Лента Mru - Алексей Смирнов

Командир зачем-то вспомнил, что сообщение о рождении первого клона показалось ему будничным и пресным. К тому времени сенсации давно надоели, и удивляться было лень. Снежного человека догнали, скрутили и чуть не доставили в вытрезвитель, но, разобравшись, отпустили с миром. Телепат нечаянно прочитал мысли Снегурочки и удавился. А марсиане явились на Марсово Поле возложить цветы и похитить, по инопланетной привычке, невесту.

– Наждак! – командир не сдержался, зашвырнул автомат за спину и раскрыл объятия.

Голый человек, самозабвенно харкая в согласии с розой ветров, брел ему навстречу.

– Ты же Наждак? Ты не склепок? – забеспокоился командир.

– Ушел ваш склепок, – прохрипел человек. Он приблизился к командиру, в объятия не полез – напротив, насильственно-властным движением опустил тому руки. – Там запасной выход. Он сразу и соскочил, как услышал ваш топот на лестнице. Что же вы за бараны! Без шума не умеете.

Командир жадно прислушивался к интонациям и тембру, желая удостовериться, что собеседник не морочит ему голову и не подделывается под настоящего Наждака.

– Закурить дай, – потребовал голый.

Тот полез за сигаретами, краем глаза следя, как руководитель второго звена, которому была поручена подворотня, уже летит к нему вверх по лестнице.

– Товарищ капитан! – жалобно выпалил громила. – Сбежал! Его, не иначе, машина ждала. Дошлепал босиком до проезжей части, а дальше – как отрезало.

Капитан выдернул рацию:

– Гнездо, ответьте. Гнездо, это Зимородок. Перекрывайте улицы по пятому варианту. Досматривать всех, и чтобы не церемонились. Прием.

Глава 3

Зимородок напрасно распорядился перекрывать улицы. Благие намерения, которые обычно выстилают дорогу в ад, на сей раз, вздыбившись, эту дорогу перегородили. И сделали это в самый неподходящий момент, помешав продвижению еще одного, третьего по счету, отряда, действовавшего самостоятельно и, как водится, вне служебной компетенции Зимородка.

Гладенький микроавтобус тормознули на перекрестке. Еще бы немного, и он успел, и мчался бы дальше, настигая давным-давно выслеженную молочную автоцистерну. Уже были записаны эфирные переговоры этой цистерны. Уже было с точностью установлено ее вредное предназначение. В микроавтобусе приняли решение проследить за объектом и, благо тот, если верить эфиру, намеревался вырулить за городскую черту, захватить его на пригородной трассе, без помех, свидетелей и случайного гражданского кровопускания.

И вот автоцистерна преспокойно оторвалась, проскочив гибельный поворот, зато микроавтобусу велели остановиться какие-то демоны, налетевшие справа и слева. Их послали бы ловить на хуторе блистательных махаонов с непрезентабельными капустницами, но демонам на подмогу выскочил старенький правоохранительный «козел». Микроавтобус едва не врезался в его раскрашенный бок, где желтое символизировало бескрайнюю пустыню разума, а синее – недостижимую цель, безоблачное мирное небо.

Поэтому операция по захвату и досмотру молочной машины пошла наперекосяк.

Конечно, из микроавтобуса выскочил серьезный и безжалостный человек.

Конечно, он пообещал такому же серьезному и безжалостному человеку, начальствовавшему над бестолковыми смежниками, вскрыть его туловище длинным прямым разрезом и после зашить через край.

Все эти события не спасли дела, так как они моментально отразились в зеркальце заднего вида – точно таком же, в каком Ярослав Голлюбика минувшей ночью рассматривал угрюмую луну. Зеркальце принадлежало молоковозу. В кабине преследуемых слушали радиопередачу о свекле. Звучала бодрая джазовая музыка, которая намекала на радость обладания свеклой. Еще больший восторг вызывала подразумевавшаяся осведомленность в самом существовании свеклы.

– Ох, сука, – пробормотал, косясь на зеркальце, сидевший за рулем человек в кепке.

– Что там? – подпрыгнул его сосед, лицо у которого было такое, что впору снимать ножом-мажом и намазывать на свежую булку.

– Менты! – огрызнулся шофер. – Уходим, керя! Уходим по-быстрому!

– Надо сбросить матерьял! – завопил второй. Машина рванулась вперед, и его вдавило в спинку сиденья. – Тормози!

– Сначала оторвемся, – процедил сквозь зубы человек в кепке и припал к рулевому колесу. Перед этим он стремительно, чтобы легче было гнать молоковоз, переключил музыку на шансон; веселый менестрель с готовностью запел про лихую любовь.

«Там сидел Амурка в кожаной тужурке!» – кричал менестрель из кабины.

