Когда листья станут золотыми - Кларинда

стоят…

— Труп вы видели?

— Ох, боже упаси. Мы не искали. Листы сверху стянули и все.

— Все вместе были? Друг друга из виду не теряли?

Авдотьин покачал головой.

— Вместе, листы тяжелые. Все тащили.

— Надо было им сразу приехать, — шепнул старлей Данилову. — Я бы и вчера отпросился.

— Э, Леш, ты же помнишь, двадцать седьмое вчера было. Народ перепился, в Мировичах вообще автолавку сожгли. В Приокске буянили, городские патрули не справлялись.

— В Мировичах? — ахнул участковый. — Вот гады, туда же только та автолавка и ездит…

— Ребята, — поднял голову Калашеев, — ладно вам. Алексей, сводку потом посмотришь. Ничего страшного по твоему участку, только этот пожар. Это по соседству муж жену зарезал и прочее. Ну, что будем делать? Те два бревна раскидаем?

— Кошка спрячется под твоими бревнами, — фыркнул Данилов. — Взрослый покойник не уместится. Рука-нога торчать будет.

— А нам идти можно? — спросил свидетель Спиридонов. Калашеев властно сказал:

— Я вас не отпускал. Подождете.

— Ну хотя б нам, това-а-рищ милицинер, — глубоким контральто протянула рыжеволосая девица с ярко подсиненными глазами. — Мы же с Настей ничего не знаем…

— Я сказал, подождите! — ледяным голосом повторил Калашеев. — Вадим Николаич, поднимем бревна? Вчетвером?

Молчавший до сих пор следователь кивнул.

— Попробуем…

— Может быть, пепел вначале разровнять? — спросил Иванченко. — Можно грабли попросить принести.

— Грабли! — возопил уязвленный в лучших чувствах судмедэксперт. — Граблями вы мне так кости изуродуете, что причину смерти не определишь!

— Ты сначала найди те кости, — Калашеев нагнулся и поднял потемневший от огня железный кол, подняв облачко серого пепла. — Попробую этой хреновиной…

Он сделал шаг, намереваясь воспользоваться ломом, как рычагом, но его остановили два одновременно прозвучавших крика:

— Максим, погоди!

— Стойте, капитан!

Старлей и Самойленко переглянулись.

— Вы тоже об этом подумали? — спросил следователь.

— Да, — кивнул старлей. — Орудие убийства. Максим, — добавил он, понизив голос. — А если они поссорились, подрались. Думали, что огонь скроет все следы. На другой день увидели, что рана настолько серьезна, что пожар не помог, и убрали труп?

— Черт, — Калашеев опустил кол. — Мне самому надо было догадаться…

— Вы просто не успели, — утешающим тоном заметил следователь. — Отложите лом, потом экспертиза проверит наличие эпителия, крови и прочего. А теперь давайте-ка для очистки совести…

Одно из бревен с трудом подняли Самойленко и Калашеев. Второе пытался толкать ногой судмедэксперт, бормоча что-то о вреде моциона лично для себя. Старлей быстро отошел к пруду и вытащил из воды жердь. Когда он вернулся к опергруппе, за ним потянулись жители Богородицкого. Суровые взгляды участкового не могли удержать любопытных от желания увидеть все поближе.

— От мостков осталась, это ж недавно еще колхозный пруд был. Дайте-ка пошурую… — пробормотал участковый.

Он просунул жердь под бревно и сделал движение, другое. Вдруг на серую полянку пепла выкатился темный округлый предмет, величиной с человеческую голову.

— Черепушечка, прости господи, — зашамкала стоявшая ближе всех старуха. Подслеповатый дед Михеич с готовностью снял кепку и перекрестился.

Участковый быстро повернулся к жителям деревни и замахал руками.

— Граждане, граждане! Имейте совесть! Не препятствуйте следственно-оперативным мероприятиям! — и, сбавив тон, добавил: — Ну, бабушки, ну не любопытствуйте так. Похоронами покойника озабочены? Не надо, он на ваши не придет.

