Испытание киллера - Лев Пучков

Несколько раз (какой позор!) я под горячую руку убивал ее и порывался окончательно прекратить наши отношения. Но Оксана очень тонко чувствует такие моменты и всегда своевременно принимает меры, чтобы держать меня на коротком поводке. И это ей вполне удается. Не знаю, каким секретом обладает эта гейша, эта… эта… однако, когда она оказывается со мной наедине, я в буквальном смысле слова теряю рассудок. Перед глазами плывут причудливые колонны фаллической формы, ее черные трусики, просвечивающие сквозь тонкий шелк юбки, становятся вдруг центром мироздания, и вообще, у меня даже язык деревенеет — до того я хочу ею обладать.

В общем, эта женщина — неотъемлемая часть моей жизни. Она помыкает мной и удовлетворяет свои амбиции за счет моей феноменальной влюбленности в нее. Она имеет надо мною необъятную власть.

Если вникнуть в симптомокомплекс этого нездорового явления несколько глубже, помимо внешних данных поработительницы, можно обнаружить еще одно обстоятельство, на мой взгляд, играющее решающую роль в наших отношениях.

Оксана — психотерапевт высочайшей категории. Более того, она одна из немногих в нашей стране имеет диплом психоаналитика мирового стандарта. Пять лет стажа в лучшей европейской клинике — это вам не в вагоне с металлоломом сало жрать!

В общем — сволочь. Когда-нибудь я ее прибью — по своей инициативе, вне профсоюзной разнарядки. Потому что, как мне, кажется, такие муки в течение хоть сколько-нибудь продолжительного периода не в состоянии вынести ни один нормальный мужик. Хотя, по большому счету, я сам оказался инициатором наших отношений. Мог бы и не влезать — все, вполне возможно, получить бы совсем иначе.

Познакомились мы около полугода назад. Стояла ранняя весна, отягощенная всеми приличествующими этой поре аксессуарами: надсадным завыванием котов, зазывным сверканием глаз подавляющего большинства юного женопоголовья, которое разом повыпрастывалось из зимних шкур, и витающим в воздухе фимиамом всеобщего вожделения, способным свести с ума даже надышавшегося за день чернилами бухгалтера-перестарка.

Мучимый каким-то невнятным томлением, я вечерком шлялся по улицам Центрального района и мимоходом завернул в хороший кабак для «новых», который славился потрясающей заливной осетриной и неподдельным французским вином. В красноватом полумраке просторного сводчатого зала господствовали запахи хорошей кухни, которые органично сочетались с ненавязчивым звучанием музыки Скрябина. Наверно, это сочетание здорово импонировало «новым» и центральном братве, которая любила пастись в этом кабаке, — это ставило их на уровень интеллигентных снобов старой закваски, каковыми они на самом деле не являлись и от того слегка комплексовали перед лицом интеллигенции настоящей.

Оксана была там с каким-то здоровенным бородатым дядькой — их столик располагался метрах в шести от моего. Дядьку этого я уже где-то имел удовольствие лицезреть, причем неоднократно, но лично с ним знаком не не был: если бы вдруг мне втемяшилось перезнакомиться со всеми деловыми партнерами моего патрона или просто с его приятелями, я вынужден был бы минимум на неделю все бросить к чертовой матери и с утра до вечера торчать в приемной головного офиса, представляясь всем подряд и всех запоминая.

Бородатик уже изрядно поддал и что-то едко выговаривал своей спутнице, махая у нее перед носом мясистой пятерней и периодически тыкая пальцем куда-то в зал. Я проследил за движением пальца: в том направлении, у стены, сидели за столиком трое бандитов из группировки Центрального района (я пару раз видел их, когда ездил по делам с нашим вице к Феликсу) и, позабыв о еде, пялились на Оксану. А пялиться было на что. Ко всему прочему, эта фурия от выпитого вина раскраснелась, похорошела до неприличия — я бы сказал, распустилась, как календула под лучами солнца. Она выглядела до того соблазнительно, что не пожелать ее в тот момент мог только явно выраженный педофил или законченный дегенерат с катастрофическим недостатком половых гормонов. Типа того бородача, что сидел с ней за столиком и махал перед прекрасным ликом потной дланью. Нескольео позже, кстати, я прекрасно понял, почему бородач так вел себя, — когда сам побывал в его шкуре. Но в тот момент, увы, я еще ничего не знал, а потому завороженно смотрел на это секс-чудо и думал только об одном: как было бы здорово заполучить хоть на пять минут сей комплекс эротических ухищрений.

В самом разгаре вещания своего спутника Оксана вдруг вскочила и, приблизившись к бандитам, с кошачьей грацией запрыгнула на их столик.

