Забудь меня такой - Евгения Кайдалова

Как-то весной (в тот период, когда старуха сдерживала язык, подпуская жертву на близкое расстояние) Майя поведала Глафире Дмитриевне о своих летних планах. Ничего оригинального, но вполне приятно: поездка в Турцию в начале июня, когда зной еще не силен, а море уже прогрелось. Услышав об этом, старуха с грустной полуулыбкой вздохнула:

– Ну что ж… сфотографируйся там на развалинах Трои! Съездить не могу – так хоть посмотрю.

Майя забормотала, что Троя (кстати, разве она не в Греции?) как-то не входила в ее планы – они с сыном собирались в Сиде.

– А-а… – разочарованно протянула старуха. – А почему не в Трою? Она ведь тоже стоит на море. Был бы тебе и отдых, и культура.

Майя была пристыжена: сама-то она мечтала исключительно об отдыхе, не заморачиваясь насчет культуры. Но сила старухиного влияния была такова, что женщина немедленно обратилась к турагенту с вопросом: как там насчет Трои? Существует ли какой-нибудь all inclusive под крепостными стенами?

Однако выяснилось, что информация от Глафиры Дмитриевны устарела на много веков: со времен Гомера море отступило от воспетого им города километров на десять. Курортной зоны поблизости нет. Но если хотите, можете отправиться в экскурсионный тур по бывшим греческим городам на территории Турции. Начало июня – самое подходящее время: на руинах колышутся маки, трава еще не сгорела от зноя…

И Майя, заручившись согласием сына, сказала «да». Не могла же она в тот момент вообразить, чем обернется ее невинная познавательная поездка!

IV

– И как вам Троя? – поинтересовался Карим, раздув притихшее было пламя в каменном костровище.

– Троя? В общем, занятно, но только если помнить о том, что это Троя. А так… несколько стен, пара колонн, а в основном – трава да маки. К тому же я только сейчас поняла, насколько бледное впечатление получаешь в групповом туре. Вот если бы пройти по тому же маршруту неторопливо, вдвоем, вот так, как мы сейчас…

Она осеклась. Лишь бы он только правильно понял ее слова! Лишь бы не принял их за попытку заигрывания! Одни, ночью, на этом плато… Она должна оставаться для него исключительно экскурсанткой, а он – исключительно экскурсоводом.

Майя опасалась отнюдь не того, что Карим воспользуется первой же возможностью, чтобы нарушить заранее оговоренные условия и намекнуть ей на прелести ночевки вдвоем. Нет, с самого начала их знакомства интуиция заверила ее в том, что рядом с этим человеком она находится в безопасности. Но не придет ли ему в голову, что она чисто по-женски дает ему повод за собой поухаживать? Майя внутренне сжалась: она уже давно отвыкла от роли женщины, которая готова принимать ухаживания.

– Когда по-настоящему живешь только в отпуске, – торопливо начала пояснять она, – то, естественно, ценишь каждый отпускной день. И хочется, чтобы он прошел именно так, как было задумано.

– Вы так сильно устаете на работе? – спросил Карим.

Устает? О нет! Она уже устала, и давным-давно! Измучена и вымотана настолько, что сбежала от собственной жизни невесть куда, совершив кощунство и не взяв с собою ребенка. Устала от постоянной борьбы за выживание, в которую неизбежно превращается жизнь одинокой матери, от безысходности, от тоскливой невозможности даже мечтать о счастье. Устала раз за разом убеждаться в жестокой формуле: жизнь становится терпимой лишь тогда, когда ставишь на чувствах крест. Любя, слабеешь, ненавидя и надеясь, слабеешь еще больше, а значит, и то, и другое, и третье следует гнать из сердца поганой метлой. Душевные силы – для сына, физические – для работы; и если раньше жизнь еще была озарена надеждой на квартиру и смерть старухи, то сейчас не осталось и этого. Осталась только горькая реальность, от которой она скрылась лишь на время, чтобы, вернувшись, вновь согнуться под невыносимым бременем жизни.

– Мне казалось, что на телевидении скучно не бывает, – вновь подал голос Карим. – Вы ведь там работаете, да?

Его взгляд казался ей удивительно внимательным, словно ее ночному собеседнику была и впрямь небезразлична ее судьба. Раньше Майя никогда не отдавала себе отчета, насколько глубоким и вдумчивым кажется взгляд темных глаз, насколько располагают к откровенности мягкие черты лица. Внешность Карима, в которой проступала и русская, и татарская кровь, смотрелась бы экзотически в кругу людей, среди которых Майя работала и уставала от жизни, но на этом диком плоскогорье, озаренное пламенем костра, его лицо казалось органичной частью окружающего пейзажа. Перед этим человеком хотелось выговориться, как хочется порой излить душу наедине с полем или лесом.

