The Brand New Monday (СИ) - "О. Бендер"

Изредка попадаются попытки трезво порассуждать о происходящем, сталкивающиеся с волной конструктивной, но крайне молчаливой критики и шквалом негативных оценок. Самый популярный ролик — пятиминутное обращение президента к нации. Никогда этого не понимал: президентом страны становится самый плотоядный и изловчившийся в аппаратной борьбе чиновник, по умолчанию не компетентный ни в чем ином, кроме этого своего занятия. Зачем после его победы на выборах нужно потом ещё и слушать, что он говорит?

Утверждается: волна настигнет Землю, когда в Нью-Йорке будет ровно полночь. Забавно, что даже события вселенского масштаба сочли нужным подстроиться под первейшую из демократий. Слишком кинематографично, слишком по-голливудски, чтобы быть правдой. Спорить готов, что все произойдёт минут за десять до или после круглой цифры на шкале изобретенной человечеством системы временных координат.

Ещё один слух — необходимость ношения головных уборов из алюминиевой фольги. Если природа загадочной волны электромагнитная, это должно уберечь мозги простых людей от мгновенного вскипания. Думаю, что извилины тех, кто готов напялить на себя чепчик из фольги, спасти не может уже ничего.

Машинально вслушиваюсь в монотонные рассуждения очередного яйцеголового светила. В студии только он и берущий у него интервью журналист. Всё построено в формате светской беседы с учёным мужем и перемежается неумными заготовками и несмешными шутками ведущего — все для того, чтобы аудитория не заснула, не дотянув и до середины ролика. Даже грядущий апокалипсис не способен сделать космологию интересной для среднестатистического пользователя сети.

У ученого высокий лоб, ранние морщины, залысины и глаза помешанного маньяка, сверкая которыми он долго и пространно объясняет что-то про устройство надвигающейся на планету волны. Всё гипотетически и с бесконечными оговорками — времени на изучение феномена не было и уже не будет, практические наработки отсутствуют. Ни одна из теорий не предсказывает подобного развития событий, но жизнь на то и жизнь, чтобы класть на лопатки любые, даже самые невероятные представления о ней. Тем не менее, основная рабочая версия происходящего состоит в том, что человечество теперь может, вооружившись лишь тривиальным радиомикроскопом размером с небольшой город, наблюдать квантовый эффект невиданных доселе масштабов.

Речь вроде как идёт о том, что мы не способны одновременно воспринимать все параметры надвигающегося на нас катаклизма и, как наблюдатели, либо знаем, что оно такое и как устроено изнутри, либо его скорость, местоположение и прочие самые тривиальные параметры. В конце концов он договаривается до того, что начинает утверждать: для познания сути грозящей нам угрозы, все человечество должно о ней забыть и исследовать лишь теоретические модели, поскольку на практике каждое визуальное наблюдение будет влиять на аномалию и изменять её до неузнаваемости. Ловлю себя на том, что любуюсь осоловевшей рожей сидящего напротив исследователя журналиста. Тот, кажется, растерял все свои репризы для отвлечения аудитории, но своей перекошенной рожей в итоге сделал интервью хоть капельку интересным.

Усмехаюсь и захлопываю крышку ноутбука, прерывая просмотр. Никогда не мог толком понять изъяснения учёных. И точно не одолею их теперь, когда они и сами себя не понимают.

Все мы верующие. Каждый из нас верит в электричество, сотовую связь и способность самолётов транспортировать нас со скоростью девятьсот километров в час на другой конец земного шара с возможностью прямо в воздухе купить переоцененные брендированные часы, тут же обмыв покупку похожим на уксус вином из пластикового стаканчика. Никто при этом не знает, как в действительности устроено первое, второе и третье. То и дело вылезая за пределы своей компетенции, мы тут же оказываемся в океане неточных свидетельств, пересказанных с третьих слов истин и бытующих мнений. Никто из нас не потрудится ради пустякового спора выдумать и заново доказать теорему Пифагора, чтобы с чистой совестью заявить, что полностью уверен в её верности. Удивительно уже то, что терпения на это хватило у самого Пифагора. Именно поэтому нет надежды, что мы все однажды сможем с помощью логики договориться и преодолеть все свои разногласия. Верующим не нужны аргументы, им слишком подходит их отсутствие.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

