Мое почтение, красотка - Фредерик Дар

Она прыгает в свою коробчонку и пулей срывается с места. Неприятность в том, что ее тачка повернута в противоположную сторону по отношению к моей, и, прежде чем мчаться за нею, мне приходится выполнить разворот в лучшем стиле. Доехав до конца улицы, я спрашиваю себя, увижу ли ее. Все отлично. Она остановилась на красный свет на перекрестке. Я торможу сзади, и с места мы трогаемся одновременно. Она сворачивает в сторону леса.

Плохое начало. В эти часы в Булонском лесу движение почти на нуле. Я рискую, что она меня засечет, чего хочу избежать любой ценой. К счастью для меня, этот уголок Парижа мне хорошо знаком, потому что в свободное время я снимаю тут телок.

Чтобы не очень мелькать, я еду по одной из боковых аллей, что позволяет мне оказаться впереди нее. Лучший способ следить за кем-нибудь – это ехать впереди. Кажется парадоксальным, но теория проверена практикой:

Мы выезжаем из леса на авеню Фош и направляемся к площади Этуаль. Хелена описывает полукруг у Триумфальной арки и сворачивает на авеню Ваграм. У перекрестка с авеню Терн она останавливает свой «ДС» и заходит в большой ресторан. Я следую за ней. Вход с тамбуром. В тот момент, когда я вхожу в тамбур, эта стервоза дверь блокируется, потому что кое-кто внутри сунул свою ногу куда не надо. Этот кое-кто – молодой парень с вьющимися волосами, одетый в коричневое пальто, из-под которого выглядывает желтый шарф. У него очень глубоко посаженные глаза, делающие его похожим на слепого. Он пялится на меня и усмехается.

Глава 4

Если у кого возникало непреодолимое желание испортить портрет своему современнику, так это у меня в тот момент.

Я с такой силой толкаю дверь плечом, что этим ударом можно было бы проломить Атлантический вал. Курчавый отлетает в глубь зала и теряет свою улыбку. В его слепых глазах столько же доброжелательности, сколько у Гадюки, которую колотят палками.

Наконец я захожу в заведение и спрашиваю своим самым сладким тоном:

– Вы не поранились?

Он не отвечает. Секунду мне кажется, что он сейчас вытащит из кармана нож, которым запорол Фердинанда. Но он отворачивается и уходит.

Эта маленькая сценка с демонстрацией вежливых манер оставляет у меня некоторую озабоченность. Я говорю себе, что курчавый меня узнал. У него не было никаких причин зажимать меня в тамбуре. По-моему, он еще был на улице Аббесс, когда я явился к Ферди. Он понял, что я полицейский, и, увидев меня в ресторане, решил, что я пришел примерить ему стальные браслеты. Он струхнул и, чтобы выиграть время, заблокировал дверь ногой.

Да, объяснение, очевидно, верное, но тогда выходит, что я раскрыт!

Волна жара заставляет мой лоб покраснеть. Кажется, я вам как-то говорил, что среди моих многочисленных достоинств одно отсутствует напрочь... Когда что-то не так, я готов снести мост Александра III.

Я вдруг спрашиваю себя, куда во время этой сценки девалась малышка Хелена.

Осматриваю зал, но ее не видать. Поскольку в заведении есть второй выход, я говорю себе, что она меня одурачила и что я крепко проржавел на юге! Пора в отставку, ловить рыбу, а то даже плотва, едва взглянув на мою морду, узнает во мне легавого.

Я дохожу в своих грустных мыслях до этого места, когда мои глаза начинают сигналить морзянкой: из подвала выходит Хелена. Она садится за столик и берет меню, которое ей протягивает официант.

Уф!

Ко мне подходит метрдотель.

– Будете ужинать? – спрашивает он. Почему бы нет, в конце концов?

– Пожалуй, толстячок. Но сначала я спущусь позвонить апостолическому нунцию.

Я спускаюсь по лестнице в подвал. В этом королевстве унитазов и телефонов царствует миловидная маленькая толстушка пожилого возраста.

– Полиция, – говорю, доставая удостоверение. Это слово я не произношу всуе. Только когда уверен, что оно может произвести на собеседника магический эффект. Как в этом случае. Мадам Пипи играет испанский романс своей вставной челюстью с такой скоростью, с какой несется на зеленый свет скорый поезд. Вдруг она понимает, что благодаря мне у нее будет что рассказать внукам, перед тем как сыграть в ящик. Она становится любезной.

– Чем могу помочь, господин инспектор? Поскольку я не помешан на иерархии, то не обращаю внимания на ее ошибку.

– Отсюда только что вышла молодая женщина в сером пальто и желтом свитере. Видели?

– Да.

– Она заходила подкраситься или позвонить?

– Позвонить.