– Да, когда размещаешь рекламу на ТВ, скучно не бывает! – горько усмехнулась Майя. – Постоянные сдвиги программ по сетке – попробуй уследи, чтобы ролики выходили именно в то время, которое проплачено! Целый день я что-то улаживаю то с клиентами, то с руководством канала. Но иногда действительно бывает забавно: когда подашь заявку на рекламу, а ее сочтут неполиткорректной.

– Это не только в Америке бывает?

– Нет, и у нас – сколько хотите! Например, запретили ролик, в котором мальчик ворует у дедушки с вилки сосиску – так, мол, она ему понравилась! Сказали: неправильная модель отношений между поколениями. Зато когда парень бросается на девушку и насильно раздевает, чтобы выхватить из-под одежды ту же самую сосиску, это не вызывает никаких нареканий. Идеальная, видимо, модель взаимоотношений!

Карим рассмеялся. Майя не могла не улыбнуться в ответ на его заразительный смех, но в душе по-прежнему свербело. Мечтая излить душу, она опять ушла от единственной по-настоящему волновавшей ее темы. Ушла от темы, ушла от возможности сближения… Словно весь день послушно шагая вверх по горам вслед за этим человеком, теперь, на вершине, она пыталась от него сбежать.

Майя поймала себя на том, что вновь взволнованно ходит взад и вперед вдоль края обрыва. Нервы! Старуха! Это они расшатали ее душу, неизвестно зачем заставили умчаться вон из Москвы, загнали на эту гору и вот сейчас не дают остановиться в этой непрестанной ходьбе. Надо хоть что-то с собой делать! Что-нибудь – хоть выпить воды.

Майя взялась за пластиковую бутылку, где хранился их запас, но выяснилось, что та пуста. Обидно! Источник, близ которого они разбили лагерь, находился в лесу, в пяти – семи минутах ходьбы, но сейчас, с заходом солнца, идти до него пришлось бы в полной темноте. Правда, имелся фонарик, но это не прибавляло Майе ни капли смелости.

– Хотите пить? – осведомился Карим с явным намерением решить ее проблему.

Майя махнула рукой:

– Ничего, съем яблоко.

Несмотря на свои слова, за яблоко она так и не взялась. Хотелось не влаги во рту – хотелось успокоиться, а последнее было в компетенции воды, отнюдь не фруктовой мякоти. Попросить Карима, тем более что он готов предложить свои услуги? Но Майя предпочитала никого ни о чем не просить. Любая просьба – это шаг к близости, а близость ей не нужна.

Вскоре они с Каримом затушили костер и запаковали на ночь остатки продуктов. Майе предстояла ночь в палатке, а Кариму – в спальном мешке, поверх которого будет натянут полиэтиленовый полог на случай дождя. Какое-то время, сама не зная зачем, Майя наблюдала за тем, как умело и обстоятельно Карим готовит себе ночлег, растягивая тент на ветвях дикой груши, а затем, уже лежа в спальном мешке, слышала, как он заботливо набрасывает и укрепляет такой же водонепроницаемый полог на ее палатке. Видела, слышала и старалась обуздать ту невесть откуда взявшуюся теплоту, что поднималась в душе. Он – экскурсовод, она – его клиентка, и встреча их – на три дня, не более того.

Она уже додумывала последние мысли перед сном, когда услышала, как снаружи расстегивают молнию на ее палатке. Майя испуганно вскинулась и увидела, как в образовавшееся отверстие просунулась рука Карима. В руке была бутылка с водой. Он тихо положил ее у ног женщины и снова наглухо застегнул палатку.

V

Несмотря на то что Троя действительно не оправдала Майиных ожиданий, в целом она осталась весьма довольна своим турецким вояжем. Ее по-настоящему поразил Пергам – увенчанный руинами колоннады высокий холм, взойдя на который легко представить себя в кругу небожителей. Ее воображение было покорено подземным водохранилищем в Стамбуле, чьи огни и мраморные опоры, отражаясь в воде, уходили словно в подземное царство. Никита прыгал от восторга, когда вспугнутые им на берегу пруда черепахи прыгали в воду, точно лягушки средней полосы, и разгоревшимися глазами всматривался в темную гладь: там на дне проступали очертания разрушенного и затянутого тиной античного храма. И (Майю слегка раздражало это обстоятельство) всюду упорно пытался отыскать древние монеты. Мать устало доказывала, что все более или менее ценное, что можно было обнаружить в этих краях, раскопали и подобрали давным-давно, но Никиту это не обескураживало. И в подтверждение своей идеи фикс мальчик то и дело находил у придорожных кафе, где они останавливались перекусить, купюры в одну, а то и целых пять турецких лир.