Советский космический блеф - Леонид Владимиров

Столь энергичная деятельность молодого конструктора увенчалась важным успехом: 31 октября 1933 года появился правительственный декрет о слиянии ГИРД с Ленинградской Газодинамической лабораторией (ГДЛ) и образовании на их базе Реактивного научно-исследовательского института. Значение этого события в советской действительности громадно: из группы "самозванцев", самодеятельных и подозрительных энтузиастов, ГИРД превратился в государственное учреждение, да еще входящее в военное ведомство. Сразу же появилось штатное расписание, высокие оклады и даже воинские звания. Чтобы понять, насколько круто изменилось положение "группы инженеров, работающих даром", приведем в пример самого Королева: назначенный 9 ноября заместителем начальника института, он сходу получил звание дивизионного инженера, соответствующее генеральскому!

Но тут же выяснилось, что быть администратором, сидеть в кабинете и носить генеральскую форму Королев не собирался. Не во имя карьеры добивался он организации института. К настороженному удивлению начальства и сослуживцев, Королев снял с гимнастерки знаки различия и отказался от кабинета и секретарши. Он с головой окунулся в проектирование сразу двух объектов -- ракеты и планера с жидкотопливным ракетным двигателем. Ракета, дальность полета которой должна была равняться 48,3 км, поднялась в воздух к началу 1939 года. А планер с ракетным ускорителем полета взлетел в 1940 году, но Королев при этих испытаниях не присутствовал, так как... находился за решеткой.

Скажем сразу: Сергею Королеву невероятно, фантастически повезло. Ведь буквально все сколько-нибудь значительные сотрудники ракетного научно-исследовательского института были в 1937-38 годах физически уничтожены. В кровавой пучине расстрелов погибли и люди, в то время несравненно более заслуженные и известные, чем Королев, -- например, другой заместитель начальника того же института, автор советских реактивных снарядов, прозванных в годы войны "Катюшами", -- Георгий Лангемак. Лангемака расстреляли вместе со всей его конструкторской группой, за исключением одного инженера -- А. Г. Костикова. Под руководством этого Костикова шло изготовление разработанных Лангемаком "Катюш". Когда в 1941 году вспыхнула война и "Катюши" оказались эффективным оружием, Костикова наградили самыми высшим наградами, а потом... расстреляли.

Итак, подавляющее большинство сотрудников ракетного института во главе с его начальником Иваном Клейменовым и заместителем Георгием Лангемаком -расстреляны, а Сергей Королев "только" арестован. Как это объяснить?

В Москве я слышал много толков на эту тему. Люди, не любившие Королева, завидовавшие ему (среди них, как ни странно, один из бывших сотрудников того же института, по возрасту старше Королева и так же, как и Королев, спасшийся), бросали какие-то неясные обвинения. Они говорили, что Королев, дескать, должен был погибнуть одним из первых, потому что теснее всех был связан с Тухачевским, а после июля 1937 года, когда Тухачевский и другие высшие военачальники были внезапно расстреляны, слово "Тухачевский" стало синонимом слова "смерть". И если Королев не погиб в числе первых, -говорили эти люди, -- если он отделался арестом и провел в сравнительно комфортабельном заключении "всего" шесть лет, то тут, мол, что-то нечисто; может быть, он сотрудничал с органами безопасности и предавал других.

Таким "логическим построениям" я верить не склонен. Гамлетовское "в этом безумии есть своя система" не подходит к анализу сталинского террора 1937-38 годов. В те годы царил полный, не имеющий никаких параллелей в истории, произвол, и жизнь человека определялась сцеплением самых невероятных случайностей. Известно, что после самых страшных эпидемий чумы всегда оставались люди, прожившие всю эпидемию в самом опасном месте, соприкасавшиеся с сотнями больных -- и все же не заболевшие. Автор этих строк провел в сталинских тюрьмах и лагерях чуть меньше Королева -- пять с половиной лет -- и знает по собственному опыту, как дикие случайности подчас вели к гибели человека и как столь же невероятные стечения обстоятельств оказывались спасительными.

Однако, помимо этих общих соображений, у меня есть и некоторое подобие объяснения того счастливого факта, что Королев не был расстрелян. Дело в том. что в студенческие годы он работал под руководством Андрея Туполева -впоследствии создателя многочисленных советских самолетов "АНТ" и "ТУ". И когда в 1938 году Туполева вместе с женой и со всеми (за исключением опять-таки одного!) ведущими инженерами посадили в Бутырскую тюрьму, началась охота за "туполевцами", за бывшими сотрудниками, учениками и просто друзьями авиаконструктора. Ведь каждый раз, когда арестовывалась крупная фигура такого масштаба, НКВД (так называлась тогда тайная полиция) стремилась "раскрыть широко разветвленный заговор". Королев как раз и был арестован как "туполевец" -- и это спасло ему жизнь, ибо в какой-то момент Сталин приказал не расстреливать "туполевцев", а посадить их за работу. Так Королев вторично, уже против своей воли, стал работать у Туполева -расчетчиком крыла в "ТКБ" -- "Тюремном Конструкторском Бюро" при авиазаводе No 156.

