Война затишья не любит - Алескендер Рамазанов

Решил Алешка связать судьбу с армией, подал рапорт в военно-политическое училище и по принадлежности к виду войск попал в военно-политическое училище войск ПВО страны. Что-то там не заладилось, и на стадии отбора его к экзаменам не допустили. А возвращаясь в часть, обнаружил Алешка пропажу продовольственного аттестата. Начальник штаба бригады, коему совершенно случайно под горячую руку попался горе-ефрейтор, объявил Алешке десять суток ареста с содержанием на гарнизонной гауптвахте. Но политотдел рассудил иначе: предложил ефрейтору Астманову послужить на должности инструктора по комсомольской работе. Начальник штаба публично матюгнулся, мол, я его на «губу», а они в штаб бригады! Дело в том, что в неполные двадцать лет Алешка стал членом коммунистической партии, а «коммунист в казарме» по тем временам явление было редкое и политотделом любовно взращиваемое. Нельзя молодого коммуниста на «губу»! К тому же аттестат прислали по военной почте.

Должность инструктора позволяла месяцами кататься по периферийным батальонам, отдельным радиолокационным ротам от Туркмении до Памира, в пограничной полосе с Ираном и Афганистаном. Вот тут уж было чем утолить «этнографическую» жажду. В политотделе махнули рукой – «ходок»! За страсть к поездкам в эти гиблые места Алешка расплачивался то пендинской язвой – кожным лейшманиозом, то малярией, было дело, желтуху на ногах перенес. Но свои обязанности выполнял исправно.

Слаще банджа в кальяне моемЗапах кожи твоей, Нигора.Вот спадают одежды, и черные косы до пятСлаще меда Кашгара в кальяне моем, Нигора…

– Вот, эти стишата я нашел на КП, у рядовой Старцовой, планшетистки. Автор известен, смотрите: Астманов. То, что они по пескам вечером прогуливаются, – это мне известно. А бандж, между прочим, опиум! Я у него потребовал все подобные творения, так он, нахал, сказал, что после окончательной редакции даст почитать. А вчера на вечерней прогулке ваш инструктор подбил писарей петь «Интернационал», между прочим, – язвительным тоном доложил начальнику политотдела полковнику Митарову замполит «придворного» батальона управления, в списках которого числился старший сержант Астманов. Митаров поднял на «комиссара» карие раскосые глаза и задумчиво спросил:

– Думаешь, майор, он сам это написал? Если сам – неплохо. А вот то, что он удумал партийный гимн на вечерней прогулке петь с писарями, так за это накажем! – Митаров пятый год писал обстоятельный роман о башкирах и казаках в годы гражданской войны…

Завершал срочную службу старший сержант Астманов в пустыне под Кизил-Арватом. Километрах в двадцати от этого сурового города, правдиво рифмующегося со словом «ад», в песках залег отдельный радиолокационный батальон. Здесь устроили курсы по программе подготовки офицеров запаса и собрали солдат, имеющих высшее образование. «Студенты» в то время служили по году. Для Алешки же в политотделе откопали приказ, который позволял приобщиться к корпусу запасников лицам, имеющим среднее образование и состоящим на старшинских должностях. Была такая мысль у политических – оставить Астманова сверхсрочником, а затем, по присвоении первичного офицерского звания, направить в периферийный батальон секретарем комсомольской организации – в кызылкумской дыре своих «дырок» в штатах хватало! Но судьба распорядилась иначе. Курсы Алешка закончил со скандалом – в последнюю неделю перед выпуском, ночью, ушел в пустыню, а вытащили его с поисковой группой, полудохлого, через три дня. Нашли с помощью древнего туркмена, за которым утвердилась недобрая слава бывшего басмача и контрабандиста. Знали, Астманов к нему захаживал, якобы фольклор изучать. Тот сразу направление показал, на карте – русло соленой речушки и, километрах в двадцати, квадратик одиночного строения.

– Уллу-Кала. Старый крепость, – буркнул бабай, – там ваш аскер.

У особиста, прибывшего по такому случаю, сразу сомнение зародилось, что без этого антисоветского деда здесь не обошлось. И тем более дело подозрительно выглядело, что старый басмач, через патрульного, передал для Алешки дурно пахнущую черную мазь, когда того, покрытого волдырями от солнечных ожогов, доставили в батальон. Но гроза прошла стороной – Алешкин призыв уже уволился. Приказали и его дембельнуть от греха подальше.