========== I ==========

Утром вновь отправляюсь на службу. Рана уже почти не беспокоит, а мы теперь работаем и по воскресеньям, чему я втайне рад. Представлять не берусь, чего бы мне стоило наблюдать происходящее на улицах, плавно превращающееся из паники во всенародные гуляния. Радующихся концу света и ждущих его с распростертыми объятиями теперь едва ли не больше, чем тех, кто его боится, и уж точно в разы больше таких, кто счёл апокалипсис недостаточной причиной для того, чтобы вносить какие-то изменения в свою устоявшуюся повседневность.

Очередной процесс над насильником происходит без неожиданностей. Двадцатипятилетнего Джеймса Фоули повязали на месте едва ли не с членом наперевес в попытке расстаться с затянувшейся девственностью, воспользовавшись с этой целью своей сокурсницей. Несмотря на все доказательства, парень не признает вину, утверждая, что ничего такого не делал.

Судья Вульф, подобно ангелу смерти, зачитывает приговор: семь лет строгого режима с возможностью условно-досрочного освобождения за примерное поведение. Обвиняемый что-то кричит своему государственному защитнику, который одним кивком соглашается с вынесенным приговором. Дочь государственного защитника Эндрю Лофца в прошлом году поступила в Гарвард при активной протекции судьи Вульфа. Лофц ещё лет пять будет согласен с любыми вынесенными им решениями, если будет с чем соглашаться.

Я с каким-то отупением рассматриваю грузную, будто вытесанную из мрамора фигуру Сэмюэля Вульфа, бывшего нашим незыблемым центром все это время. Не могу, даже если подключу все свое воображение, представить его в какой-то иной роли, кроме нынешней. Думаю, он и на Страшном суде будет вот так стоять на трибуне, зачитывая грешникам вынесенный приговор.

В кулуарах зала суда Вульф выглядит усталым и даже отказывается принимать участие в обсуждении очередной научной теории, гласящей, что наша вселенная столкнулась с каким-то другим измерением, которое теперь несётся в сторону Земли, до неузнаваемости изменяя привычную нам реальность. Прекрасная версия, становящаяся тем лучше, чем меньше существует способов доказать её или опровергнуть. Ставлю на то, что в хит-параде народных гипотез эта получит неформальное лидерство.

Вульф же стоически отмалчивается и уходит в свой кабинет составлять мотивировочные части внесённых им за сегодня судебных решений. Отчасти я его понимаю и гадаю, чего стоит сейчас старику железной рукой поддерживать рабочую атмосферу среди своих подчинённых. У Вульфа есть фора: ему шестьдесят семь, он член консервативной партии последние сорок лет, у него сын-гей и ещё один, женившийся на чернокожей певичке, подрабатывающей в джазовом ночном клубе на Лонг-Айленде. По местным меркам его мир рухнул уже давно.

Вваливаюсь домой, прохожу в холл, не снимая обуви, смахиваю покрывало с кровати и как есть рушусь сверху. На часах двадцать один сорок две. Мне плевать, я намереваюсь проспать всю вакханалию нынешней ночи и беспокоить вселенную исключительно своим храпом. А ещё, если верить интервью того профессора, я буду единственным человеком на Земле, пригодным для познания тайн мироздания, поскольку в моей голове нет ни единой мысли о приближающемся апокалипсисе. Мне на него восхитительным образом насрать, что делает меня идеальным сторонним наблюдателем.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Запоздало в голову все же приходит мысль о том, что бы я хотел сделать, если бы действительно верил в то, что через три часа мир прекратит свое существование. Хотел бы я, как Вульф, до последней минуты делать вид, что ничего не происходит? Пожалуй, я бы все же предпочёл вместо этого увидеть дочь. Да и с тобой повидаться было бы неплохо. Возможно, даже узнать, что у тебя и меня не все кончено, и моя личная вселенная ещё стоит того, чтобы хлопотать о её судьбе.