Старушки нехотя отошли на пару шагов. Участковый вернулся к группе. Сбившиеся в круг оперативники разглядывали нечто, напоминавшее подкопченный на огне чугунок.

— Шшшто это? — прошипел, как гусь, Самойленко.

— Каска, — не к месту счастливым голосом сказал оперуполномоченный. Он поднял каску и покрутил ее на пальце. — С виду вроде немецкая полицейская, будь у меня книга, я бы точно сказал. В детстве увлекался историей Великой Отечественной, эх, мне бы тогда такую… Наши покруглее были и без торчащих полей, так что это немецкая каска.

— Вижу, что не кастрюля! — завопил Самойленко. — Голова где?

— Голова? — переспросил Калашеев, попробовал нацепить каску на собственную макушку. Шлем съехал ему на самые брови. — Видно, где-то в подмосковных болотах или в братской могиле. А здоровый немчура был. Как я в детстве мечтал о таком трофее…

— Неужели ты, Макс, о фашистской каске мечтал? — удивился Данилов.

— Нет, мечтал я о советской. Но от этой бы тоже не отказался.

— Да не немца голова, — чуть ли не с отчаянием проговорил следователь. — Голова нашего пропавшего где?

— Тоже в лесах, и, возможно, отдельно от тела, — мрачно сказал Иванченко. — Если его убили и прятали труп…

Данилов наклонился.

— Следов волочения на земле нет, — произнес он с сомнением в голосе. — То есть, от листов вон полоса осталась, а от трупа нет.

— А расчлененку вынести легче, ничего волочь не надо.

— Так сразу тоже нельзя, — решительно сказал Калашеев. — А если он все-таки выскочил?

— А куда потом делся? — спросил старлей.

— Куда угодно.

— Ночью? Голый?

— Так если он вдрабадан был, ему все равно, голый или в смокинге!

— Максим, я не про то. Ему-то все равно, а встречным? Да нам бы давно уже сообщили.

— Ну, если он ушел в лес… — задумался Калашеев. — Какие там встречные, кроме комаров? Черт, да протрезвел бы и вышел сам, если местный.

— Он не местный, москвич.

— Все равно. Год здесь жил и в детстве приезжал, считай, местный.

— Леса наши Колька не хуже местного знал, — встрял в разговор подошедший поближе свидетель Авдотьин. — Только он не выходил из бани.

— А куда он тогда делся? — раздраженно спросил оперуполномоченный. — И вообще, стойте, где вам сказано было. Кто вам велел подходить?

— Может, совсем сгорел? — всхлипнул Авдотьин. — Я в детстве читал…

— Идите вы с вашими познаниями к… остальным свидетелям. Ходите, подслушиваете!

— Я что, я ничего, — стушевался Авдотьин, отступая к пригорку, где сидели его товарищи. — Серый, вон там не Матильда твоя стоит?

Свидетель Спиридонов поднялся и быстро зашагал к пруду.

— Эй, свидетель, свидетель! — закричал Калашеев. — Стойте!

Спиридонов даже не обернулся. Участковый вскочил и бросился следом.

— Леш, куда ты? — крикнул позади Данилов.

— Куда, куда, — бормотал про себя старлей. — Ты здесь не живешь, урода этого не знаешь…

Чернобровый красавец был уже у пруда, где среди старушек стояла молодая женщина в слишком теплой для лета серой вязаной кофте и резиновых сапогах.

— Машка, шалава, какого… ты приперлась? — свидетель угрожающе поднял кулак. Девушка охнула, отклонившись. Старлей пустился бегом, прижимая руку к ребрам. Желудок мучительно кололо изнутри.

Он опоздал на какой-то миг. Руку Спиридонова перехватил подоспевший к месту происшествия крепкий человек средних лет. В следующий момент на плечах дебошира повис участковый.

— Спиридонов, ну все, теперь мы с тобой по-другому поговорим…

— Алексей Иваныч, не надо, пожалуйста, — со слезами заговорила девушка. — Это я во всем виновата, я…

— Сергей! — возмущенно выкрикнул неожиданный спаситель. — Ты в своем уме? Беременную жену, да