Пастыри чудовищ (СИ) - Кисель Елена Владимировна

Бесполое существо за соседним столиком завозюкалось со стопками бумаг и протянуло Стольфси контракт, который тот тут же подтолкнул ко мне.

— Стало быть, в нужный момент мне сообщат, что за заказ. Насчет связи беспокоиться не придется? — осведомился я, придвигая контракт поближе. Дорогущая плотная бумага. Знак Гильдии — две руки, умывающие друг друга — в углу. Уютный номер — 1551, моё прозвище прописано не этими чернилами и не рукой Стольфси, его-то почерк с завитушками я из тысячи узнаю. Пометка: «с залогом». Сам заказ не обозначен — так они его никогда не обозначают, как и имя клиента или жертвы.

Ходят слухи, что где-то, незнамо где, в самых верхах Гильдии хранится полная картотека. Вся история: кто, кого, за что и сколько за это уплачено. Настоящие имена жертв, настоящие имена заказчиков. Наверное, любой законник душу бы продал, чтобы заглянуть в папки этой картотеки хоть на четверть часа, только вот беда — ее не найти, а если вдруг кто-то и найдёт — там же всё зашифровано.

Предварительное вознаграждение. Проставлена сумма — 50 з. р. Окончательная не указана. Может, впишут позднее. Если мне к этому времени не оторвет башку расшалившийся виверний.

Последний пункт я проскользил взглядом торопливо. «В случае невыполнения заказа», — гласил этот пункт, мне пришлось его выучить наизусть в последние пару лет. Скользкие словечки насчет готовности нести ответственность. Материальную и экзистенциальную. Не иначе, как текст контракта составлял какой-то чинуша из дворцовых, они любят выражаться подобным образом.

— Твою бляху, Сор, — медоточивым голосом напомнил мне Стольфси, когда я подписал.

Бляху я вынул из третьего внутреннего кармана. До него, в случае обыска законников, мало у каких умельцев руки бы дошли. А если бы дошли — умелец поплатился бы Печатью: взять бляху Гильдии может его владелец либо поверенный конторы.

На бронзовом кругляшке по соседству со знаком Чистых Рук значилась четверка, обличающая мое невысокое положение. Мое имя, выписанное тайнописью. И девиз — «Не запачкав рук». Бляха малость пострадала от долгого соседства с бутербродами и кисетами табаков, так что Стольфси покривился, когда я выложил эту драгоценность на стол.

— Сведения о ковчежниках? Контакты?

Конторщик кончиком пальца спихивал знак моей принадлежности к Гильдии в ящик стола и мне уделял куда меньше времени, чем этому занятию.

— Им постоянно нужны работники, — вот все, что тебе нужно знать. Мы наладим с тобой связь, не сомневайся.

— Пишите письма, — едко сказал я, сгребая солидно оттянувший руку мешочек с золотом.

Уже за моей спиной раздался торжествующий, похоронный звук печати: контракт заключен, не подлежит расторжению.

В коридоре было тихо, веяло холодком и прилежно чахла пальма. Весь ее вид говорил: «Вспомни о бренности бытия, не одному тебе тут плохо!»

— Я б поспорил, — пробормотал я, засовывая под куртку мешочек с задатком.

По стене скользнула серая тень. Завоняло кислятиной.

— Предупреждал, — просипел Щур, возникая рядом, — здесь мое место. Мое ме-с-с-с…

Это было бы просто. Наклониться, щелкнуть его холодом по носу. Прошипеть: «А ты хоть знаешь, что крысы жрут друг друга? Нет, серьезно — хочешь попробовать? Проверим, у кого зубы острее — у тебя (третий ранг, двадцать лет в Гильдии, «крыса» со стажем) или у меня (четвертый ранг, которому дают задания уровня второго; пяток лет в Гильдии, и мало кто вообще знает, что я «крыса», да и вообще — кто и что обо мне знает?!)».

Только вот зачем.

— Да ладно тебе, Щур, — сказал я, засовывая руку в карман, — я не напрашивался. Держи, за потерю заказа. Я помню традиции.

Щур засипел что-то невнятное, но монету с моей руки угреб. Даже на зуб попробовал. Шастнул поближе к окну, обнюхивая золотишко подвижным носом.

Вот и ладненько. Не терплю оставлять позади того, кто может ударить в спину.

Серый братец внутри возмущенно пищал, так и пытаясь изыскать несуществующую лазейку.

