Дни. Россия в революции 1917 - Василий Шульгин

Приблизительно такие сцены разыгрались в некoтoрых других частях города. Все это можно свести в следующий бюллетень:

Утром: праздничное настроение – буйное у евреев, – по «высочайшему повелению» – у русских; войска – в недоумении.

Днем: революционные выступления: речи, призывы, символические действия, уничтожение царских портретов, войска – в бездействии.

К сумеркам: нападение революционеров на войска, пробуждение войск, залпы и бегство [5].

* * *

У нас, на Караваевской, с наступлением темноты стало жутче. Наборщики еще набирали, но очень тряслись. Они делали теперь так: тушили электричество, когда подходила толпа, и высылали сказать, что работа прекращена. Когда толпа уходила, они зажигали снова и работали до нового нашествия. Но становилось все трудней.

* * *

Я время от времени выходил на улицу. Было темно, тепло и влажно. Как будто улицы опустели, но чувствовался больной, встревоженный пульс города.

* * *

Однажды, когда я вернулся, меня встретила во дворе группа наборщиков.

Они, видимо, были взволнованы. Я понял, что они только что вышли от Д. И.

– Невозможно, Василий Витальевич, мы бы сами хотели, да никак. Эти проклятые у нас были.

– Кто?

– Да от забастовщиков, от «комитета». Грозятся: «Вы тут под охраной работаете, так мы ваши семьи вырежем!» Ну, что же тут делать?! Мы сказали Дмитрию Ивановичу: хотим работать и никаких этих «требований» не предъявляем, – но боимся…

– А он что?

– А он так нам сказал, что, верите, Василий Витальевич, сердце перевернулось. Никаких сердитых слов, а только сказал: «Прошу вас не для себя, а для нас самих и для России…» Нельзя уступать!.. Если им сейчас уступить, они все погубят, и будете сами без куска хлеба, и Россия будет такая же!.. И правда, так будет… И знаем и понимаем… Но не смеем, – боимся… за семьи… Что делать?…

Мне странно было видеть эти с детства совершенно по-иному знакомые лица такими разволнованными и такими душевными.

Все они толпились вокруг меня в полутьме плохо освещенного двора и рассказывали мне перебивающимися голосами. Я понял, что эти люди искренно хотели бы «не уступить», но… страшно…

И вправду, есть ли что-нибудь страшнее толпы?..

* * *

Они ушли, двое осталось. Это был Ш…о и еще другой – самые старые наборщики «Киевлянина».

Ш…о схватил меня за руки. – Василий Витальевич! Мы наберем!.. Вот нас двое… Один лист наберем – две страницы… Ведь тут не то важно, чтоб много, а чтоб не уступить… И чтобы статья Дмитрия Ивановича вышла… Мы все знаем, все понимаем…

Он тряс мне руки. – Сорок лет я над этими станками работал – пусть над ними и кровь пролью… Василий Витальевич, дайте рублик… на водку!.. Не обижайтесь – для храбрости… Страшно!.. Пусть кровь пролью – наберу «Киевлянин»…

Он был уже чуточку пьян и заплакал. Я поцеловал старика и сунул ему деньги, он побежал в темноту улицы за водкой…

* * *

– Ваше благородие! Опять идут. Это было уже много раз в этот день. – Караул, вон! – крикнул поручик. Взвод строился. Но в это время солдат прибежал вторично. – Ваше благородие! Это какие-то другие. Я прошел через вестибюль. Часовой разговаривал с какой-то группой людей. Их было человек тридцать. Я вошел в кучку.

– Что вы хотите, господа?

Они стали говорить все вместе.

– Господин офицер… Мы желали… мы хотели… редактора «Киевлянина»… профессора… то есть господина Пихно… мы к нему… да… потому что… господин офицер… разве так возможно?! что они делают!.. какое они имеют право?! корону сбросили… портреты царские порвали… как они смеют!.. мы хотели сказать профессору…

– Вы хотели его видеть?

– Да, да… Господин офицер… нас много шло… сотни, тысячи… Нас полиция не пустила… А так как мы, то есть не против полиции, так мы вот разбились на кучки… вот нам сказали, чтобы мы непременно дошли до «Киевлянина», чтобы рассказать профессору… Дмитрию Ивановичу…

Д. И. был в этот день страшно утомлен. Его целый день терзали. Нельзя перечислить, сколько народа перебывало в нашем маленьком особнячке. Все это жалось к нему, ничего не понимая в происходящем, требуя указания, объяснений, совета и поддержки. Он давал эту поддержку, не считая своих сил. Но я чувствовал, что и этим людям отказать нельзя. Мы были на переломе. Эти пробившиеся сюда – это пена обратной волны…

– Вот что… всем нельзя. Выберите четырех… Я провожу вас к редактору.

* * *

В вестибюле редакции.

– Я редактор «Киевлянина». Что вам угодно?

Их было четверо: три в манишках и в ботинках, четвертый в блузе и сапогах.

– Мы вот… вот я, например, парикмахер… а вот они…

– Я – чиновник: служу в акцизе… по канцелярии.

– А я – торговец. Бакалейную лавку имею… А это – рабочий.

– Да, я – рабочий… Слесарь… эти жиды св.…

– Подождите, – перебил его парикмахер, – так вот мы, г. редактор, люди, так сказать, разные, т. е. разных занятий…

– Ваши подписчики, – сказал чиновник.

– Спасибо вам, г. редактор, что пишете правду, – вдруг, взволновавшись, сказал лавочник.

– А почему?.. Потому, что не жидовская ваша газета, – пробасил слесарь.

– Подождите, – остановил его парикмахер, – мы, так сказать, т. е. нам сказали: «Идите к редактору “Киевлянина”, господину профессору, и скажите ему, что мы так не можем, что мы так не согласны… что мы так не позволим…»

– Какое они имеют право! – вдруг страшно рассердился лавочник. – Ты красной тряпке поклоняешься, – ну и черт с тобой! А я трехцветной поклоняюсь. И отцы мои и деды поклонялись. Какое ты имеешь право мне запрещать?..

– Бей жидов, – зазвенел рабочий, как будто ударил молотом по наковальне.

– Подождите, – еще раз остановил парикмахер, – мы пришли, так сказать, чтобы тоже… Нет, бить не надо, – обратился он к рабочему. – Нет, не бить, а, так сказать, мирно. Но чтобы всем показать, что мы, так сказать, не хотим… так не согласны… так не позволим…

– Господин редактор, мы хотим тоже, как они, демонстрацию, манифестацию… Только они с красными, а мы с трехцветными…

– Возьмем портрет государя императора и пойдем по всему городу… Вот что мы хотим… – заговорил лавочник. – Отслужим молебен и крестным ходом пойдем…

– Они с красными флагами, а мы с хоругвями… – Они портреты царские рвут, а мы их, так сказать, всенародно восстановим…

– Корону сорвали, – загудел рабочий. – Бей их, бей жидову, сволочь проклятую!..

– Вот что мы хотим… за этим шли… чтобы узнать… хорошо ли?.. Ваше, так сказать, согласие…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});