Тараканы - Ю Несбё

— Хорошее предложение, — услышал Бьярне Мёллер свой собственный голос, да еще такой громкий и отчетливый.

— Прекрасно, — сказал Торхус. — Причина, по которой мы хотели как можно скорее услышать от вас ответ, состоит в том, что дело это срочное. Пусть ваш кандидат оставит все дела и займется нашей проблемой завтра же.

Ну что же, может быть, Холе как раз сейчас и нужно именно такое задание, попытался утешить себя Мёллер.

— Сожалею, что мы забираем у вас такого ценного работника, — проговорил Аскильсен.

При этих словах шеф убойного отдела Бьярне Мёллер едва удержался от смеха.

Глава 3

Они нашли его в «Шрёдере» на улице Вальдемара Тране — старинном и респектабельном кабачке на перекрестке, где западный район Осло встречается с восточным. В кабачке, честно говоря, более старинном, нежели респектабельном. Респектабельность заключалась лишь в том, что городская инспекция по охране памятников объявила это коричневое, прокуренное помещение архитектурным наследием. Но это не повлияло на клиентуру — гонимую и истребляемую породу старых пропойц, вечных студентов — выходцев из крестьян — и потасканных донжуанов, давно вышедших в тираж.

Когда сквозняк из двери на время развеял дымовую завесу, двое полицейских увидели рослого мужчину, который сидел под старинной картиной с изображением Акерской церкви. Его светлые волосы были острижены так коротко, что торчали ежиком, а трехдневная щетина на худом запоминающемся лице отливала сединой, хотя мужчине вряд ли было сильно за тридцать. Он сидел в полном одиночестве, выпрямившись, не снимая короткого пальто, словно в любую секунду мог подняться и уйти. И словно кружка пива, стоящая перед ним на столе, была для него не удовольствием, а работой, которую предстояло сделать.

— Нам сказали, мы найдем тебя здесь, — произнес старший из двоих и сел на стул напротив мужчины. — Я инспектор Волер.

— Видите вон того человека, за столиком в углу? — спросил Холе, не поднимая глаз.

Волер повернулся и взглянул на тощего старика: тот сидел, уставившись в бокал с красным вином и покачиваясь взад-вперед. Казалось, он мерз.

— Тут его зовут «последний из могикан». — Холе поднял голову и широко улыбнулся. Глаза его напоминали бело-голубые шарики в сеточке красных прожилок, и взгляд их уперся Волеру в рубашку. — Военный моряк, — отчеканил Холе. — Раньше их здесь было много, а теперь осталась жалкая горстка. Этого торпедировали дважды во время войны. И он считает себя бессмертным. На прошлой неделе я нашел его в сугробе на улице Глюкстадгата, после закрытия кабака. Вокруг ни души, кромешная тьма, мороз восемнадцать градусов, а он спит. Когда я вернул его к жизни, он только посмотрел на меня и послал к черту. — Он расхохотался.

— Послушай, Холе…

— А вчера вечером я подошел к его столику и спросил, помнит ли он, что с ним случилось: как-никак я спас мужика от верной гибели на морозе. И знаете, что он ответил?

— Холе, тебя разыскивает Мёллер.

— Он ответил, что бессмертен. «Я-то могу жить и никому не нужным моряком в этой дерьмовой стране. Но чертовски обидно, что сам святой Петр ничего не может поделать». Нет, вы слышали? Сам святой Петр…

— У нас приказ доставить тебя в Управление.

На столе перед Холе появилась новая кружка пива.

— Счет, Вера, — сказал он.

— Двести восемьдесят, — ответила та, не глядя в блокнот.

— О боже, — пробормотал младший из двоих полицейских.

— Сдачи не надо, Вера.

— Спасибо, — сказала она и удалилась.

— Лучший в городе сервис, — объяснил Харри. — Тебя замечают сразу, не надо размахивать обеими руками.

Волер прижал ладони к ушам, так что на лбу натянулась кожа и по нему зазмеилась синяя жила.

— Нам некогда рассиживаться здесь и выслушивать пьяные байки, Холе. Предлагаю тебе оставить эти последние поллитра…

Холе осторожно поднес кружку к губам и выпил.

Волер перегнулся через стол, пытаясь говорить тише:

— Я знаю тебя, Холе. Не люблю я тебя. Думаю, давно тебя надо было выгнать из полиции. Такие типы, как ты, только подрывают доверие людей к полицейским. Но мы пришли не поэтому. Нам велено забрать тебя отсюда. Шеф человек добрый, он хочет дать тебе шанс.

Тут Холе рыгнул, и Волер отшатнулся назад.

— Какой еще шанс?

