День на Каллисто (антология) - Ярослав Вейс

На минуту в помещении воцарилась тишина.

— Не завидуй им, Братик, — успокаивающе сказал сержант. — Нечему. Жизнь прекрасна не только для тех, кто рожден. Быть роботом лучше. Хотя ты, разумеется, не живой, зато бессмертный. Что же касается того, что роботы обязаны выполнять приказания людей… Поверь, люди тоже выполняют приказания, хотя не признаются в этом.

— Да, но я человек, — упрямо твердил парнишка. Он уже не производил впечатления бойкого мальчугана, как в первые минуты, когда поручик Верт привел его в полицейский участок. — Я живой человек. Спросите у кого угодно.

— Не будем спорить. Еще один вопрос, Братик, — начал Луснок. — Допустим, ты — человек. Зачем же ты остался здесь? Почему не улетел с мамой и папой домой? Пожалуйста, объясни.

Пластиковая игрушка суперкласса широко открыла рот, но не сказала ничего.

— Не знаешь?

— Я… я просто… я хотел попробовать, как…

— Что бы хотел попробовать?

— Как здесь…

— Правильно изъясняться не может, выдает отдельные слова, — послал сигнал сержант.

— Полагаю, вопрос слишком сложен для его программы, — передал в ответ поручик.

— Ну, Братик, — сказал сержант, — до утра останешься у нас, а потом я отвезу тебя на космодром. Через три воскресенья твой хозяин тебя получит. Если хочешь, можешь отключить органы восприятия и активизировать их уже на Земле.

Парнишка поднял голову и умоляюще посмотрел на поручика, судорожно сжав руки.

— Позвоните отцу, пан сержант. Прошу вас. Скажите ему, что я больше не буду. Честное слово.

— Мы уже звонили, Братик. И все, что надо, теперь знаем. Твой хозяин признался, что забыл тебя в отеле. К чему продолжать комедию? Не вижу смысла.

— Хватит с ним возиться, — передал излучением поручик. — У нас и так работы полно, пусть сам позаботится о себе: ведь он же робот.

В тишине снова зашуршала лента автомата-сводки.

— Страшно хочется есть, — нарушил молчание Пластиковый Братик. — Не найдется ли у вас чего-нибудь съедобного?

Поручику надоел этот пустой разговор.

— Нет, — отрезал он. — Мы с сержантом тоже роботы, хотя и выглядим как люди. А роботы обходятся без еды.

Он повернулся к мальчику, и, чтобы нагнать страху, глаза его полыхнули оранжевым светом.

Игрушка расплакалась — получилось убедительно, видно, программа хорошо отлажена.

Ночь шла к концу, часы над главным пультом отсчитывали минуты. Поручик склонился над сводкой, внося в нее информацию о прошедшем дне. Сержант Луснок проверял работу основной и резервной энергосистем. Полицейским на Каллисто приходилось выполнять различные поручения, в конце концов они были роботами.

Пластиковый Братик неподвижно сидел на стуле. Голова опущена на стол, рука повисла вдоль тела, рот полуоткрыт. Будь он и в самом деле человек, можно было подумать, что он окоченел от холода. А ведь спать-то в такой позе неудобно.

— Такое впечатление, что он спит, — передал лучом сержант.

— Этим нас не проведешь. У него слишком простая программа. Если надо, можно заставить спать и утюг.

— А если он и в самом деле спит?

— Глупости, Луснок. Что тебе пришло в голову?

— Не могу забыть одну вещь, поручик. В его ответах что-то не так.

— Он — примитивный робот, сержант. Нечего ждать от него каких-то премудростей.

— Я не об этом. Меня удивила его речь. Роботы так не говорят. И еще: вы обратили внимание, как он строит свои ответы? Нелогично. Кроме того, уровень информации у него крайне низок, наблюдается даже тенденция к ее сокращению. Так говорят люди, а не роботы.

— Это шоковое состояние. Его создали, чтобы он существовал рядом с человеком, а сейчас он оказался один. К тому же на его систему наложилась человеческая психика.

— Не знаю, поручик. Я не уверен.

— А я уверен.

— Докажите.

— Послушай, Луснок…

— Попробуйте сломать ему руку. Если он робот, с ним ничего не произойдет. Вот тут-то он и выдаст себя.

— Брось глупости, сержант. Данные по атмосфере готовы?

— Сейчас подготовлю, поручик.

Слева от полицейского участка горизонт начал светлеть, в небе появились темно-фиолетовые оттенки. На Каллисто занимался новый день.

Вдруг поручик Верт поднял голову от сводки.

— Свяжись-ка еще разок с Центральной, — передал он световым кодом. — Пусть нас соединят с этой ракетой.

— Выходит, я все-таки убедил вас? — торжествовал сержант.

— Ты нет. Он меня убедил. — Поручик посмотрел на спящего мальчика.

— Только что вы твердили, что спать может и утюг, достаточно составить программу.

— Ты прав. Но разве можно запрограммировать урчание в животе от голода?

Сержант прислушался. Потом, совсем по-человечески, покачал головой и вздохнул.

— А теперь вы отдадите приказ достать в любом отеле молоко и пару булочек с маслом?

— Приказываю, сержант. Только тихо, не разбуди его. Ведь у людей такой чуткий сон.

В разгорающемся солнце ледники вокруг полицейского поста засверкали, образуя многоцветные узоры, как в гигантском калейдоскопе.

Ярослав Вейс{*}.

Сердце{2}

(перевод Г. Матвеевой)

Столб за окном вагона сначала качнулся, а потом начал медленно двигаться. Поезд бесшумно набирал скорость. За привокзальным крытым перроном мелькнула серая каменная стена, а затем снова все окутала тьма туннеля под Виноградами, одного из районов Праги. Глаза Бочека полоснули лучи низкого осеннего солнца; он отвернулся в другую сторону, где в окне вагона под широкими, словно висящими в воздухе железнодорожнымипутями показались, мгновенно исчезнув, расплывчатые очертания близлежащих домов. Бочек встал и повернул у двери ручку запора. Он был счастлив, что оказался в купе один; хоть теперь не надо никому учтиво улыбаться — это всегда давалось ему с таким трудом.

Бочек протянул руку к ящику для газет, прибитому под окном: там можно было найти всю информацию, уже известную ему о случае со Зденом Румзаком. Он с трудом удержался, чтобы не заскрежетать зубами.

Уж кого Бочек не переносил, так это чемпионов. Спорт, дорогие мои, — своего рода монашество, отрешение от всего земного. Жесточайший режим, каторжный труд и никаких компромиссов. Марек это подтвердит в любой момент. «Какое твое заветное желание, Марек? Выиграть олимпийское золото». Да, да, уважаемые болельщики, я уверен, у наших скромных парней одно желание — защитить честь и славу отечественного спорта. Выиграть. Добыть золото. Давно минули времена, когда четвертую программу телевидения никто не смотрел, а спортивные новости занимали скромное место на последних страничках газет. «От этого теперь в выигрыше только спортивные комментаторы, — подумал Бочек. — Будь моя воля, я бы заставил их всех лет пять непременно прочитывать или прослушивать всю свою чепуху — одно вранье и трепотня…»

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});