Молочная цистерна, преобразившись из механического аналога мирной коровы в отмороженное чудовище, понеслась, не разбирая пути. Детские коляски, которых хватило бы на дюжину броненосно-художественных фильмов, только и успевали выпархивать из-под ее сокрушительных колес в последний, уже останавливающийся, миг.

К тому времени микроавтобус успел вырваться из козлиного плена. Командир захотел приготовить себе отверстие для ездовой стрельбы и топнул сапогом в боковое стекло.

– Кнопку нажми, оно же пуленепробиваемое, – напомнил водитель.

Тот плюнул и ударил кулаком по кнопке. Стекло поплыло вниз; командир щелкнул предохранителем и приказал держать себя за ноги.

– Руки заняты! – удивился водитель.

– После поговорим! Плохому танцору вечно что-нибудь мешает…

Командир, сколько мог, высунулся в окно и начал целиться в молочную цистерну, которая успела прилично оторваться от погони. Он собирался, по собственному любимому выражению, направить «эпистолу»: не чуждый муз, командир в годы бездумной юности научился играть словами в одном литературном кружке. Под словом «эпистола» он разумел английский пистолет, «a pistol».

– Хххолера, – пробормотал стрелок. Он очень боялся продырявить саму цистерну – вернее, тех, кого в ней прятали, кто бултыхался сейчас в теплом бульоне. Для одной из узниц этот бульон был материнским, для другой же – блевотным и ненавистным варевом. Командир надеялся, что Вера Светова придушит свою незаконную копию, но тут же, себе возражая, качал головой: нет, Света Верова наверняка примотана цепью к какой-нибудь ручке, и над бульонной поверхностью едва выступает ее голова, краса и гордость ССЭР, Специальной Службы Эсхатологического Реагирования. Он помотал головой, досадуя на выверты памяти. К чему бы это? Командир вспомнил, что в запасе у Веры Световой лежали два конспиративно-аварийных паспорта, выписанных на имена Светы Веровой и светофоровой – последняя фамилия по разгильдяйскому недосмотру была прописана с маленькой буквы.

По бокам от погони расплылись акварельные окраины.

Командир втянулся обратно в кабину. Он решил подождать, пока не кончатся сверкающие новостройки со звучными названиями: Лазоревые Терема, Желтые Дома и Пенаты-Закаты.

– Через мост переедем и будем брать, – в его голосе звякнула напряженная сытость. Она звякнула и пропала, потому что в следующую секунду командир чуть привстал и взволнованно ахнул: – Что они делают? Ты погляди, погляди!

Мост уже виднелся. Правая дверца молоковоза, который все набирал и наращивал скорость, распахнулась. Из нее высунулся сосредоточенный блин: лицо со ртом, то сокращавшимся, то растягивавшимся в каторжную улыбку. Почему-то это движение лицевых мускулов делало его похожим на решку, сменявшуюся орлом. Командир, любивший стрелять по мелким монетам, непроизвольно стиснул рукоять пистолета. Лицо высунулось еще дальше, показались плечи. Наконец, приземистый человечек выбрался на подножку; нагретый ветер трепал его жидкие волосы. В зубах у него сидела маленькая отвертка; гримасы человечка были вызваны стараниями ее удержать. Он осторожно шагнул, подтянул ногу, схватился за скобу и вдруг, проворнее обезьяны, впрыгнул на самую цистерну.

– Гони! Гони! – закричал главный. Он догадался о дальнейшем.

Акробатическая мишень легла на живот. Утвердившись на цистерне, масляный человек вынул изо рта отвертку и начал яростно ковырять ею под крышкой люка. Тот, вероятно, был с неисправностью, и нужно было поддеть какую-то деталь.

Командир чертыхнулся и отдал приказ бойцам:

– Они сбрасывают склепка. Как только склепок соскочит, двое прыгают. Ты и ты. Брать живьем.

План оказался неудачным: крышка люка откинулась и в то же мгновение цистерна влетела на мост. Из микроавтобуса, рискуя здоровьем Веры Световой, открыли стрельбу. Человечек не обращал никакого внимания на пули, которые высекали из боков молоковоза рыжие искры. Он погрузился в отверстие люка по самые плечи, яростно шаря руками внутри. Наконец, он стал выбираться; за ним, хватаясь пальцами за края, лезла новорожденная нимфа. Ее волосы свалялись в грязную кашу, но фигура смотрелась отменно. Она в точности повторяла контуры Веры Световой, на которую заглядывались все сотрудники ССЭР, от охранников до генерала-полковника. Теперь командир, без толку паливший в «Молоко», не мог отказать себе в удовольствии хотя бы на склепке рассмотреть достопримечательности недосягаемой светофоровой. Он любовался недолго: склепок выскользнул из цистерны, которая к тому времени уже одолела две трети моста. Фигурка скатилась с машины, перемахнула через перила и оловянным солдатиком бултыхнулась в темные промывные воды реки.