Август - Екатерина Алёшина II

к алтарю, она — в толпе. В светлом платочке, но все также смотрит на него с восхищением. В первое мгновение он не поверил своим глазам: другой район, иное мероприятие, и опять — она?.. Но сердце подсказывало — да, она.

Сердце его отчего-то чувствовало ее на расстоянии. Они встретились взглядами и ясно оба осознали, что видят друг друга.

Это было неожиданным для него: на мгновение Сергей Борисович даже смутился. Кто она, эта женщина? Отчего опять стоит на его пути? Кто она?!

Ее появление в этой церкви его озадачило, и он, подозвав одного из своих людей, дал указание разузнать, кто она такая, вон та женщина в светлом платочке. Но в церкви было море людей и много женщин в светлых платочках. Незаметно подсказали оператору снимать всех женщин в светлых платочках, стоявших слева от алтаря.

Вечером ему показали пленку, и он нашел ее. Остановил кадр и разглядел поближе. Действительно, очень мила. Миндалевидные карие глаза ее были так выразительны и … так знакомы. Он напрягал память, пытаясь вспомнить, не встречались ли они с нею раньше, и вспомнить не мог. В целях личной его безопасности скоро узнают, кто она такая, но ему самому хотелось в себе разобраться.

Ночью, гуляя по саду, он думал о ней. Небо было звездным, лишь изредка наплывали тучки. То выплывая из-за них, то вновь уходя в их плотность, звезды далеким мерцанием словно подсказывали ему, что есть нечто далекое, связанное с этой женщиной, что из глубин его памяти выплывает вдруг и тут же уходит, и он никак не может поймать эту нить. Иногда, правда, появлялись и другие мысли, связанные с его личной безопасностью, все неизвестное и непонятное настораживает. Но эти мысли были хороши для охраны, для него же значащим было иное: ее искренний теплый взгляд, ее неподдельное внимание.

Кто ты, милая незнакомка, почему так волнуют и кажутся такими родными твои глаза?

Он ждал от своей охраны ответа, но не через неделю, не через месяц они ее не нашли. А потом эта история стала сама собой забываться.

И вдруг опять увидел ее, скорее, сердцем почувствовал. Она стояла у здания администрации, разговаривая с каким-то мужчиной. Сергей Борисович несколько секунд не сводил с них глаз. С каким-то вопросом зашел к нему секретарь, он движением руки подозвал его к окну.

Но однажды в те несколько минут отдыха, которые бывали у него между встречами и деловыми переговорами, он стоял в кабинете у своего большого окна и рассеянно смотрел на улицу.

— Немедленно узнайте у охраны, кто эти люди.

Минуты через две-три незнакомка ушла. Он долго провожал взглядом ее стройную фигурку. А мужчина, с которым она говорила, вошел в здание администрации. Им оказался сотрудник департамента культуры, которого к нему тотчас вызвали. Бедный клерк был очень бледен, стоя перед Сергеем Борисовичем на ковре.

— Кто была эта женщина, с которой вы разговаривали минут десять назад на улице?

— Татьяна Д., журналистка новой краевой газеты "х".

— Журналистка?

Меньше всего Сергей Борисович ожидал услышать такой ответ. О новой же газете он вообще не слышал.

— И о чем же вы с ней говорили, о каком деле?

— Она пишет о краевой выставке молодых художников, которую я курирую.

— И это все, что вы знаете о ней?

Молодой клерк не мог понять, чего от него хотят.

Сергей Борисович отпустил его и, опустившись в свое официальное кресло, задумался. Ее неожиданные появления в разных местах теперь объяснялись, но откуда у нее был этот изумительный влюбленный взгляд?

Волна тепла от первой встречи уже ушла, острое любопытство от встречи второй тоже смягчилось, но оставалось нечто необъяснимое: ему все больше казалось, что они когда-то раньше встречались. Но где? Неужели он стареет и ему изменяет его прекрасная память? Этот факт его удручал.

Развязка у этой истории оказалась неожиданной и простой. В день рождения внука дочь достала старые фотографии, пытаясь найти сходство внука с дедом. И Сергей Борисович увидел фотографию, сделанную в пионерском лагере на практике. Вот она, его незнакомка! Он вспомнил ее! Вспомнил эти миндалевидные чудесные глаза, в которые был влюблен! Вот она, студентка журфака, с которой он не сводил восхищенных глаз! Ее тоже звали Татьяна. Как же он мог забыть о ней? Почему не узнал, не вспомнил?!

Нарядная красивая жена, веселые гости куда-то уплыли, и он видел только далекое, юное, милое…

Звенели бокалы, шумели голоса гостей, а Сергей Борисович с грустью смотрел на старую фотографию и думал, что он стареет, и память чувств слабеет, и легко всплывают в памяти только деловые факты и цифры. И никто и ничто уже не может вернуть ему его юность, и ту яркую искреннюю его любовь.

И он поднял тост:

— За тех, кого мы когда-то так любили! За нашу юность!

Алиса, свет очей моих

Престарелый монах вышел на крылечко скромной келлии. Недавно отгремела гроза, тихий вечер опускался на землю. На востоке еще темнели тучи, а над тучами восстала радуга. Как нежно она сияла в лучах заходящего солнца!

Громко кричали ласточки, стайками и поодиночке летавшие высоко в прозрачном поднебесье.

Прекрасен мир Божий и сладок миг ощущения безграничной жизни! И как, быть может, немного ему остается жить на этой земле. Мало кому дано знать час своего перехода в вечность, а он уже болен, и тело его устало от трудов. Но душа, словно юность вернулась к нему опять, так светла и радостна и так наполнена счастьем. Он давно не изведывал этих чувств. Но сегодня к нему приходили крепкие молодые семинаристы, чтобы спросить у него совета, какой путь избрать — монашеский или семейный.

Что он мог сказать им о пути семейного священника? Этот путь ему, схимонаху, был чужд. А путь монашества труден, тесен и узок, и не всякий может одолеть его.

Вот он болен теперь и не молод и уже готовится к переходу в иной мир, но как отраден ему был этот приход молодых, будто юность еще раз посетила его.

На западе пряталось солнце за белыми облаками, апельсиновым золотом озаряя заход. День угасал, а душа оживала, душа пела и светло и тихо радовалась жизни.

В юности радость бывает яркой, бурной, а на склоне лет — ровной, теплой, безмятежной. И она озаряет прожитые годы светом Божественной любви ко всему живому — к людям, птицам, деревьям и облакам. Хорошо жить на свете. И не помнятся в такие минуты скорби и