Птица Карлсон - Владимир Сергеевич Березин

несуществующего государства, значилось «НИИЗАЧЕМ». Смешливый махнул вахтёру, дескать «это со мной», но вахтёр спал, и никому до них не было дела. Это была тоже примета времени, и Малыш помнил, что также мгновенно изменились вахтёры на секретных предприятиях, где он сам арендовал помещение. Его привели в какую-то комнатку, где сидела женщина, как ему показалось, совершенно голая. Потерев глаза, он решил, что всё же нет, а потом, отняв руки от лица, что всё же ― да. И в каком-то вдруг навалившемся безволии он подписал сперва одну бумагу, потом вторую, и зачем-то отдал женщине паспорт.

Смешливый (только сейчас он узнал его фамилию ― Гибарян), уже обнимал его, как брата. Вместе они очутились в лаборатории на заднем дворе, где рядами, уходящими вдаль стояли какие-то однотипные приборы. Малыш поразился не непонятной технике, а тому, что пространство ангара казалось бесконечным и ряды этих аппаратов терялись в темноте. Гибарян объяснил ему, что это десять тысяч паровых машин, часть огромного счётного механизма, который нужен для… Тут Гибарян махнул рукой, сказав, что потом расскажет, и поздравил Малыша с тем, что он будет ими управлять с помощью прекрасной машины XT-386, которую институт только что за дикие деньги выписал из-за рубежа. А теперь нужно праздновать, и Гибарян повёл его в «Лукоморье». Там уже, несмотря на рабочий день, сидело множество народу, и среди них второй пассажир, тоже оказавшийся научным сотрудником. Его велено было не бояться, а ствол, с которым он не расстаётся, ― дело житейское. Он ведь по совместительству владелец магазина турецких шуб. Малыш спросил, хорошо ли расходится товар, и ему ответили, что он просто не знает местных зим. Но ему, Малышу, обязательно будет скидка.

Они выпили сперва под уху, а потом под жаркое. Потом выпили просто так, и ещё раз, и Малыш, сам не понимая, как, снова заснул на топчане в домике с баней. Поутру его зубы стукнули о стакан с кислым квасом, который держала женская рука, и он ощутил блаженство. Но это уже совсем другая история.

Зима оказалась действительно лютой, и шуба ему пригодилась. Малыш ходил на службу и исправно пялился в экран, на котором моргали синие таблицы «Нортона». Паровые машины исправно пускали свой пар, но предназначение их оставалось непонятным. Кажется, они были элементами огромного суперкомпьютера, который придумал даже не Гибарян, а какой-то сумасшедший учёный, который давным-давно со скандалом покинул проект. Сарториус, Калториус, Малыш даже не стал запоминать. Однажды Гибарян, вполне уверившись в надёжности своего подчинённого, сказал, что машина будет производить валюту. Это оказалось не метафорой, и не печатью фальшивых бумажек, как на секунду решил Малыш. Гибарян утверждал, что за этой системой стоит будущее и революция в экономике, но дальше уже пошли какие-то хэш-суммы, репликации. В этот момент Малыш подумал, что не для этого он бросил программирование и стал торговать джойстиками и принтерами. Пока его знаний хватит, а дальше разберёмся.

Сперва Малыш особо не вникал в жизнь института. Да и жизнь тут больше теплилась в кафе «Лукоморье», а часть учёных и вовсе покинула Соловец-22. Их закрытые лаборатории сохранили таблички, больше напоминавшие названия модных телепередач ― «Третий глаз», «Сектор говорящих руин», «Лаборатория дискретной контрамоции». Говорили, что здание уходит на десять этажей вниз, но Малышу вовсе не хотелось лезть вниз, особенно после того, как он обнаружил старый виварий. Бесцельно слоняясь по зданию, Малыш увидел табличку вивария и ещё пять, предупреждавших о разных смертельных опасностях этого места. Самое странное, здесь ничем не пахло. Оказалось, что обитатели вивария сдохли прямо в клетках, и случайный посетитель поразился их странным скелетам ― с тремя, а то и с семью головами.

Кто-то из сотрудников всё же приезжал из дальних краёв. К примеру, один завлаб, родом из тех испанских детей, которых привезли в конце тридцатых годов в СССР, приезжал из новообретённой Испании на два-три дня. Малыш видел, как гордо он шествует по коридору и ему чудилось, что на поясе этого испанца пристёгнута настоящая шпага. Другой завлаб, занимавшийся национальным меню для выведения идеального человека, ярый русофил, сперва уехал в Израиль (кто бы мог подумать), а теперь вернулся и вёл передачу на телевидении. В институт он приезжал летом, по большей части проводя время в сборе грибов и застольях. Служба здесь, как понял Малыш, нужна была телеведущему для подписи в бегущей строке на экране.

Но так или иначе, институт функционировал, и Малышу там стало даже нравиться.

К тому же однажды родственница хозяйки, промышлявшая гаданием, раскинула карты и сказала, что программист никогда не уедет из этого города, и сейчас она видит его могильный камень с датами и надписью «От любящих и безутешных дочерей Жанны, Снежаны и Виолы».

Но всё же нужно было понять тайну десяти тысяч паровых машин, и он решил найти старика, начавшего это дело. Конечно, он оказался никаким не Калториусом, а просто Карлсоном. Малыш обнаружил его в лаборатории левитации, в самом дальнем углу здания.

Когда он вошёл, Карлсон висел под потолком. Выглядело это донельзя нелепо. Увидев гостя, Карлсон что-то нажал на груди и с шумом упал на пол. Малыш помог ему подняться.

― Я не левитирую, ― сказал хозяин. ― Это нормальный лептонит.

Малыш из уважения покивал головой. Он не знал, что такое лептонит, и готов был поверить, что это глагол.

― Я знал, что вы придёте. Я наводил справки. Скажите, вы никогда не были за границей?

Малыш рассказал, где он был, и пока перечислял, то Карлсон сладко улыбался, прикрыв глаза. Так слушают дети рассказы о несъеденных ещё сладостях.

Оказалось, что Карлсон невыездной. На встречный вопрос Малыша он стал темнить, говоря, что его сроки не подошли и не подойдут никогда. Потом перевёл разговор на лептонный двигатель, отчего Малыш заскучал даже больше, чем от хэш-сумм.

Потом он как бы случайно заводил разговор о старике с другими сотрудниками. Они говорили о Карлсоне разное, например, то, что он летает как шмель. Согласно законам аэродинамики, шмель летать не может. Но это всё глупости ― он летает, и именно согласно правилам аэродинамики. На следующей встрече Карлсон рассказал эту печальную историю.

― Я доложил это на секции левитации ещё в 1983 году. Секретарь парткома предложил мне соавторство, а когда я отказался, высмеял всю идею. Он видел чертёж с пропеллером, но ничего не понял. Но партийный секретарь обвинил меня в незнании элементарных законов физики ― он считал, что нужно делать соосную схему на спине, или компенсирующий