И откуда вдруг берутся силы… - Юлия Владимировна Друнина

class="v">Пола шинели – под, пола шинели – над.

Куда уж тут ее перешивать!

С рассветом танки ринутся опять,

А после (если не сыра земля!) —

Санрота, медсанбат, госпиталя…

Едва наркоза отойдет туман,

Приходят мысли побольнее ран:

«Лежишь, а там тяжелые бои,

Там падают товарищи твои…»

И вот опять бредешь ты с вещмешком,

Брезентовым стянувшись ремешком.

Шинель до пят, обрита голова —

До красоты ли тут, до щегольства?

Опять окоп – солдатская постель,

А одеяло – волглая шинель.

Куда ее перешивать? Смешно!

Передний край, простите, не кино…

«Мне еще в начале жизни повезло…»

Мне еще в начале жизни повезло,

На свою не обижаюсь я звезду.

В сорок первом меня бросило в седло,

В сорок первом, на семнадцатом году.

Жизнь солдата, ты – отчаянный аллюр:

Марш, атака, трехминутный перекур.

Как мне в юности когда-то повезло,

Так и в зрелости по-прежнему везет —

Наше чертово святое ремесло

Распускать поводья снова не дает.

Жизнь поэта, ты – отчаянный аллюр:

Марш, атака, трехминутный перекур.

И, ей-богу, просто некогда стареть,

Хоть мелькают полустанками года…

Допускаю, что меня догонит смерть,

Ну, а старость не догонит никогда!

Не под силу ей отчаянный аллюр:

Марш, атака, трехминутный перекур.

Геологиня

Ветер рвет светло-русую прядку,

Гимнастерка от пыли бела.

Никогда не была ты солдаткой,

Потому что солдатом была.

Не ждала, чтоб тебя защитили,

А хотела сама защищать.

Не желала и слышать о тыле —

Пусть царапнула пуля опять.

…Побелела от времени прядка,

И штормовка от пыли бела.

Снова тяжесть сапог, и палатка,

И ночевка вдали от села.

Снова с первым лучом подниматься,

От усталости падать не раз,

Не жалела себя ты в семнадцать,

Не жалеешь себя и сейчас.

Не сочувствуйте – будет обидой,

Зазвенит в ломком голосе лед,

Скажет: «Лучше ты мне позавидуй!» —

И упругой походкой уйдет.

И от робости странной немея

(Хоть суров и бесстрастен на вид),

Не за юной красоткой – за нею

Бородатый геолог следит…

Ты должна

Побледнев,

Стиснув зубы до хруста,

От родного окопа

Одна

Ты должна оторваться

И бруствер

Проскочить под обстрелом

Должна.

Ты должна.

Хоть вернешься едва ли,

Хоть «Не смей!»

Повторяет комбат.

Даже танки

(Они же из стали!)

В трех шагах от окопа

Горят.

Ты должна.

Ведь нельзя притворяться

Перед собой,

Что не слышишь в ночи,

Как почти безнадежно

«Сестрица!»

Кто-то там,

Под обстрелом, кричит…

Солдатские будни

Только что пришла с передовой

Мокрая, замерзшая и злая,

А в землянке нету никого,

И, конечно, печка затухает.

Так устала – руки не поднять,

Не до дров, – согреюсь под шинелью.

Прилегла, но слышу, что опять

По окопам нашим бьют шрапнелью.

Из землянки выбегаю в ночь,

А навстречу мне рванулось пламя.

Мне навстречу – те, кому помочь

Я должна спокойными руками.

И за то, что снова до утра

Смерть ползти со мною будет рядом,

Мимоходом: «Молодец, сестра!» —

Крикнут мне товарищи в награду.

Да еще сияющий комбат

Руки мне протянет после боя:

– Старшина, родная! Как я рад,

Что опять осталась ты живою!

«Приходит мокрая заря…»

Приходит мокрая заря

В клубящемся дыму.

Крадется медленный снаряд

К окопу моему.

Смотрю в усталое лицо.

Опять – железный вой.

Ты заслонил мои глаза

Обветренной рукой.

И даже в криках и в дыму,

Под ливнем и огнем

В окопе тесно одному,

Но хорошо вдвоем.

«И горе красит нас порою…»

И горе красит нас порою

(Сложны законы красоты).

В простом лице оно откроет

Вдруг утонченные черты.

Скорбь всепрощающего взгляда,

Улыбки грустной доброта —

Лик возвращенного из ада

Иль чудом снятого с креста.

Но горе быть должно великим

И с горем спаяно страны.

…Великомучеников лики

Глядят в глаза мне со стены.

Из отдаленных мест вернули

Домой товарищей моих,

Но годы горя, словно пули,

Догнали и убили их.

Скорбь всепрощающего взгляда,

Сильны, измучены, чисты…

Порою так вглядеться надо

В их утонченные черты!

«Когда стояла у подножья…»

Когда стояла у подножья

Горы, что называют «Жизнь»,

Не очень верилось, что можно

К ее вершине вознестись.

Но пройдено уже две трети,

И если доберусь туда,

Где путникам усталым светит

В лицо вечерняя звезда,

То с этой высоты спокойно

И грустно оглянусь назад:

– Ну, вот и кончились все войны,

Готовься к отдыху, солдат!..

«Не знаю, где я нежности училась…»

Не знаю, где я нежности училась, —

Об этом не расспрашивай меня.

Растут в степи солдатские могилы,

Идет в шинели молодость моя.

В моих глазах обугленные трубы.

Пожары полыхают на Руси.

И снова нецелованные губы

Израненный парнишка закусил.

Нет!