Техника «косого взгляда». Критика гетеронормативного порядка - Сборник статей

Квир как научная дисциплина

Как научная дисциплина, квир не образует единого исследовательского направления, но является прежде всего обобщающим термином, которым описывают все гендерные исследования, то есть является набором гетерогенных теорий и концепций. Эти последние проблематизируют гендерную идентичность в ее историческом развитии, анализируют политическое значение сексуальных меньшинств и интерсекциональность гендера, его связь с капитализмом и глобализацией, рассматривают соотношение гетеронормативности с другими формами идентичности и влияние гендерных кодировок на смыслопроизводство во всех сферах культуры: литературе, искусстве, кино, театре, а также в культурных и политических ритуалах.[8]

Квир, таким образом, шире в своем определении, чем гендерные исследования. Впрочем, четкого разделения между ними нет. Различия можно провести лишь с точки зрения исторического развития двух дисциплин и предмета их исследований. Гендерные исследования предшествовали квиру, подготовив ему теоретическую почву. Развитие гендерных исследований как академической дисциплины восходит, с одной стороны, к деконструктивистскому французскому феминизму – écriture féminine, женскому письму.[9] Его представительницы использовали теории Зигмунда Фрейда, Жака Лакана и Жака Деррида с целью выработать женские формы артикуляции вне патриархальных традиций. С другой стороны, основой гендерных исследований послужили феминистские исследования женских образов в литературе, искусстве, кино и культуре [12; 42; 47; 60; 69]. Заслугой представительниц этого направления является раскрытие механизмов гендерного кодирования репрезентаций, хотя в центре их работ лежал анализ феминности и женского искусства.

Переняв некоторые теоретические позиции феминизма, гендерные исследования сфокусировались на гетеронормативности и конструировании феминности в ее связи с маскулинностью, то есть не анализировали женские конструкции обособленно, а исходили из конститутивной взаимосвязи между ними и мужскими концепциями: невозможно понимать и описывать феминность без анализа маскулинности и наоборот. Такой дисциплинарный генезис предопределил и тот акцент, который на первом этапе гендерных исследований пришелся на изучение феминности. Какое-то время сохранялась диспропорция в теоретизации мужских и женских конструкций, однако вскоре исследования мужских образов сформировали отдельное направление «мужских исследований» (Men Studies), восполнившее этот дефицит. Одной из важнейших ранних работ по маскулинности, вышедшей еще до возникновения самого исследовательского направления, считаются «Мужские фантазии» [62][10] немецкого культуролога Клауса Тевеляйта. Впрочем, эта работа посвящена также женским образам в книгах и мемуарах ветеранов Первой мировой войны. Способы описания и конструирования феминности авторами – бывшими солдатами – помогли Тевеляйту создать модель, объясняющую фашизм как производство мужского тела-панциря посредством уничтожения Другого, кодированного образами феминности. Эта сохраняющая свою актуальность и основанная на психоанализе модель все же понимает под маскулинностью универсальные и унифицированные категории (как если бы все мужчины были равны и существовал единый механизм формирования их психики). В этом номере представлен отрывок одной из основополагающих концептуализаций маскулинности, которая принадлежит перу австралийского социолога Рейвин Коннелл, указавшей на плюрализм маскулинных концепций, их социальную многослойность и дифференцированный, неравномерный характер их доступа к власти. Эта вошедшая в квир-канон работа относится также к числу критических исследований маскулинности и гендерных исследований.

Квир продолжает теоретическую традицию гендерных исследований: оба направления используют психоанализ Зигмунда Фрейда и Жака Лакана, деконструкцию Жака Деррида и дискурсивный анализ Мишеля Фуко. Последовательницей Фуко является Джудит Батлер, развившая его идеи и применившая их к анализу культурного генезиса гендерной идентичности. Батлер также является теоретиком деконструктивизма и понимает субъект прежде всего буквально, как подлежащее в предложении, дешифрируя дискурсивные стратегии его языкового генезиса посредством «тщательного прочтения» (close reading) дискурсивных пересечений. Джудит Джек Хальберстам в своей работе также активно ссылается на Фуко; впрочем, он применяет дискурсивный анализ для описания культурных квир-феноменов в различных медиа, в то время как Батлер описывает дискурсивные структуры возникновения и регламентации субъекта в лоне западной философии. Ли Эдельман применяет психоанализ Лакана к описанию политических феноменов, также понимаемых им как процесс означивания, который он и деконструирует.

