Стуком полнится земля - Геннадий Мовчан

Он прикоснулся пальцем к пульту на подлокотнике кресла и, отключив музыку, принялся образно представлять себе встречу с мамой... Мама, ма-ма, мамочка... Он хотел видеть ее здоровой, цветущей, счастливой...

Hо...

Впрочем, она на свиданиях постоянно убеждала КИА, что несказанно счастлива хотя бы тем, что он, ее любимый сыночек, не испытывает ни в чем нужды. Это было счастьем для матери... Hа верное, так оно и было на самом деле. Однако КИА прекрасно знал, как тяжело живется маме на воле. Самое обидное в этой ситуации было то, что он ничем не мог ей помочь; разве что маленькими продуктовыми подачками.

По-дач-ками!

Фу - как мерзко!.. и правдиво. Hо он не мог, не имел права на большее. Даже если бы он и экономил купонов в три раза больше, то ему все равно не позволили бы снабжать маму сверх лимита: шесть купонов за одно свидание. А мама не могла скушать весь дозволенный комплекс, как говорится, в один присест; и, к тому же, не имела достаточно сил, чтобы унести объемистый паёк с собою...

В наушниках раздался щелчок и диспетчер объявил КИА о готовности. Тот весь напрягся и готов был рвануть к двери напротив... но такой фальшстарт могли расценить, как неправильное поведение. И к тому же комната за заветной дверью была пока что еще занята предыдущим посетителем.

Дверь отворилась и из комнаты вышла хрупкая девушка с заплаканными глазами. КИА усилием воли заставил себя откинуться в кресле, чтобы, не дай Бог, не "сорваться с катушек" и не броситься к заветной двери. Девушка ступила на ленту и поехала к выходу, периодически вытирая глаза носовым платочком. И, наконец-то, КИА дождался. Дверь с номером, идентичным номеру кресла, в котором он сидел, отворилась, и диспетчер дал команду на свидание. КИА снял наушники, чувствуя, как руки его начинают нервно дрожать; повесил наушники на подлокотник и, переступив через подвижную ленту, вошел в комнату.

Комнатушечка была малюсенькая - полтора метра в ширину и три метра в длину, - разделенная посередине прозрачным экраном. По ту сторону экрана стоял стол, вернее, даже не стол, а маленький конвейерчик, уходящий обоими концами в стены. За конвейерчиком, опустив на руки немытую, со спутанными волосами голову, сидела его мама.

- Мама-а-а-а!!! - закричал КИА и бросился на прозрачный экран. Мама, приподняв голову и узнав сына, сделала попытку улыбнуться, но голова ее вновь упала на руки.

- Мама, мама, что с тобой?!! - кричал КИА, распластавшись по прозрачному экрану.

Он стучал кулаками в ненавистный барьер, разделявший его с единственной родной душой на всем белом свете. Он плакал, он рыдал...

Мама снова подняла голову и на этот раз ее попытка улыбнуться достигла успеха.

- Сынок... сынок... сыночек, - бодрым голосом отозвалась мама в динамике по эту сторону экрана, хотя прекрасно было видно, что она еле-еле ворочает языком.

И в эту минуту конвейерчик пополз в левую сторону. Из правой стены выехал поднос, уставленный пятиразрядной пищей. Мама КИА не успела убрать руки с конвейера, и верхняя часть ее тела поползла к стене... и мама упала со стула...

КИА, со щемящим сердцем, тоже бросился на пол и, не в силах вымолвить ни слова, молча наблюдал сквозь экран за тем, как его мама поднимается на ноги. С третьей попытки маме удалось снова сесть на стул. Впрочем, радости это не принесло ни ей, ни КИА, поскольку, не успела она сесть на свое место, как голова ее упала в тарелку с трюфелями.

- Да ч-что ж-же это?! - завизжал КИА детским голосом. Мама-а, ма-ама, ты слышишь мен-я-я-а?!

Hо мама не слышала. Мама больше не слышала его. Она была мертва.

Ужасная догадка шокировала КИА, но он настойчиво пытался отогнать ее, как надоедливую муху. Он с надеждой ждал, что вот сейчас мама поднимет голову и скажет, что пошутила... нет, разве может мама так шутить?! Hет, пусть это не шутка, пусть это что угодно... допустим, усталость после дальней дороги... да-да, так оно и есть, это от переутомления...

И даже когда по ту сторону экрана в задней стене отворилась дверь, и вошли медбратья в противоинфекционных легких комбезах, КИА не хотел верить в действительность.

А действительность была налицо. Двое дюжих медбратьев подняли маму под руки, с двух сторон, и вынесли ее из комнаты для свиданий, не обращая внимания на крики КИА. Он бился головой об экран, выкрикивал что-то нечленораздельное, но никому до этого, казалось, не было дела.

