Рейтинговые книги
Читем онлайн Осенний человек - Денис Гуцко

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6

Помню стремительный хаос метро, где нужно было падать в вагон навстречу падающим оттуда, или прыгать по команде вперед с уходящего из-под ног эскалатора. Сжимая от волнения мой локоть так, что хрустел сустав, Нина кричала панически: «Шагай!» – и мы шагали бок о бок, наступая друг другу на ноги. Нина сама была первый раз в Москве, Москва и ее переполняла жутью.

Окончательный и вполне знаменитый московский врач отошел с тетушкой в дальний угол и сказал:

– Сейчас это бессмысленно. Давайте подождем. Нет никакой выраженной симптоматики. Глаза, в принципе, рабочие. Конечно, слабенькие довольно глазки, больные. Но как бы не наломать дров. Есть основания предположить, что это больше психическое, чем офтальмологическое, а тем более хирургическое.

И от этой его фразы меня бурно стошнило. Тетка Нина бегала по кабинету, умоляя, чтобы ей дали тряпку, чтобы позволили убрать, а профессор уверял, что не надо, что все уберут. Так он и не договорил тогда, не объяснил, чего нужно ждать. И я долго потом ждал, что проснусь однажды утром, открою глаза – и увижу потолок. Я с детства помнил беленый лепной потолок в теткиной комнате. Пока мама выслушивала ее жалобы на щитовидку и копчик, я сидел у мамы на руках и, запрокинув голову, рассматривал выпуклые гипсовые цветки, и самый большой, тот, из которого росла люстра, был похож на накрытый тарелкой подсолнух.

Мы с Элей ехали к Гарику. Гарик был режиссером нашего драмтеатра. Маша была его женой. «Гарик должен знать, где она», – крутилось в голове. «Должен знать, где она», – сказал Вадим, и поэтому нужно было найти Гарика.

Мозг больше не утруждал себя какими бы то ни было объяснениями. Отдавал короткие отрывистые приказания, и я поднимался со стула, шел вдоль дороги, просил прохожего поймать мне такси. В голове моей засел отчаянный лейтенант, выкрикивающий сквозь грохот боя: «Заряжай! Наводи! Огонь!». Надвигались, ревели танки, и снаряды рвались почти в самом окопе, но он отплевывал песок, смеялся, ругался матом. Он не хотел верить, что бой проигран.

Спросил бы кто, что я собираюсь говорить, делать, когда найду ее, – я бы не понял вопроса. Ее нужно было искать. Ее нужно было найти. До нее нужно было добежать, как до финишной черты. С глазами происходило странное. В моей темноте что-то шевельнулось, темнота посерела. Я не мог оставаться с этим один на один. Было похоже на то беспокойное состояние, когда перепьешь и, стоит лечь, начинает мутить, раскручивать в крутом вираже – и ты должен ходить, говорить, делать какие-нибудь глупости – сжечь топливо, как самолет, идущий на вынужденную посадку.

Элю я выдернул из дому. У нее был выходной.

Таксист, который довез меня до ее дома, подвел меня к нужной квартире, позвонил. Долго не открывали. Он нервничал за машину, топтался возле перил, но ждал, хотел сдать меня с рук на руки. Я уверил его, что все в порядке, и он ушел. «Ну, давай, брат. Удачи».

За дверью слышался детский плач, молодой женский голос кричал: «Иду!» Наконец дверь распахнулась. Ребенок плакал у самого моего лица.

– Да?

Это была Ольга, Эллина дочь.

– Ах, я поняла, – сказала она, видимо, по черным очкам догадавшись, кто я такой. – Вы к маме? Входите, входите. Прямо.

Я шагнул через порог, дверь за мной закрылась.

– Идите за мной, – Ольга повернулась ко мне спиной и пошла, повторяя через плечо: – Не могу помочь, руки заняты. Сюда, сюда, теперь вот сюда, на меня. Осторожно, утюг. Слева диван.

На утюг я все-таки наступил. Уселся на диван, дожидаясь тишины, чтобы хоть что-то сказать, спросить Эллину Ильиничну. Ребенок плакал отчаянно. Пахло так, как, наверное, пахнет во всех комнатах, в которых живут младенцы, – но названия этому запаху я бы ни за что не придумал. Запах отвлекал меня от грохочущего в моей голове боя. От него просыпалось бесконечно уютное и одновременно тревожное чувство. Будто тебе разрешено переночевать в церкви.

Ольга хлопотала с ребенком возле меня.

– А мама вышла в магазин, за памперсами, – она говорила напряженным, подчиненным постороннему ритму голосом – как говорят, когда заняты каким-нибудь трудным делом. – Только что. Как вы не столкнулись… BOOT таак, сейчас, Сонечка, сей-чаас.

Потрещала и смолкла погремушка. Сонечка притихла на секунду, но тут же завелась снова.

– Что-нибудь случилось? – спросила Ольга.

– Нет, – сказал я. – Да.

– Поняла, не лезу. Ждем маму. Слушай, – она подошла вплотную уже с Соней на руках, – ничего, что я на ты? Матерям-одиночкам многое прощается, правда ведь? Как всем юродивым. Кстати, я Оля.

– Очень…

– Подержишь?

Я не сразу понял, о чем она. Но в плечо мне что-то ткнулось, руки послушно поднялись так, как нужно. И она отдала мне Соню.