С постструктурализмом гендерные и квир-исследования объединяет критика языковых структур, которые после работ Фуко понимаются как формы власти, регулирующие отношения субъектов. Их представители подвергают критике понятие истории как целенаправленного прогрессивного развития, каузальной и непрерывной цепи событий, а также любые рассуждения в терминах возникновения, источника и подлинного. Они также близки к постструктурализму в своем отказе от универсального и автономного субъекта, который мог быть лишь исключительно мужским, гетеросексуальным, европейским, белым выходцем из среднего класса. Проблематизировав дихотомию «мужчина и женщина», гендерные исследования поставили под сомнение «объективность» и бинарную оппозицию истины/ лжи и нормы/безумия, которую подвергали критике постструктуралистские теории. Таким образом, гендерные и квир-исследования видят свою задачу в критической рефлексии научных и культурных эпистемологий как таковых [ср.: 56: S. 187–200]. Так, Рейвин Коннелл критикует существующие концепции, показывая, что «правда» и «истина» зависимы от моделей, применяемых для их утверждения. В своей аргументации она отходит от философского подхода Батлер, развивая собственную аналитическую модель для рассмотрения социальных структур. И наконец, анализируя идентичности и формы культурного смыслопроизводства, постструктурализм, равно как гендерные исследования и квир-концепции, расширили понятия текста. Практически во всех этих направлениях практикуется семиотический анализ артикуляционных и репрезентационных форм.

Так же как и гендерные исследования, квир-концепции учитывают интерсекциональность гендера, то есть его связь с этническими, классовыми и другими социальными и политическими категориями. Белая европейская женщина, к примеру, обладает иным социальным статусом, нежели белая лесбиянка, афроамериканская женщина или чернокожая лесбиянка. На сегодняшний день существуют Black Studies, Whiteness Studies и Queer of Color, также имеющие основой гендерные исследования.

Наряду с временно́й дистанцией оба направления различаются и аналитической перспективой: в то время как гендерные исследования в основном занимались гетеронормативностью, квир обратился к анализу альтернативных идентичностей. Тем самым он, с одной стороны, расширил предмет гендерных исследований, интегрировав в него работы на гей– и лесбийскую тематику; с другой стороны, он децентрировал сам аналитический фокус, который теперь направлен из периферии на центр, от субкультур на официальную культуру и из сферы криминального на закон, то есть представлял собой взгляд угнетенных и подчиненных на власть и гегемонию. Такой аналитический подход позволил по-новому взглянуть и на «норму», которая, как правило, остается невидимой/немаркированной. Квир-теории можно разделить здесь на три основных направления: историчность сексуальности, перформативность гендера и семиотику сексуальности, на основе которой и был развит квир как деконструктивистская аналитическая фигура.

Квир-основы

Историчность сексуальности

Практически все теории квир в большей или меньшей степени опираются на Мишеля Фуко. Его главная заслуга (с точки зрения квир) состоит в описании историчности сексуальности и дискурсивности идентичностей. У сексуальности есть история, разведшая «естество» и либидо [см.: 6]. Она является фундаментом политически регламентируемых технологий самости и оказывается, таким образом, пронизанной властью, как писала об этом ранее Кейт Миллетт. Примерно с XVIII века развивается новая, основанная на воле к знанию эпистемологическая парадигма, которая конституирует сексуальность в качестве тайны, чтобы впоследствии (и с наслаждением) ее развеять и тем самым установить «истину». Возникновение данной парадигмы связано с изменением властных отношений между индивидами и государством. Монархическую власть суверена сменили многочисленный бюрократический аппарат и институты, власть которых, согласно Фуко, основывается на проникновении в тело и захвате желаний каждого/каждой. С тех пор власть не принадлежит более никому: это не привилегия, у нее нет больше единого центра, она является суммой регулируемых дискурсами отношений между индивидами, а также индивидами и государственными институтами. Дискурсом является совокупность институционализированных правил, регламентирующих и фиксирующих, что, кем, где и в какой форме может быть сказано, идентифицируя и изолируя безумие и отделяя ложь от правды.