц каждая в черных коленкоровых переплетах, Такие можно купить в любом писчебумажном магазине.

— Как это произошло?

— По лицу Прокейна пробежала легкая улыбка.

— Вероятно, я оказался в положении сапожника, дети которого бегают без сапог. У меня есть маленькая ферма в Коннектикуте, — он указал на картины. — Эти пейзажи я рисовал там. Прошлый уик-энд я провел на ферме, а вернувшись, обнаружил, что меня обокрали.

— Где вы держали тетради?

— В старом сейфе. Его установил еще прежний владелец дома. Я уже давно собирался заменить его, но.., — он пожал плечами, — Сейф взломали или открыли замок?

— Они открыли замок и через дверь вошли в дом без всяких трудностей.

— Разве у вас нет системы сигнализации?

— Есть, но вор сумел отключить ее. Или воры.

— Когда они позвонили вам? Почему-то мне кажется, что вор был не один.

— Мне тоже, — кивнул Прокейн. — В среду утром мужской голос известил меня о том, что я могу получить мой журнал в обмен на сто тысяч долларов. В качестве посредника он предложил вас и особо указал, что ваши услуги будут оплачены из этих ста тысяч и составят десять процентов от общей суммы. И добавил, что с вами я могу связаться через Майрона Грина. Меня это насторожило, так как я только что стал его клиентом, Дело в том, что я с большим недоверием отношусь к подобным совпадениям.

— Полностью с вами согласен. А что он обещал сделать с тетрадями в случае вашего отказа?

— Он сказал, что передаст их в полицию.

— Вы бы этого не хотели?

— Нет, мистер Сент-Айвес, я этого не хочу, — он встал, взял мою пустую чашку и вновь наполнил ее ароматным напитком, не забыв положить кусочек сахара. — Я первый раз вижу профессионального посредника, — сказал он, передавая мне полную чашку.

— Возможно, и в последний, — ответил я. — Мне еще не приходилось дважды встречаться с одним и тем же клиентом.

— Я хотел бы знать, существует ли в вашей профессии определенный моральный кодекс?

— Так же, как и в вашей. Правила я устанавливаю сам и не требую их неукоснительного выполнения. В противном случае никто не стал бы прибегать к моим услугам. Но, если бы эти правила не охраняли интересы человека, который нанял меня, я бы тоже остался без работы. Пока на меня никто не жаловался, — Я плачу сто тысяч долларов, чтобы уберечь от посторонних глаз подробности моей личной жизни. Я покачал головой.

— Вы платите эти сто тысяч, чтобы не попасть в тюрьму. О том, что вы — вор, знают многие, но не могут этого доказать, А вот тетради это докажут. Я не могу дать вам обещание не заглядывать в них после того, как они окажутся у меня. Для этого я слишком любопытен, Но уверяю вас, что никому не расскажу о том, что я их прочту. Не знаю, удастся ли мне убедить вас поверить мне на слово, но другого выхода нет.

— Я понимаю, — вздохнул Прокейн и взглянул на часы, — Уже десять сорок пять. Он сказал, что позвонит в одиннадцать, чтобы передать вам инструкции, — он помолчал. — Вы всегда работаете один?

— Теперь, да, — ответил я, — Дважды я пытался работать с напарниками, и оба раза неудачно.

— Кожемес, француз, о котором я вам рассказывал, учил меня действовать в одиночку. Но предупреждал, что возникнут некоторые заманчивые проекты, от которых придется отказываться потому, что они непосильны для одного. Я помню, как он говорил: «Найди кого-нибудь и подготовь его к делу, как я нашел и подготовил тебя». Два года назад я последовал его совету. Теперь у меня есть помощники, мужчина и женщина. Они прекрасно знают свое дело. При необходимости вы можете рассчитывать на них.

— Буду иметь это в виду.

В молчании мы дождались телефонного звонка. Прокейн снял трубку, сказал: «Слушаю», — и тут же передал ее мне. Неизвестный на другом конце провода первым делом поинтересовался, есть ли у меня требуемая сумма.

— Я ее достану, — ответил я.

— Тогда слушай внимательно, а еще лучше запиши, что я тебе скажу.

— Говорите.

— На Девятой авеню, между Двадцатой и Двадцать Первой улицами есть прачечная-автомат, работающая круглосуточно. Ясно?

— Да.

— Ты возьмешь одну из дорожных сумок с эмблемами авиакомпании и положишь в нее деньги.

— Девяносто тысяч.

— Да, девяносто тысяч. Я даю тебе десять процентов от всей суммы. Это значит, что ты работаешь и на меня. Так?

— Так.