– А то оставила ее, а она с дивана ласточкой. Шишка вон во весь лоб. Так, хорошо, хорошо держишь. Если что, зови. Я быстро, – крикнула она откуда-то издалека. – Ползунки никак не просохнут.

Послышалось громкое шипение. Потом еще и еще. Зажгла все конфорки на плите, догадался я. Соня замолчала. Потолкалась у меня в руках, сказала «бу» – и потащила с моего носа очки. «Буби», – сказала Соня и принялась перебирать упругие проволочные дужки. Дужки мягко постукивали друг о друга. Меня бросило в пот.

– Соня, разбойница, – засмеялась, вернувшись, Оля. – Извини, я сейчас отберу.

– А может, не надо, пусть? – тишина показалась мне куда важнее очков.

– Ей сейчас не до того будет. Давай.

Она забрала Соню, но я все не решался убрать руки, тянулся, придерживал.

– Взяла, взяла, отпускай.

Усевшись на другом конце дивана, повозившись там немного, Оля отдала мне очки. Я пристроил их на нос, готовый отдать по первому зову. Но Соня молчала. Лишь размеренно сопела и время от времени урчала низко, почти басом. Поняв, что происходит, я почему-то отвернулся. Как сделал бы зрячий.

– Проголодалась, – шептала Оля.

Запах молока щекотал мне горло. Я клал руку на диван – и попадал во что-то стеклянное и круглое. Вытягивал ногу – и раздавался треск погремушки. За мной на спинке дивана сидела плюшевая игрушка. Концентрация жизни вокруг достигала пиковых значений…

– Пробка, – сказала Эля.

– Что?

– Пробка, – повторила она. – Авария, наверное.

В такси звучали блатные песни, столь любимые таксистами. Мы больше стояли, чем ехали. Снаружи простуженными собаками кашляли застрявшие в пробке машины. Эля рассказывала, как однажды из-за такой вот пробки опоздала к поезду. Я снова выскальзывал из настоящего. Мысли мои вернулись к исходной точке: Гарик должен знать, где она.

То, что поведал Вадим, было трудно принять.

Он долго не знал, что сказать. СМОЛКЛИ Машины каблуки, и мы остались стоять молча, слушая цоканье напольных часов, похожее на неутихающее кошмарное эхо. Броситься за ней, догнать, схватить за плечи – ничего этого я не мог. Хотелось уйти, но в ногах и в животе был гнусный зудящий тремор. Будто мухи летали во мне. Вадим начинал и комкал какие-то фразы. Интересно, почему он все-таки выбрал правду? Ведь мог бы сходу придумать что-нибудь, адаптировать историю. Не стал.

Вся моя прекрасная сага уместилась в десяток-другой фраз. Хотя не уверен. Может быть, их было гораздо больше. Я просидел в его кабинете довольно долго. Часы успели бумкнуть дважды – значит, прошло не менее получаса. Вадим запомнился жалким, через слово извиняющимся, руки его цепко хватали мои руки, он садился передо мной на корточки, скрипел стулом напротив. Но из всех его тирад в памяти застряли несколько кусков – беспорядочные клочки. Слушая блатные наигрыши в такси и лающий кашель пробки, я склеивал их вместе и только сейчас начинал по-настоящему понимать. «Из параллельной группы». Маша училась в параллельной с Вадимом группе. Пока он не бросил университет, разумеется. «Всегда такая была. Но что-то в ней есть, да? Черт побери, что-то в ней есть». Это был ненужный обрывок. Какая «такая» и что именно в ней есть для Вадима, не имело никакого значения. Я знал другую Машу. Я ведь ее любил. Кажется, тогда, в такси, я впервые назвал, дал имя тому, что жило внутри уже так долго, успело родиться, вырасти, совершить революцию, захватить власть, выпустить декреты и внутренние секретные циркуляры. «Крышу у нее сорвало. Муж ее, Гарик – нормальный, в принципе, мужик. Влюбчивый до безобразия». Странным образом этот до сих пор комичный персонаж – ее, а вовсе никакой не подруги муж – оказывался причиной всему. «У них уже было раз. Влюбился в ее знакомую. Нет бы гулять потихоньку – так нет, закрутил на полную, ушел из дому. Тогда они год врозь жили. Потом сошлись, простила. А теперь вот опять. И опять с подругой. И подруги ведь, как назло, ведутся! Ну, у нее крышу и сорвало».

Если я правильно услышал и сложил его слова, затеялось все на какой-то грандиозной пьянке-презентации.

«Слушай, не дай помереть, – сказала Маша, расплескивая коктейль на его туфли. – Дай взаймы, а? Много надо. Или лучше, знаешь… Давай я с тобой пересплю? А что? Какая мне разница. Все равно сейчас нажрусь, а утром с каким-нибудь страшилой жирным проснусь. Хочешь – твоей любовницей буду. Только дай авансом. Отработаю на все сто. Мне деньги нужны. От Гарика сбежать. Достал, гад. Второй раз – это слишком. Это слишком. Давай, а? Три тыщи мне не хватает. Квартиру куплю. Новую жизнь себе куплю».

1 2 3 4 5 6
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Осенний человек - Денис Гуцко бесплатно.
Похожие на Осенний человек - Денис Гуцко книги

Оставить комментарий