— Шанс проявить себя, — вставил младший полицейский, и на лице его появилась мальчишеская улыбка.

— А я могу и здесь показать, на что я способен, — улыбнулся в ответ Холе, поднес кружку к губам и запрокинул голову.

— Черт тебя подери, Холе! — Волер побагровел, глядя, как ходит туда-сюда кадык Холе, перекатываясь по небритой шее.

— Ну что, довольны? — И Холе стукнул перед собой пустой кружкой.

— Наша работа…

— …плевать я на нее хотел. — Харри застегнул пальто. — Если Мёллеру что-то нужно, пусть позвонит мне или дождется, пока я приду завтра на работу. А теперь я пошел домой. Надеюсь, что в ближайшие двенадцать часов не буду лицезреть ваши рыла. Прощайте, господа.

Харри поднялся из-за стола, выпрямившись во все свои метр девяносто, и слегка пошатнулся.

— Задавака чертов, — прошипел Волер, качнувшись на стуле. — Хренов лузер. Если бы только газетчики, которые писали о тебе после Австралии, знали, как мало дел…

— Каких дел, Волер? — Холе продолжал улыбаться. — Отметелить подвыпивших подростков в камере за панковский гребень на голове?

Младший полицейский украдкой взглянул на Волера. В прошлом году в Полицейской академии поговаривали о каких-то молодых панках-анархистах, которых задержали за распитие пива в общественном месте и избили в камере апельсинами, завязанными в мокрое полотенце.

— Чувством корпоративной солидарности ты никогда не отличался, Холе, — заявил Волер. — Ты думаешь только о себе. Всем известно, кто именно был за рулем той машины в районе Виндерена. И почему хорошему полицейскому разнесло череп о придорожный столб. Да потому что ты алкаш и сел за руль под парами, Холе. Тебе чертовски повезло, что у нас в Управлении это дело убрали под сукно, а зря, стоило бы подумать и о семье погибшего, и о мнении других сотрудников…

Младший полицейский был новичком и старался ежедневно извлекать из всего уроки. В этот день он, к примеру, узнал, что глупо оскорблять собеседника, покачиваясь на стуле, поскольку оказываешься совершенно беззащитным, когда оскорбляемый вдруг наклоняется вперед и врезает тебе правой между глаз. Обидчик валится на пол, но посетители «Шрёдера» умолкают лишь на миг, а потом гул голосов нарастает снова.

Помогая Волеру подняться, младший увидел, как фалды пальто Холе мелькнули в дверях.

— Черт, неплохо после восьми кружек пива, а? — проговорил он, но тут же прикусил язык, встретившись взглядом с Волером.

Харри небрежно зашагал по обледенелой мостовой Доврегата. Костяшки пальцев вроде бы не болели, — боль и раскаяние подождут до завтрашнего утра.

В рабочее время он не пил. Пока. Даже если это бывало раньше и доктор Эуне утверждал, что каждый новый срыв начинается там, где закончился предыдущий.

У врача, седоволосого, тучного — вылитый Питер Устинов, — аж затрясся двойной подбородок, когда Харри втолковывал ему, что держится подальше от своего старого недруга «Джима Бима» и пьет только пиво. Притом что от пива не в восторге.

— Ты же был в сточной канаве, и в тот момент, когда открываешь новую бутылку, ты снова туда же скатываешься. Тут нет никакого промежуточного состояния, Харри.

Ну что ж. Он как-никак добирался до дома на своих двоих, не забывал снимать с себя одежду, ходил на работу. Так было не всегда. Это Харри и называл промежуточным состоянием. Ему надо было лишь чуть-чуть глотнуть на ночь, чтобы уснуть. Вот и все.

Какая-то девица в меховой шапке поздоровалась, когда он проходил мимо. Знакомая? Прошлой весной с ним многие здоровались на улице, особенно после его интервью в «Редакции 21», где ведущая, Анне Грусволл, спросила, каково это — застрелить серийного убийцу.

— Да так. Во всяком случае, приятнее, чем сидеть здесь и отвечать на подобные вопросы, — ответил он с усмешкой, и его слова стали хитом весеннего сезона, главной цитатой после нетленного: «Овцы — они нормальные животные». [3]

Харри вставил ключ в замок подъезда. Улица Софиесгате. И зачем только он переехал осенью в этот район Осло, Бишлет. Может, потому, что соседи в Тёйене начали как-то странно посматривать на него, сторониться, а он принимал эту дистанцию за уважение к своей персоне.

Ладно, местные соседи его не беспокоили, хотя выходили на лестничную клетку и проверяли, все ли в порядке, когда он изредка вечером спотыкался на ступеньках и скатывался вниз по лестнице.