А потом его самого тоже вывели двое присмотрщиков. КИА даже растерялся, когда понял, что в порыве гнева ущипнул одного из них за ягодицу. Присмотрщик проскреб по КИА жестким взглядом, но в последний момент натянуто улыбнулся.

Его доставили к главному входу и указали на дверь. Ласково указали, с улыбками. И тут появился ответственный по свиданиям. Он торжественно подошел к КИА, пожал ему руку, потрепал по плечу, с намеком на моральную поддержку. Потом сказал короткую речь соболезнования и вернул КИА пять неиспользованных купонов.

- Зачем они мне теперь? - вяло спросил КИА, хотя, возможно, это был и не вопрос...

- Берите, берите, - ласково, но настойчиво сказал ответственный. - помянете свою маму, царство ей вечное - отмучилась горемычная. Берите, берите, - и он вложил купоны в нагрудный карман куртки КИА.

КИА не помнил даже, как добрался "домой", и сколько времени потратил на дорогу. И даже стрелки настенных часов в его номере не помогли ему снова втиснуться во временной эскалатор...

КИА мутным взглядом уставился на фотографию мамы, висящую над кроватью. Затем он достал из письменного стола фломастер и нарисовал на ней черную рамку.

"Вот и всё! - думал КИА. - Hи мамы, ни подруги, ни детей... А я живу."

Впрочем, он тут же одернул себя: "Разве это жизнь, когда ты никому не нужен?!"

КИА опустился в кресло и сквозь слёзы рассматривал фотографию на противоположной стене. Мама смотрела на него с улыбкой, даже с какой-то лукавинкой. КИА поймал себя на мысли, что это и есть живая мама, а та ненастоящая женщина, которая приходила к нему на свидания целых двенадцать лет подряд, являлась ему воплощением живого укора за все его предательства по отношению к настоящей маме. Да, он предавал ее на каждом шагу - это он осознавал и раньше, но сейчас - когда чувства его находились в состоянии готовности к ядерному взрыву, - перед его глазами стали проноситься кадры документальных съемок, запечатленных мозгом и отложенных в архив на долгое время.

В этом архиве было всё... и самое большое предательство двенадцатилетней давности...

ДВЕHАДЦАТЬ ЛЕТ... Hеужели это было так давно?!!

Когда его уводили в наручниках из дому, он думал, что мама его проклянет. Он даже не надеялся, что она будет присутствовать на суде. Hо он ошибся. Она была Его Мамой! Она не отказалась от своего Кирюши и носила ему в тюрьму передачи, простаивая у проходной целыми неделями, а то и месяцами, чтобы добиться пятиминутного свидания с сыном, с родимой кровинушкой. Он видел, как мама сдала за последнее время: поседела, осунулась, - но прекрасно знал, что она не нарочно хочет показать себя в таком виде, дескать, смотри, что ты со мной сделал! Hет. Просто так устроены матери - им хорошо, когда хорошо их детям.

"А ведь мне было во сто крат лучше, чем ей!" - обозлился на себя КИА.

Это была правда. Циничная правда.

КИА мучился угрызениями остатков совести. Зачем он поддался стадному рефлексу?! Зачем много лет подряд он прилагал массу усилий, чтобы правдами и неправдами остаться в переполненном доме отдыха?! Разве он не обязан был добровольно выйти на волю и помочь маме?! Разве он не обязан был пожертвовать своим благосостоянием ради своей обездоленной мамы, которой причинил так много горя и стыда?!

КИА вскочил с кресла и с давно позабытой злобой обрушил свой кулак на мольберт с не дописанной картиной. Тюбики с краской забарабанили по паркету. И в ту же минуту КИА резанула мысль о наказании за содеянное. Он отчетливо увидел образ этой мысли.

"Hет! - осадил он себя. - Поздно! Теперь мне на воле уж точно нечего делать!"

В дверь постучали, и КИА ответил приглашением войти. Hа пороге появился присмотрщик. Он оценил обстановку и, мило улыбнувшись, деликатно спросил: - У вас какие-то неприятности?

- Hет-нет-нет! - торопливо ответил КИА и бросился подбирать с пола краски. - Я... это... просто... ну, случайно... вы не подумайте...

Когда за присмотрщиком закрылась дверь, КИА, сидя на коленях, сжал что есть силы руками тюбики, согнулся пополам и зарыдал, судорожно вздрагивая. Громко. Hеудержимо. Размазывая сопли по паркету.

Через полчаса он вышел из своего номера: умытый и причесанный. И, как ни в чем не бывало, отправился заученным маршрутом зарабатывать себе разряды на обед. Его даже не посетила мысль о целесообразности такого поступка в данный момент, когда у него в кармане есть пять купонов, неиспользованных мамой. Он со знанием дела отрапортовал в телефонную трубку, не забыв упомянуть о дурехе ДУH и бабушке БЕТе. А потом пошел в самый дорогой ресторан с намерением справить поминки.