Я смотрю на кабины и вижу, что в них автоматические аппараты, то есть звонящие сами набирают нужный номер. Черт! Ничего не получится.

– Вы знаете, по какому номеру она звонила?

– Нет..

Я делаю свою праздничную улыбку, которая заставляет красавиц сообщать мне, что муж уезжает на охоту, она остается одна, а ключ будет под половичком.

– Кажется, в этом фамильном склепе развлечений маловато, верно? Так что вы – просто чтобы развлечься – немного прислушиваетесь к болтовне красивых куколок?

Она краснеет.

– О, месье!

– Послушайте, – говорю я ей, – бывают случаи, когда любопытство – это достоинство. Может быть, вы уловили обрывки фраз, даже сами того не желая... Уверен, что у вас хорошая память.

– Ну...

– Она разговаривала с мужчиной?

– Не знаю... Она говорила не по-французски... Моя злость вмиг поднимается к горлу. Должно быть, мое лицо показывает температуру лучше термометра, потому что мадам Пипи непроизвольно отшатывается. Таковы все женщины. Чешут языком, чтобы показаться интересными, а в подавляющем большинстве случаев сказать ничего не могут.

Я собираюсь подняться, бросив на почтенную женщину последний грозный взгляд, когда та, собрав храбрость в кулак, чтобы она не упала, говорит мне:

– Не знаю, на каком языке она говорила, но постоянно повторяла в разговоре одно французское слово..

– А, – шепчу. – И что это было за слово?

– Гриб.

– Пардон?

– Гриб.

Это меня удивляет.

– Гриб?

– Да.

На этот раз я оставляю мадам Пипи.

Хелена кладет в рот устрицу. Отличная идея. Я сажусь недалеко от нее и заказываю то же самое.

Жуя, я любуюсь ею. Не устрицей, конечно, а Хеленой. С моего места ее видно в три четверти оборота. Приятное зрелище. Какой профиль! А к нему есть еще второй, под пару! Жаль, что она занимается темными делишками...

Я высасываю свой стаканчик пуйи.

В конце концов, нет никаких доказательств, что она запачкалась. Заподозрить ее заставила нас, патрона и меня, простая дедукция. Может, рядом с ней Белоснежка покажется дешевой потаскушкой...

Вот только один факт противоречит этому оптимизму. Я не думаю, что можно отнести на счет случайности одновременное присутствие в ресторане Хелены и курчавого со взглядом слепого.

В общем, как говорится, поживем – увидим.

За десертом происходит нечто новое: за столик милашки садится красавчик. Это высокий блондин лет сорока, похожий на донжуана из немого кино.

Он начинает что-то нежно нашептывать Хелене, а та, кажется, млеет от его трепа и награждает его улыбками размером с почтовую открытку. Он суетится, делает деликатные жесты, не помнит себя... Еще немного, и он выпьет воду из вазы с цветами...

Если дела пойдут на такой скорости, они скоро отвалят; им нужно многое сказать, а еще больше сделать наедине...

На всякий случай я расплачиваюсь и возвращаюсь в мою машину. И правильно делаю. Не успел я сесть за руль, как появляются они.

Слежка возобновляется, но ненадолго. Парочка останавливается на улице Курсель и заходит в неброский дом, кажущийся мне одним из тех местечек, куда месье и дамы, не состоящие между собой в браке, приходят поиграть в папу-маму. После того как они вошли в дверь, я считаю до шестидесяти – это наилучший способ сделать минуту – и нажимаю на ручку двери.

Как и предполагал, я оказываюсь в просторном холле, застеленном коврами и заставленном кадками с растениями. Появляется дама слишком респектабельного вида... Она выглядит дамой-патронессой с легкой примесью вульгарности.

– Что вам угодно? – спрашивает она.

– Спальню, – отвечаю.

Она принимает шокированный вид монашки, которой показали порнографические фотографии.

– То есть комнату, – поправляюсь я.

Она больше не колеблется и шепотом спрашивает:

– Вы пришли по чьей-то рекомендации?

– Разумеется.

– По чьей?

– Кузена велосипеда Жюля. Знаете такого? У него штаны разорваны на локтях...

– Месье! – задыхается дама. – Я прошу вас выйти...

Здесь приличный дом!

– Да что вы говорите! – отвечаю я, оглядывая интерьер. – В чем еще вы хотите меня убедить? В том, что шум моря мешает рыбам спать? Мне нужна комната, для меня одного. И еще. Не то чтобы у меня были постыдные наклонности, но эта комната должна находиться рядом с той, где сейчас голубки, которые только что вошли, понятно?

Она проявляет не больше энтузиазма, чем мешок с мукой.

Тяжелые болезни лечат сильными лекарствами, и я сую ей под нос мое удостоверение.