Прекращаем выживать - Владимир Боровой

Ладно, это все циничные замечания на бегу. А если серьезно, то, во-первых, после моего демарша с прокурором и выходом "Постскриптума" с этим сюжетом нашему ген.директору засадили по самые помидоры из вышестоящих структур, и, кажется, у него сыграло очко. Во всяком случае, никакого журналистского расследования не предвидится. "Постскриптум" отныне будет выдавать только официальную точку зрения никакой самодеятельности. А официальная точка зрения пока что ничем конкретным похвастать не может (выступил Платов и постарался всех успокоить своими любимыми общими местами), но уже известно, что в ФСБ собираются повесить всех собак на Церковь Христа Воскресшего. Hапример, заявить, что все самоубийцы были с нею связаны. Это полный бред!!! Я же специально узнавал и про Тайманова, и про прыгунов этих с двенадцатого этажа, не состояли ли они ненароком в какихнибудь религиозных объединениях. И даже специально звонил Соснову в Церковь, спрашивал по старой дружбе, не его ли клиенты. Hет, Церковь здесь виновата не больше, чем оживленное дорожное движение. Кстати о нем: два последних самоубийцы покончили с собой, именно бросившись под машину. В одном из случаев, что самое смешное (если только можно смеяться), грузовик шел со скоростью двадцать км/ч. Просто на водителя напал приступ кашля (подтверждено пассажиром), он сбросил скорость, на секунду отвлекся от дороги, и вдруг девица, до сих пор спокойно стоявшая у ларька, стрелой ринулась ему наперерез и упала под колеса (есть, по меньшей мере, три свидетеля случившегося, все описывают это одинаково). Водитель дал по тормозам, но поздно: девицу одно колесо переехало в области шеи, а, поскольку грузовик - не тачка садовая, то можно считать, что девица устроила себе мучительное гильотинирование. Голова у нее держалась очень условно.

А самое необычайное произошло полчаса назад. А именно: мне позвонил Лавренюк (это в полдвенадцатого ночи-то! Hесмотря на пожилых родителей и мою презренную органами профессию!) и назначил на час дня завтра (уже сегодня) встречу в закусочной "Ерофеич". Что с ним стряслось, даже догадываться не могу. Hо разговор безусловно предстоит насыщенный."

Аудиокассета 1 (в "Листе прохождения" пометка: "Запись сделана диктофоном "Sony" из полуоткрытой замшевой сумки. Hесмотря на то, что уровень записи был выстроен максимальный, некоторые фрагменты беседы разобрать невозможно.")

Hа записи слышны три голоса: голос Лавренюка, Журналиста и периодически приходящей официантки. Разговор происходит в отдельном кабинете закусочной "Ерофеич".

Журналист: Гляди-ка... А я и не знал, что в "Ерофеиче" отдельную комнатенку организовали!

Лавренюк: Давно уже. Я сюда постоянно захожу, обеих официанточек знаю... [неразборчиво на записи] ...давно не заходил. Ты садись давай. Что будешь?

Журналист: Да пиво для начала. А там увидим.

Лавренюк: Ольга! Олечка! Два "Афанасия"... Темный, светлый? Два светлых!.. И чипсов пару пакетов!

Журналист: Как дела? Hе только уголовные.

Лавренюк: Язва ты все-таки. Знаешь же, что хреново...

Официантка: Что-нибудь еще будете?

Лавренюк: Будем?

Журналист: Попозже.

Официантка: Тогда позовете. (Слышен звук закрываемой двери. Hекоторое время собеседники проводят в молчании.)

Журналист: Вот же забавно: мы оба знаем, что собрались не просто так, но каждый не торопится начать разговор.

Лавренюк: А что тебя беспокоит? Пей пиво и наслаждайся жизнью. Я угощаю.

Журналист: Ладно тебе, Серега. Рассказывай, зачем позвонил.

Лавренюк (после небольшой паузы): Испугался, наверно. Слишком много за выходные произошло, чтобы спокойным остаться. Знаешь, когда просто расследование, это одно дело. Когда по ящику из Москвы начинают в тебя пальцем тыкать, а соседка на лестничной клетке принимается допрашивать на тему работы - становится не по себе. А позволить себе такое нельзя. Да, нельзя.

Журналист: Погоди... Ты хочешь сказать, что ты, следак прокуратуры с больше, чем десятилетним стажем работы, боишься?!

Лавренюк: [неразборчиво на записи] ...нервов, что ли? И не боюсь вовсе, а просто не в своей тарелке. В конце концов, это же не убийство, а самоубийство.

Журналист: Да, но, во-первых, не единичное, а уже девятикратно повторенное в разных районах города, в том числе - три раза в твоем. Во-вторых, насколько мне известно, ты именно потому до сих пор возишься с этим Таймановым, что тебе дали четкое указание наверху: найти людей, подстрекавших этого идиота к самоубийству! Потому что если б он в одиночку это совершил - это одна фигня, а когда весь город примеряет петлю на шее - совсем другое...

Лавренюк: Hе весь город. Только молодежь. С 17 до 24 лет.

Журналист: Это правда? Мне казалось, досужие домыслы.

Лавренюк: Правда. Только этот контингент. Все десять смертей...

Журналист: Десять?!

Лавренюк: Ах, ну да, вам еще не сообщили. В Заволжском районе. Парень, два месяца как вернулся из армии, двадцать четыре года, послезавтра должен был быть день рождения. Вскрыл вены. Врачи приехали - он еще был жив. Умер по дороге в больницу. Hа стене ванной кровью написал: "Прекращаем выживать". Есенин, блин.

Журналист: Какой-то бесконечный пиздец, извините мой французский.

Лавренюк: Ты лучше на другое обрати внимание: ему послезавтра должен был четвертак стукнуть. А он не дожил. Сохранил статистику. Или вот эта... Ильченко Ольга, помнишь?

Журналист: Как же, как же... Отравление таблетками но-шпы... Пятый случай...

Лавренюк: А эта нажралась таблетками через два дня после того, как ей исполнилось 17.

Журналист: Опять же, сохранила статистику.

Лавренюк: [неразборчиво на записи] ...и стало страшно. Понимаешь, ни одного человека за этими рамками...

Журналист: Погоди. А кто рамки-то обрисовал первым?

Лавренюк: Здрасти посрамши! Костя Тайманов, кто ж еще!

Журналист: Это когда?

Лавренюк: А-а, ты ж не в курсе... В общем, мы произвели обыск на квартире Тайманова.

Журналист: И мне не сказал.

Лавренюк: Hе занудь. Сейчас же говорю. Так вот, у него дома мы нашли лист бумаги с машинописным текстом. Что-то наподобие листовки движения "Прекращаем выживать!". Там в одном из параграфов сказано, что основной костяк движения должны составить молодые люди от семнадцати до двадцати четырех.

Журналист: Погоди, а что там еще было сказано.

Лавренюк: Да ничего нового. Все тоже. Серость бытия, привычка выживать, шаг к новой жизни... [неразборчиво на записи] ...почему-то ругают город. Hе в смысле "все в деревню". В смысле, проклинал город Тверь.

Журналист: Листовку сам Тайманов составил?

Лавренюк: Да. Сунули ее преподавателям в Университете, те подтвердили стиль.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});