Соска - Олег Журавлев

Степан посмотрел на часы, но их на запястье не было. Тогда он зачесал волосы пятерней, заправил выбившуюся из треников майку, захлопнул крышку мусоропровода, которую кто-то нехороший забыл закрыть, и уверенно вошел к себе, хлопнув дверью.

Вместе с этим хлопком Степан как будто разом поставил точку на происшествии этого утра. О нем не обязательно помнить, про него никому не нужно знать. Его просто не было! Точка.

Джойс выбежал из кухни, болтая хвостом-колбасой, наспех обнюхал его треники и убежал.

Степан прошлепал в комнату Велимира и подозрительно принюхался. Пахло умиротворенно, невинно. Степан распахнул занавески, никакой решетки. Открыл окно. В комнату ворвался свежий воздух и шумы двора. Рассеянно провел рукой по обоям, поправил покосившуюся бумажную люстру-шар с черными и красными иероглифами, собрал разбросанные по полу карандаши. Затем посмотрел на совсем маленькую кроватку с лакированной деревянной спинкой, на шкаф с распахнутой дверкой (из нее свешивалось пластмассовое ружье ковбойского типа, вот-вот готовое упасть) и отправился на кухню.

Тамара сидела на корточках перед распахнутым холодильником и вынимала из промерзших недр всяческую утреннюю снедь: масло, молоко, мясные консервы Джойса (Тамара добавляла их в сухой корм), варенье, облегченные йогурты для Велимира…

Степан сел на табуретку и налил себе кофе в чашку.

— Выкинул? — не оборачиваясь, спросила Тамара.

Степан подул на коричневую поверхность. Его очки сразу же вспотели.

— Что выкинул?

— Мусор.

— Мусор? — От этого доброго, хотя и с запашком, словечка Степану вдруг стало хорошо. — Мусор? Конечно, выкинул!

— А мусоропровод…

— Закрыл, не волнуйся.

Тамара выпрямилась и с ласковой небрежностью потрепала его по волосам.

— Ты что, босиком выходил? Площадку не убирали сто лет.

Степан отхлебнул из чашки и улыбнулся.

— Джойс тапочки спрятал…

Степан вдруг почувствовал себя счастливым. А много ли нужно для счастья? Проснуться у себя дома, а не черт-те где, связанным по рукам и ногам. Да чашечка кофе.

Но в это время зазвонил телефон.

Звонок

— Мама, мама, телефон!

На Велимире трусы и пижамная рубашка в горошек из летающих слонов. Ножки как спички, волосы взъерошены, на щеке складка от подушки. Большой радиотелефон старой модели, крошечная ручка, смешная взрослость.

Гм… наверное, очередной примитив.

Целуя Велимира в щеку, Степан всем своим существом осознал, что не любил ничто и никогда так же крепко и незыблемо, как сына в этот возраст, в эту самую минуту, в этой самой точке земного шара.

Отгадал. Примитивно и сентиментально.

Тамара взяла трубку из рук сына.

— Веля: постель, зубы, завтрак! Опаздываем в школу! Кто это с утра пораньше?

Простой вопрос загнал вдруг пацана в тупик. Детям плохо дается импровизация.

Велимир откровенно сконфузился и потух, указательный пальчик правой руки машинально отправился за помощью в нос.

Малец оставался в нерешительности несколько секунд, но потом вдруг быстро обхватил шею Тамары тоненькой ручкой и шепнул в ухо:

— Это папа!

И убежал, мелькая голыми пятками. Тамара недовольно покачала головой вслед.

«Гена, это надо читать по диагонали».

Глядя, как Джойс, чавкая, хрустит сухим кормом, Степан решил помыть наконец ноги и найти тапочки.

Тамара слушала трубку несколько секунд, потом вдруг побледнела и отбросила аппарат в сторону, как будто только что узнала, что он прокаженный.

— Не смешно!

Степан внимательно посмотрел на жену. На ее лице изобразилось недоумение и еще какое-то выражение, новое, его Степан идентифицировать не смог.

Предлагаю «растерянность».

— Это кто был, Тома?

Из форточки подуло прохладой, туча залезла на солнце. Степан поежился.

— Тома, это кто был?

Тамара отвернулась, чтобы что-то переложить на столе. Не оборачиваясь, ответила странное:

— Ты.

Он?

— Я?

— Ну не ты, конечно, а какой-то шутник, который говорит твоим голосом. Очень похоже. Твои интонации, твои словечки… Не отличишь!

— Гм. И что ему надо?

— Говорит, что забыл кобуру на ночном столике в спальне. Просит, чтобы я спрятала от Велимира.

— Гм… Действительно. — Откуда он может знать про пистолет? И про Вельку тоже. И что голос, похож?

