Когда приходит Рождество - Эндрю Клейвен

без одежды…

Девушка перестала плакать. Она сильнее вжалась в воротник пальто и несчастно посмотрела на туман, который окутывал их со всех сторон.

– Я вышла на встречу с любимым, – начала она.

– Понял.

– Его зовут Иоганн.

– Иоганн, значит. И где он?

– Убежал.

– От тебя убежал? – спросил Альберт, с удивлением глядя на нее.

Девушка покачала головой.

– Нет, от моего отца.

– А, получается, твой отец узнал о вас.

Она кивнула, но ничего не ответила. Альберт понимал, что лучше оставить эти расспросы на некоторое время.

Далее они шли молча. Подъем между деревьев становился еще более крутым. Вскоре они вышли из леса на тропу, что вела между рядами домов. Они взбирались на холм, и Альберт стал различать очертания окутанной туманом готической церкви на самой вершине. Он увидел башню из красного кирпича странной формы. По всей длине она была квадратная, но вершину украшал шар и конический медный шпиль зеленого цвета. Темная фигура сооружения выплывала из ночной белизны.

Альберт повторил вопрос:

– Так, значит, твой отец узнал о вас? О тебе и Иоганне?

Девушка печально ответила:

– Это Иоганн… Он нас выдал. Сказал что-то… не знаю, что именно, но отец все слышал. Он потом за мной пошел, когда я из дома улизнула… Ну и нашел нас. Вдвоем.

Альберт все ждал, когда она продолжит, но она молчала. Поэтому он настойчиво спросил:

– Твой отец рассердился на тебя? Запретил возвращаться домой?

Альберт уже начал думать, не придется ли ему сейчас разрешать семейные конфликты, прежде чем он закончит обход.

Но девушка мягко сказала:

– Пришли.

Они остановились. Наконец добрались до вершины. Но поблизости не было ни одного дома. Перед ними стояла лишь невысокая ограда, а за ней – кладбище. Готическая башня мрачно взирала на них из-под снега.

Альберт в смятении осматривался, взгляд бегал по покосившимся надгробиям.

Стоя рядом, девушка тихо произнесла:

– Он не прогонял меня… Нет, мой отец не прогонял меня. У него был нож. И он ударил меня. Ударил ножом в сердце.

Снег все падал. Альберт повернулся, чтобы взглянуть на девушку, и застыл в оцепенении.

Она исчезла. Пальто лежало на камнях у его ног. Смятое, одинокое, но чуть приподнятое, как будто девушка просто растворилась.

Он крикнул: “Аделина!” Но в ответ ему лишь завывал ветер. Альберт задрожал. Без пальто очень холодно. Не хотелось бы простыть. Не прекращая звать девушку, он поднял и надел пальто. Прошло уже полчаса, а он все звал и звал. Ответа не было. Тишина. Она просто испарилась.

В конце концов ему пришлось оставить все попытки найти ее. Так что он ушел домой.

Найти ее удалось только на следующее утро. Он вернулся к церкви, прошелся по кладбищу и остановился у средневековых могил. На одном полуразрушенном надгробии было ее имя: Аделина Вебер.

Надгробие это стояло на могиле, в которой ее похоронили после того, как более чем двести лет тому назад ее убил собственный отец.

1

Закончив рассказ, Кэмерон Уинтер отвернулся, и его голос растворился в тишине. Некоторое время Маргарет Уитакер молча на него смо-трела. Между их стульями было небольшое расстояние.

Маргарет шестьдесят семь. Она психотерапевт уже почти сорок лет. Она видела многое, слышала и того больше, а потому считала, что прекрасно разбирается в людях. Но этот человек… Он оставался для нее загадкой.

Маргарет считала его привлекательным. Да, он был действительно привлекательным, ну или, может, в нем были такие черты, которые ей всегда нравились. В ее лета живут не страстями, а головой, как писал Шекспир[4]. Но она все равно ощущала особое притяжение. Уинтеру было около тридцати пяти. Мужчина среднего роста, хорошо сложен: плечи широкие, талия узкая. А вот лицо его было неземным, даже божественным, но при этом решительным и мужественным. Это было ангельское лицо, которое обрамляли длинные вьющиеся золотистые волосы, ниспадающие вниз и прикрывающие уши – словно он сошел с картин эпохи Ренессанса. На нем были очки в тонкой оправе и твидовый пиджак с заплатками на локтях – форма профессора колледжа, кем он и работал, судя по его словам. Но было в нем нечто такое, что не свойственно профессору. Нечто в его глубоко печальном и пристальном взгляде. В сильных и готовых к чему-то руках… Нечто…

– Зачем вы рассказали мне эту историю? – спросила она. Ей было действительно интересно.

Он задумчиво смотрел в окно, за которым цветными рождественскими огнями мерцала небольшая улица с магазинами и закусочными. Глядел на белоснежный купол Капитолия в конце квартала, на то, как мягко кружит декабрьский снег над рекой. Она не могла оторваться от его красивого профиля, пока он бормотал:

– Я тогда не мог уснуть. В смысле, после истории Альберта. Мне хотелось поскорее встретить рождественское утро, но в то же время было так страшно. Я все думал о призраке убитой девушки, которая гуляет по заснеженному городу. Сна ни в одном глазу, и я все метался на кровати, изучал тени – не прячется ли в них что-то пугающее… Так хотелось позвать Мию, мою няню, чтобы она пришла и успокоила меня. Но я боялся, что Шарлотта услышит. Я как представил, что она поймет, какой я трусливый мальчишка, – нет, сама мысль меня ужасала!

Он повернулся к Маргарет, и она снова ощутила всю силу его притягательности. Тепло мягко растекалось по всему телу. “Боже мой!” – мысленно воскликнула она.

– Но Шарлотта точно слышала, – продолжал он. – Она точно слышала, как я ворочался. А потом дверь в моей комнате медленно открылась. В коридоре горел свет, и я лежал, не отрывая взгляда от проема двери, ожидая, что там вот-вот появится призрак Аделины Вебер. Но вместо нее в комнату зашла малышка Шарлотта – серьезная, похожая на маму девятилетняя Шарлотта. Она ничего не сказала. Ни единого слова. Только села на край кровати… Села и мягко похлопала меня по руке. Тихонько убаюкала меня, и я все-таки уснул.

Воцарилась тишина. Маргарет старалась неотрывно смотреть ему в глаза – взгляд у него и грустный, и шутливый, и чувственный.

– Обычно люди приходят ко мне, когда у них проблемы, Кэмерон, – сказала она.

– Да. Я знаю.

– Знаете. Но тем не менее вы приходите в мой кабинет, садитесь и рассказываете мне эту историю. И я все равно никак не могу понять, зачем вы пришли.

Он чуть вздернул подбородок и задумался.

– Я пришел, чтобы… – начал он и вдруг замолчал, будто подбирая нужные слова. Наконец он сказал: – Я пришел, потому что мне тоскливо.

– Вы хотите сказать, что у вас депрессия?