Зал замер. Была отчетливо слышна каждая нотка выдаваемой стереоколонками музыки. Распинав со стола посуду, красотка артистично станцевала нечто среднее между канканом и ламбадой, высоко вскидывая ноги. Затем она спрыгнула на колени одного из бандитов, обняла его за шею одной рукой и, тыча пальцем в сторону своего бородача, задорно крикнула:

— Мужчины! Скажите же наконец этому зануде, что я просто цаца! Что я — настоящее сокровище и он понятия не имеет, чем обладает!

Зал дружно зааплодировал, и обычный шум возобновился: ситуация не из ряда вон, всего-то лишь экстравагантная шутка подвыпившей соблазняшки. Победно вскинув кулачок, Оксана встала и, поклонившись троице, направилась было к своему спутнику, который угрюмо мял подбородок.

Однако не тут-то было! Я не даю гарантии, что после ее перепляса на столе с демонстрацией шелковых черных трусиков, вызывающе просвечивающих сквозь паутину колготок, нормальные мужики повели бы себя адекватно, а здесь… Здесь были поддатые «быки», что называется, без тормозов, которые привыкли властвовать в этом районе, в этом кабаке и делать все, что душа пожелает.

Они вскочили, как по команде, сноровисто ухватили Оксану за руки, за ноги и шустро потащили к выходу, возбужденно сопя и сверкая глазенками.

Зал вторично замер: такие штуковины здесь случались не часто. Люди сюда приходили солидные, желая хорошо поесть и расслабиться, а не гудеть ночь напролет с боем посуды и метанием стульев в голову соседей.

Сообразив, что угодила в передрягу, Оксана истошно завизжала. Бородатый парниша — ее спутник — вскочил и бросился наперерез бандитам. Тот «бык», что двигался спереди, с размаху пнул его в пах: бородач с криком рухнул на колени, скрючился кренделем и стал у входа деликатно исчезли за портерами — не пожелали постоять за честь заведения.

Я неоднократно давал себе слово не вмешиваться в аналогичные переделки, поскольку знаю по горькому опыту, что ничего хорошего из этого не выходит. Этот самый опыт однозначно диктует: защити себя и того, кто тебе близок, остальное тебе должно быть глубоко по тулумбасу. Не лезь не в свое дело.

В тот раз я опустил было глаза, спрятал кулаки и начал дышать по системе, отсчитывая ступени вниз, к точке нулевого спокойствия. Раз, два, три: а не мое это дело, меня это не касается. Четыре, пять, шесть семь: с братвой лучше не конфликтовать. С этой публикой вообще завязывать не стоит — похоронят. Не сейчас, так чуть погодя… Восемь, девять, десять…

На счете «десять» направляющий захватнической колонны поравнялся с моим столиком — в этот момент Оксана с болью в голосе крикнула:

— Господи! Да помогите же кто-нибудь, люди!!! — И тут я встретился с ее взглядом, полным отчаяния. Все во мне перевернулось. Вспомнил вдруг Милку, гоблинов, свою жену с хачеком и так далее. В голове кто-то суматошно заорал: «Влип!!! Опять ты влип, Бакланов!»

Выскочив из-за стола, я заторопился на пути движения «быков» и очень дружелюбно посоветовал:

— Мужики! Оставьте ее — она пошутила!

Тот, что двигался направляющим, повел себя очень бесцеремонно: он ухватил меня свободной рукой за отворот пиджака и грубо оттолкнул в сторону, не сочтя нужным сконцентрировать внимание на таком малозначительном препятствии.

— А! Не хотим, значит, по-хорошему! — горько воскликнул я, предпринимая последнюю попытку разрешить конфликт в устной форме. — А вот Феликсу пожалуюсь — будет вам!

— Пшел отсюда, чмо! — рыкнул направляющий, здоровенный рыжий квадрат с бритой башкой, и вдруг попытался лягнуть меня в пах. Как давеча несчастного бородатика — спутника Оксаны.

Ну, это он зря так. Тут уж я не волен был управлять стихиями. Потому что, когда общение из устной формы трансформируется в рукоприкладство (или ногоприкладство — без разницы), мое логическое мышление самопроизвольно сходит на нет, а вместо него включаются автоматизмы многофункциональной боевой машины со старой, но вполне надежной программой, ключевым файлом которой является одно коротенькое понятие «УБЕЙ!».

Резко дернув тазом назад, я встретил агрессорову голень мощным рубящим ударом. Проигнорировав крик боли, разогнался на полкорпуса и прыгнул левым плечом вперед, сшибая направляющего с курса.