А, да утихни ты, — прикрикнул я мысленно. Чего тут визжать, пора действовать: добывать сведения, устраиваться, куда сказано, держать образ… быть благовоспитанной, домашней крысой, которая прячет инстинкты вредителя за невиннейшими глазами.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

В нижнем зале за время моего отсутствия прибавилось народу, но незначительно. Я бросил Эшу две серебрицы, с многозначительным видом цокнул языком: «Дела!» (он кивнул понимающе: о контрактах тут если и треплются, то после выполнения), присел за стойку.

Освободившаяся хозяйка моего сердца (и чудного пивного бочонка, с которым я век бы не расставался!) глянула хмуро.

— Гудишь, Далли? Рожа-то вон довольная, как у кота.

Это моя всегдашняя особенность. Как только моя судьба выписывает мне в очередной раз тяжелым по голове — на физиономии у меня цветет необыкновенное довольство. Думаю, когда меня окончательно добьют, я возьму приз как самый блаженный покойник.

— Купаюсь в неправедно нажитом злате, — повинился я, выкладывая на стол одной за другой серебряные монетки в форме рыбок. — И испытываю дичайшее желание с кем-нибудь поделиться уловом. Сколько я тебе там должен?

Милка фыркнула, блеснула черными очами и сгребла под стойку две рыбешки. Подумала, сгребла еще одну («А то знаю я вас, скоро опять будешь в долг клянчить!»).

— Попойку будешь устраивать? — осведомилась скучно. — Если с битьем посуды — доплачивай сразу.

Устроить попойку в «Честной вдовушке» осмеливались разве что новички. Вроде тех, которые дуются в картишки с Эштоном. Вот получат «мизинчики» первые гонорары — и закатят грандиозное гульбище с разбрасыванием яичницы и битьем пивных кружек. А потом из-за стойки прилетит вооруженная половником Милка — и будут храбрые наемники бормотать извинения, сгребать разбросанную зелень в совок и бегать по городу, покупая новые пивные кружки.

— Непременно, — отозвался я, звякая монетками в карманах. — Попойка в стиле Далли: наберу харчей, зашьюсь в угол и умну все в одиночестве. Если еще кружку не удержу — и битье посуды получится. Хоть харчами-то снабдишь? Пива давай на двоих… нет, лучше на троих.

— Если на троих как ты — ты и не унесешь, — хмыкнула Милка, проворно ныряя в подсобку. — Мех не забудь отдать, непутевый.

Смотреть, как она шныряет, собирая в промасленную ткань остывшие колбаски, сырные лепешки, пирожки с печенью — двойное удовольствие. С выбором я не спорил: доверился Милке всецело. Разломал один пирожок на пробу и принялся в какой уж раз восхвалять ее искусство.

— Уходил бы ты лучше, Кейн, — тихо прозвучало в ответ. Милка плюхнула на стойку увесистый мех с пивом, положила сумку с собранными харчами. Не смотрела в глаза — протирала стойку. — Ты же еще, вроде, не совсем конченый. Зачем тебе с ними…

— Так ведь, может, в последний раз, — отозвался я, подсовывая ей еще монетку — Вернусь вот, дополучу гонорар — еще и свататься к твоему бочонку полезу!

Милка порозовела, заусмехалась, отмахнулась тряпкой. Желающих подкатиться к хозяйке «Честной вдовушки — хоть завались, у нее на такой случай, говорят, метла есть специальная: праздничная, с лентами.

И все-таки — приятно помечтать, прежде чем окунуться в круговерть заказа. Подумать: в последний раз. Обстряпать дельце, сдать бляху, еще раз сменить имя, осесть себе где-нибудь, где никто не знает тебя в лицо, тихо-мирно таскать подносы или подмораживать рыбу в таверне…

Только вот если внутри тебя поселилась как-то серая трусливая тварь с голым хвостом — ты вряд ли когда-нибудь остановишься. Все так и будешь бежать от помойки к помойке, грызть и портить, и копаться в отбросах.

Пока чья-нибудь нога не переломит тебе хребет.

Я махнул Милке на прощание, пообещал непременно заскочить, сгреб харчи и направился на улицу.

Жаль — заскочить получится вряд ли.

Длительный заказ с внедренкой к попечителям бестий, с финалом-диверсией. Мечта всей жизни.

Ковчежники, чтоб их черти водные драли…

Кроме всего прочего — я еще недолюбливаю животных.