С началом войны завод No 156 был эвакуирован в сибирский город Омск -- и туда же переправили заключенных конструкторов. В Омске режим их содержания смягчился, а сам Туполев жил даже в отдельном домике, из которого, однако, не имел права выходить без разрешения. После того, как на фронте появился и хорошо себя зарекомендовал новый пикирующий бомбардировщик "ТУ-2" (который остряки называли "ТЮ-2" от слова "тюрьма"), Туполев и его инженеры были "помилованы" и стали работать в том же конструкторском бюро как полноправные граждане. Вскоре они реэвакуировались в Москву.

Однако еще раньше Королева забрали из Омска. По этапу, как обычного заключенного, его перевезли в Москву, в "спецтюрьму No 4".

Сегодня на Западе хорошо известна книга Александра Солженицына "В круге первом". Эта книга, пусть и в художественной форме, описывает одно из самых мерзких сталинских порождений -- спецтюрьмы для ученых и инженеров. Если бы не книга "В круге первом", то мне здесь многие могли бы и не поверить -ведь сам я в спецтюрьме никогда не сидел. Тем не менее, по многочисленным рассказам бывших "спецзаключенных" я знаю все подробности об этих тюрьмах -в том числе и о тюрьме No 4 на окраине Москвы, на улице, по иронии судьбы называющейся "шоссе Энтузиастов".

Здание, отгороженное от мира высоким глухим забором, -- немного отступя от шоссе, возле завода "Нефтегаз". Внутри -- чертежные залы, лаборатории и жилые помещения. Все -- и заключенные и надзиратели -- одеты в приличные шевиотовые костюмы и рубашки с галстуками. Работают двенадцать часов в день, иногда и дольше (после окончания войны официальный рабочий день в спецтюрьмах был сокращен до девяти часов). Разговоры между заключенными допускаются исключительно на служебные темы. Кормят трижды в день в общей столовой, причем и количество и качество пищи не сравнимо с тюремным или лагерным рационом -- гораздо больше, лучше, вкуснее, -- хотя, с другой стороны, намного хуже, скажем, английского тюремного меню. Живут заключенные по-разному, в зависимости от "ранга" -- иерархичность советского общества остается и там. Наиболее "важные" имеют отдельные комнаты, другие живут по три-четыре человека, третьи -- в больших общежитиях. Но все равно: у каждого отдельная койка, а не двухэтажные "вагонки" как в лагерях и тем более не нары "впокат" как в тюрьмах. Есть библиотека с художественной литературой, есть ларек, где на заработанные или полученные по переводу деньги можно покупать дополнительную еду, мыло, сигареты нескольких сортов.

С другой стороны, кое в чем жизнь в спецтюрьме хуже лагерной. Так, в нерабочее время обитателям разных комнат (там не применяли слово "камера") запрещалось общение между собой. Свидания с родными давались раз в три месяца, причем на свидание заключенных возили в Таганскую тюрьму и под страхом дополнительного восьмилетнего срока им запрещалось говорить родным, где они на самом деле живут и работают. Резко ограничивалась и переписка.

Вот в таких условиях лучшим представителям советской технической интеллигенции предлагалось напрягать свои творческие силы для дальнейшего усиления того режима, который без всякой вины засадил их в тюрьму. И они напрягали! За десять лет до Королева в той же спецтюрьме сидел, например, крупнейший теплотехник страны профессор Рамзин со своими сотрудниками -- в том числе профессором Шумским, у которого я в свое время (после его освобождения) изучал теорию тепловых установок. В тюрьме Рамзин создал наиболее совершенный тогда паровой котел -- прямоточный. Даже Сталин после этого "смилостивился" и выпустил Леонида Рамзина на свободу, где тот вскоре и умер.

Королев попал в спецтюрьме в знакомую компанию -- ему подобрали конструкторское бюро из числа уцелевших старых ракетчиков. Я говорю "старых", хотя в момент перевода в тюрьму Королеву было всего 36 лет, а большинство его подчиненных были еще моложе. Среди них выделялся большими способностями Л. А. Воскресенский -- впоследствии заместитель Королева в работе над спутниками и пилотируемыми космическими кораблями. Тогда Воскресенскому едва исполнилось тридцать, и он был уже "старым арестантом". В 1965 году, на год раньше Королева, 52-летний Воскресенский скончался -тюрьма ведь не способствует долголетию. Ему устроили пышные похороны на "правительственном" Новодевичьем кладбище в Москве -- но так и не написали ни слова о том, что же за человек умер. До сих пор фамилия "Воскресенский" ничего не говорит рядовому советскому гражданину, и этот гражданин сильно удивился бы, услышав, что сказал над гробом Воскресенского сам Королев: "Если бы не ум и талант покойного, мы никогда не запустили бы спутник раньше американцев".