Солнечные часы - Ширли Джексон

— Не слишком-то скандально, — поморщилась миссис Хэллоран.

— Боюсь, у молодого человека не было так называемых «преимуществ» в жизни, — заметила тетя Фэнни. — Не всем повезло вырасти в роскоши — уж ты-то знаешь…

— Статистика говорит сама за себя, — продолжил Эссекс. — В двадцать, когда время казалось бесконечным, мои шансы умереть от болезни сердца были один к ста двенадцати. В двадцать пять, когда меня впервые охватила неразумная страсть, шансы умереть от рака были один к семидесяти восьми. В тридцать, когда дни и часы начали сокращаться, шансы умереть из-за случайности равнялись один к пятидесяти трем. Теперь же мне тридцать два, тропа сужается с каждым днем, и шансы умереть от чего угодно равняются один к одному.

— Очень глубокомысленно, — резюмировала миссис Хэллоран, — однако по-прежнему не скандально.

— Хорошо… Итак, мисс Огилви хранит в правом верхнем ящике комода, под платками, эбонитовую шкатулку, украденную из музыкальной комнаты. В ней покоятся записочки, которые Ричард Хэллоран писал ей четыре года назад — хотя, пожалуй, некстати об этом упоминать теперь, когда он прикован к инвалидному креслу. Каждый вечер оставлял ей записку под большой голубой вазой в холле.

— Боже правый! — воскликнула мисс Огилви и побледнела. — Она вовсе не это подразумевала под «скандальным»!

— Не волнуйтесь, мисс Огилви, — улыбнулась миссис Хэллоран. — В качестве библиотекаря Эссекс привык шпионить за всеми. Он развлекает меня весьма занимательными историями, и его информация всегда оказывается верной.

— Момент истины, — сухо заметила тетя Фэнни. — Вульгарно и непристойно — я и тогда говорила, и сейчас скажу.

— Я бы ни за что не осталась… — начала мисс Огилви.

— Ну конечно, остались бы! — добродушно откликнулась миссис Хэллоран. — Ничто не заставило бы вас двинуться с места. Нет, ваша ошибка заключалась в другом: вы думали, что сможете «подвинуть» меня. Проще говоря, типичная ошибка тети Фэнни.

— Отвратительно и неуместно, — отозвалась тетя Фэнни. — Орианна, с твоего позволения я удалюсь.

— Допивай вино, а Эссекс позабавит нас еще чем-нибудь скандальным.

— Тропа сужается с каждым днем, — повторил Эссекс, ухмыляясь. — Интересно, помнит ли тетя Фэнни, как однажды выпила шампанского на дне рождения Лайонела и спросила меня…

— Боюсь, мне сейчас станет дурно, — перебила его тетя Фэнни.

— Ну так и быть, позволяю тебе удалиться, — снизошла миссис Хэллоран. — Эссекс, я вами недовольна! Ну ладно тетя Фэнни, но вы-то должны быть вне подозрений! Фэнни, если тебе хочется устроить сцену, сделай одолжение и поскорее: я хочу прогуляться перед вечерней игрой в нарды, а мой распорядок дня и так безжалостно нарушен. Мисс Огилви, вы допили вино?

— Ты собираешься играть в нарды? — удивилась тетя Фэнни. — Сегодня?

— Теперь это мой дом, как ты справедливо заметила. Не вижу причины, почему бы не сыграть.

— Как это вульгарно, — поморщилась тетя Фэнни. — В доме траур!

— Уверена, Лайонел подождал бы умирать, если бы знал, что похороны помешают моим нардам. Мисс Огилви, вы уже допили? — Миссис Хэллоран поднялась. — Эссекс?

Некоторый интерес представляет характер самого дома. Здание стоит на небольшом холме, и земля вокруг принадлежит семье Хэллоран. Со всех сторон территорию окружает каменная стена. Прежний мистер Хэллоран, отец Ричарда и тети Фэнни — в то время Фрэнсис Хэллоран, — ошарашенный свалившимся на него богатством, не придумал ничего лучше, чем создать свой собственный мир. По его замыслу, весьма туманно изложенному архитекторам, декораторам, землемерам, плотникам и каменщикам, этот мир должен включать в себя все. Внешний мир, оставшийся позади, использовался лишь для безжалостного разграбления и добычи предметов искусства, призванных украсить дом и окрестности. Помещения бесконечно ремонтировались и обставлялись, земля возделывалась с особым усердием. К изящному пруду перед домом прилагались лебеди. Кроме всего прочего, на территории находились пагода, лабиринт и розовый сад. Стены дома были окрашены в пастельные тона с изображением сатиров и нимф, резвящихся среди цветов. Также в интерьере имелось огромное количество серебра, золота, эмали и перламутра. Картины мистера Хэллорана не особенно интересовали, однако он уступил просьбе декоратора и повесил несколько штук. При этом настоял, чтобы его собственный портрет — мистер Хэллоран был человеком практичным и тщеславным — висел над камином в комнате, которую архитектор называл «ваша гостиная». Книги мистера Хэллорана тоже не интересовали, тем не менее он уступил под натиском удивленных взглядов архитектора и декоратора и обустроил библиотеку, должным образом оснастив ее мраморными бюстиками и десятками тысяч томов в кожаных переплетах; их привезли по железной дороге, внесли в дом коробку за коробкой, аккуратно распаковали и разложили по полкам специально нанятые для этого люди. Больше всего мистеру Хэллорану запала в душу идея солнечных часов. Их заказали из Филадельфии, в одной фирме с хорошими отзывами; мистер Хэллоран лично выбрал место в саду. Он смутно надеялся, что надпись — оставленная на усмотрение фирмы, они в таких вещах лучше разбираются — будет глубокомысленной, например: «Лови момент» или даже «За знаком знак чертит бессмертный рок перстом своим»[4], однако по воле неизвестного автора надпись на часах гласила «Что жизнь?»[5]. Мало-помалу мистер Хэллоран к ней привык, убедив себя, что ремарка относится ко времени.

Солнечные часы установили и настроили с таким же старанием, что и книги в библиотеке, и каждый, кому взбрело бы в голову проигнорировать маленькие нефритовые часы в гостиной или дедушкины часы в библиотеке, или мраморные часы в столовой, мог выйти на лужайку и определить время по солнцу. Из любого окна, выходящего на сад и на озеро, виделись солнечные часы, установленные на повороте аллеи. Старший мистер Хэллоран был человеком методичным. В левом крыле насчитывалось двадцать окон, в правом ровно столько же. Так как центральная дверь была двойной, на втором этаже располагались сорок два окна и столько же на третьем, прямо под резным орнаментом крыши. Мистер Хэллоран распорядился, чтобы там изобразили цветы и древнегреческий символ богатства — рога изобилия, и нет никаких сомнений, что его распоряжения выполнили в точности.