НОВАЯ ЖИЗНЬ или обычный японский школьник - Виталий Хонихоев

волочился! А сегодня такое узнал! Вот он и …

— Что за глупости. — шепчу в ответ. Действительно, наш спортсмен сегодня показывает себя не с самой лучшей стороны. Устроить разборки у всех на глазах… и почему у нее расстегнута рубашка?

— Давай! — повышает голос Дзинтаро: — снимай с себя все! Покажи всем, что ты показывала мужикам в лав-отелях! Ну?! — он дергает за рукав рубашки, срывая ее с плеча и Томоко тщетно пытается закрыться руками. Кто-то уже щелкает камерой телефона — в Японии законодательно введен запрет на «тихое фото», любая попытка сфотографировать — включает довольно громкую имитацию звука затвора фотоаппарата. Происходящее окончательно перестает мне нравится. Некоторое время я борюсь сам с собой. Дзинтаро тем временем окончательно срывает с девушки рубашку и начинает спускать бретельки с плеч. Томоко плачет, но не отбивается. Щелканье камер телефонов усиливается, вспышки освещают каморку, словно мы находимся на пресс-конференции поп-звезды. Да какого черта, думаю я и отталкиваю Хироши в сторону.

— Ты чего делаешь, Дзинтаро? — говорю я, вставая между ним и Томоко: — ты же сам потом об этом жалеть будешь. Хватит. А ты — одевайся. — я подбираю с пола упавшую рубашку и протягиваю ее Томоко. Та мгновенно хватает ее и прижимает к груди.

— Э, я не понял! — Дзинтаро толкает меня в грудь и я едва не падаю от этого толчка, меня заносит в сторону. Сказывается разница в весовой категории, Кента весит килограмм пятьдесят пять максимум. Худощав и строен. Правильных рефлексов нет, связки и мышцы не готовы к нагрузкам. Это плохо. Я отступаю на шаг.

— Томоко-чан. — говорю я: — ступай-ка ты домой. Мы с Дзинтаро… поговорим.

— Э, куда пошла? — выдает Дзинтаро и Томоко замирает на месте, как олень на ночном шоссе в свете фар: — стоять, я с тобой еще не закончил!

— И тебе не стыдно? — спрашиваю я, призывая его к разуму и конечно выводя из себя: — чего ты к девчонке прицепился? Ты же мужчина, найди себе соперника по силам.

— Что-то ты дохрена базарить стал, ушлепок. — говорит Дзинтаро и сжимает свои огромные кулаки: — ты допросился. Сейчас я тебя так отметелю, что ты кровью потом харкать будешь. — он делает быстрый шаг вперед и его кулак несется прямо в мою голову. Я едва успеваю уйти в сторону, все же Кента — танцор, а не боец, его тело к такому не приспособлено, связки на колене напрягаются, едва не выходя из строя. Отпрыгиваю назад, едва не сбивая Томоко с ног, отталкиваю ее в сторону двери и начинаю движение вокруг Дзинтаро. Энергии у этого тела не так много, связки и ударные поверхности не готовы, рефлексов тоже нет. Но зато есть мои знания, и холодная голова. Что для меня школьная драка, даже если проиграю и меня и вправду изметелят так, что кровью харкать буду. Ерунда. Но быть избитым — это в самом крайнем случае. Неохота быть избитым.

Потому, едва сделав шаг в сторону, продолжая описывать круг вокруг Дзинтаро, который разворачивается в мою сторону — ударяю ногой ему в подколенный сгиб, чтобы у него подкосилась нога, а я успел зайти еще дальше ему за спину — чтобы перехватить локтевым сгибом шею и применить удушающий, да вот только… моя нога бессильно соскальзывает с его коленки. Я — слаб. Ответный удар — уже не в голову, он понял, что я убираю голову, он бьет в корпус, в грудь, убрать корпус в сторону быстро — не успеваю и удар ошеломляет меня, бросает на пол. Упав на пол, от сотрясения я на секунду теряю ориентацию в пространстве, теряю его из вида, а я знаю, что этого делать нельзя ни в коем случае, что … мир вспыхивает и погружается в темноту.

Когда я открываю глаза — рядом нет Дзинтаро. Нет и других парней. Рядом, на сложенных матах — сидит Хироши и смотрит на меня.

— Что, очнулся? — спрашивает он с ехидцей: — чего это на тебя нашло, а? Решил силами с самим Дзинтаро потягаться! Точно тебя инопланетяне подменили. Только дурные какие-то… думал они тебе суперсилу дадут.

— Да пошел ты. — говорю я и чувствую у себя во рту привкус железа и что-то твердое. Выплевываю на пол. Что-то белое в красном. Зуб.

— Хорошо он тебе напинал. — говорит Хироши: — даже про Томоко забыл, она убежала домой. Бросила, так сказать, тебя на растерзание… а ты думал она тебя защищать будет?

— Да не думал я ничего. — отвечаю я, ощупывая себя на предмет сломанных костей и прочих повреждений. На удивление — ничего такого нет, немного болит правый бок и ноет челюсть. Пара синяков и все.

— Думал-думал. Все-таки любовь — дурная штука. — говорит Хироши: — такого тюфяка и рохлю как ты — в бойца превращает. Правда в никудышного бойца. Вставай давай уже, герой-любовник. Я тебя спас, считай.

— Да ну. — сомневаюсь я: — ты — и спас?

— А я сказал, что ты помер, вот они и испугались. Меня оставили следить, а сами убежали все. А то бы тебя до завтра тут метелили. Так что с тебя десять тысяч иен — за чудесное спасение.

— Обойдешься. — говорю я и осторожно встаю на ноги. Так и есть, побаливает связка на левой коленке, но в целом — идти можно.

— Ну и ладно. — нимало не огорчается Хироши: — можно иногда и доброе дело сделать. Зачтется мне в карму. А вот тебе минус будет — что не отблагодарил спасителя.

— Ничего, переживу как-нибудь. — я поискал взглядом свой портфель, отряхнул одежду и выпрямился: — хотя в любом случае спасибо, что рядом остался. И за спасение спасибо, наверное…

— И вот что ты теперь делать будешь? — спрашивает меня Хироши, соскакивая с матов и пристраиваясь рядом.

— Домой пойду. — отвечаю я: — надо было сразу идти.

— Да я не про это. Тебе ж теперь житья в школе не будет. — Хироши гляди на меня с легким сочувствием и интересом, как лаборант на прокаженного: — тебя ж Дзинтаро со света сживет. Раньше тебя просто не замечали, а сейчас …

— Как говорил Марк Аврелий — все мы любим себя больше, чем других, но прислушиваемся к чужому мнению больше, чем