К «Самеду Вургуну» – парому, курсирующему между Красноводском и Баку, – Алешку доставил лично заместитель начальника политотдела. До тех пор пока не убрали сходни, сидел в «уазике». Боялся, видно, еще одного похода, а может быть, и того, что собьет Алешка с пути истинного планшетистку Старцову. Ну, была, допустим, у Алешки такая мысль. Что же тут крамольного, если двадцать один год, если Дух пустыни подарил ему у красного бархана память о том, как пахнет девичья кожа в песках на закате солнца…

У Алешки солдатский вещмешок с книгами (химия, биология, физика, справочники, учебник арабского языка Сегаля, словари персидский и турецкий). На нем выгоревшая добела тропическая форма. В нагрудном кармане, в блокнотике, странный документ – узенькая полоска бумаги, где значится: «Временное удостоверение офицера запаса». В графе «воинское звание» военно-писарским рондо начертано – «без звания».

Особист, который с Алешкой по душам беседовал (зачем на Уллу-Кала пошел? Не было ли намерения к иранской границе пробраться?), к тощенькому делу приложил листок из записной книжки, где были указаны ориентиры подхода к крепости и косо сползали две малопонятные строчки: «…безумие, не трогай моей жажды,/ пусть даже я пустыню полюбил».

Астманов учится, пишет стихи, женится, занимается научной работой, вновь призывается в армию на два года, уже как офицер запаса – и это все судьба? Нет, это медленное, окольное движение к ней. Дьявольски силен Дух пустыни. И то правда, что неторопливы его мускулистые темные руки. Замечали, как плавно падают кости в руках опытного игрока? И кажется, что все люди равны перед очередностью и вероятностью события, но вот один проигрывается в пух и прах, и так – всегда, а другой богатеет на глазах.

На первый взгляд ничего общего между двумя событиями: весной 1969 года рядовой Астманов растаптывает сапоги в пустыне Кызылкум и в это же время в Афганистане у античного городища Омши-теппа обустраивается летний лагерь советско-афганской археологической экспедиции. Не торопитесь с выводами! В утренней тишине встаньте на знакомом вам много лет клочке земли, постарайтесь избавиться от суетных мыслей, хотя бы на минуту. Подумайте, сколько страстей кипело здесь, и все они были поглощены этой землей. Мы ее топчем или она нас терпит некоторое время, отпущенное не ею ли самой?

Нет, не прерывается цепь событий. Алешка становится солдатом на тех древних рубежах, откуда ворвались в сказочную Бактрию кочевники – тохары. А экспедиция снимает первые пласты серой глины над сердцем Бактрии – Тилля-теппа, над усыпальницей владык тысячелетней Бактрийско-Кушанской империи. Нет, не произвольна эта связь. Человек более случаен, чем события, происходящие вокруг него…

История мидян

«История мидян. Начало истории мидян. История мидян темна и непонятна. Конец истории мидян». Это из русской устной классики. Как ни странно, автор «краткого курса истории мидян» – талантливый рассказчик Горбунов оказался прав: темна история мидян. Загадочны, как и прежде, Бактрия и Согдиана. Под толщей ила и песка погребен тысячелетний Кушан. Руины величия и осколки древней роскоши не могут воссоздать истинной картины. Пусть же добавят в историю свое, пророчески бессвязное, памирские пиры – учителя и хранители сокровищ и тайных знаний. Избранным рассказывают они…

«Ариана – так называлась их страна. Ариями они именовали себя и дали начало многим народам и оставили память о себе в обычаях и языках, существующих ныне. Были среди них и другие племена, покоренные не силой оружия, а тем, что арии владели многими знаниями и могли пустыню обратить в райский сад.

Что влекло их от восхода на закат солнца, про это не знал никто. Медленно, но уверенно шли эти русые, голубоглазые люди к реке времен, именуемой теперь Оксу. Но есть у нее иное имя – Джайхун, бесноватая.

Иные племена перед их лицом были детьми. Дети желают знать и впитывают знание на горе или на радость. Владеющие истиной – стараются избавиться от тайн и стать детьми. Арии старались очиститься от знаний, но и то, что умели и помнили их потомки, рожденные в пути, было для других народов божественным и непостижимым.

Наши предки, хранившие тень знаний Арьяны, собираясь вместе, объединяя дух, могли дробить скалы и заставляли их обломки плыть по воздуху к подножиям храмов. Арии это делали в одиночку.

Нет их могил на нашей земле – арии предавали своих мертвых огню. В этом огне песок и камень обращались в пар, а что было близко, растекалось, подобно смоле в жаркий день. Сурью – священный напиток – пили они и были стойки духом, сильны телом.