— Да ты вылитый! Прямо жутковато как-то. Если бы, скажем, ты не был сейчас здесь…

— Если бы я не был сейчас, скажем, здесь, то что? Что? Какой бред! Ты хоть понимаешь, что ты такое…

Несешь? Становится интереснее. Посмотрим, что будет дальше!

В этот самый момент телефон зазвонил вновь.

Супруги разом повернули к нему голову, а Тамара еще и вздрогнула от неожиданности. Угловатый аппарат лежал на боку между тарелкой с нарезанным сыром и вазочкой с маслом. Было очевидно, что трезвонить он будет вечно.

Степан не выдержал первым.

— Дай-ка я…

Он нажал на вытертую, когда-то зеленую кнопочку.

— Да?

— Ой, извините, я, кажется… — Степан услышал свой собственный голос. — А вы, вообще, кто? Я к Свердловым звоню.

— Именно к Свердловым вы и попали, — с антарктическим спокойствием ответил Степан.

Трубка молчала несколько мгновений, затем из нее донеслось нерешительное:

— Странный у вас голос… Вы, я спрашиваю, кто? И вообще, как вы попали ко мне домой? Тамаре трубку передайте, пожалуйста. В смысле Тамаре Александровне.

Степан вдруг разозлился. Не по-настоящему, конечно, но все-таки… Злость получилась разбавленная, неуверенная. Он бросил быстрый взгляд на Тамару.

Интересно, а как «бросают медленный взгляд?»

Та делала вид, что хлопочет по кухне и не прислушивается к разговору.

Самое время перейти с невидимым шутником на «ты».

— Ты у меня дошутишься сейчас, дебил. — Степан любил словечко и произносил его с ударением на первом слоге — «дебил». — Твой номер высветился, а я — мент.

«Хотя и на отдыхе», — добавил он про себя.

— Я ведь тебя вычислю в пять секунд и тогда…

Степан вдруг осекся. На экранчике телефона действительно высветился номер. Вот только номер ему был хорошо знаком.

Лучше.

Джойс доел свой корм и процокал по линолеуму, чтобы вытереть брыли о Степанину штанину.

Тамара глянула через плечо, не переставая греметь чашками. Внезапная бледность мужа ей очень не понравилась.

— Что? — проартикулировала она одними губами. — ЧТО?

Степан накрыл трубку ладонью.

— Ты можешь закрыть форточку? — шепотом попросил. — Дует.

И в трубку:

— Вы что же это, находитесь у меня на работе, получается?

— Я нахожусь у себя на работе, — ответила трубка, делая акцент на «себя» и тоже переходя на «ты». — А вот что делаешь ты, дебил, у меня дома? Да еще и говорит моим голосом! Ты что, пародист-затейник? Предупреждаю, если с головы Велика упадет хоть один волос… Дай трубку Тамаре Александровне!

Еще лучше!

Розыгрыш затягивался.

На лбу у Степана проступила испарина. Он вытер ее краем майки и сказал в трубку:

— Если вы у меня на работе, то и Геннадий Сергеевич Полежаев там?

— Конечно.

— И вы можете передать ему трубку?

Степан услышал свой собственный голос, только приглушенный:

— Геннадий Сергеевич, можно вас на минутку? Тут такая штука приключилась… Я звоню домой. А мне какой-то мужик отвечает. Причем имитирует мой голос в совершенстве. Что делать? Я уже начинаю…

Совсем хорошо!

— Сейчас разберемся, — издалека пропищал бывший Степанин шеф. И в ухо, громче: — Алло?

Голос Полежаева невозможно спутать ни с одним другим. Да и имитации он, вероятно, не поддается. Слабый, очень тонкий, почти девичий. Кажется: попытайся он посильнее напрячь ту нежную струнку, которая голос такой выдает, не избежать беды — лопнет, порвется. Даже слова, которые он произносит, кажутся от этого маленькими, скомканными, несущественными. Такая вот у Геннадия Сергеевича особенность. И это при усах, звании майора и кулаках убийцы.

— Здравствуйте, Геннадий Сергеевич, — сказал Степан в трубку как можно увереннее. — Это я — Степа Свердлов. Он вас держит на прицеле, да? — И, переходя на шепот: — Если да, то спросите меня про погоду!

Трудно представить себе Полежаева с его усами и чувством юмора участвующим в розыгрыше по телефону.

— Ага, как же! Свердлов, да еще и Степан! Хорошая фамилия. А я вот Мао. Дзэдунов. Хе-хе. А еще у нас тут туман и ни фига не видать. А у вас?

Полежаев совершенно не умел острить и поэтому делал это беспрестанно.

— Свердлов Степан сейчас у меня в кабинете. — Тут Полежаев посерьезнел и попытался повысить голос — это было единственное, что у него получалось смешно. — Вы не в те игрушки играете, молодой человек. Вы хоть знаете, с кем вы сейчас имеете удовольствие общаться?