Шествие динозавров - Евгений Филенко

Я не без труда отвел глаза от черного полиамида и обнаружил в «Огоньке» рекламу еще одного средства от запоров — «Стомоксигенъ Д-ра Антона Мейеръ». Должно быть, накануне двух подряд революций именно запор был болезнью века. А после его сменил понос… Господам читателям предлагалась также «Волшебство и магия. Самая полн. книга. Кажд. можетъ легко научиться. Ц. 1 руб.». Я бы и червонца не пожалел. Тогда все обреченные архивы города были бы мои.

Трамвай остановился, гулко сыграл дверями, и произошло то неизбежное, чего я больше всего и опасался. В вагон поднялась Кодла, тотчас же во всю матушку врубила кассетник и принялась меж собой общаться. Кассетник огласил окрестности нытьем безымянного исполнителя о любви и о розах. Судя по голосу, нытик был еще и кастратом, так что вполне мог ограничиться одними розами. Общение же состояло по преимуществу из ржания и звукоподражаний выстрелам и ударам, а все остальное было тупой, неискушенный мат. Всякий раз, когда я возвращался этим трамваем поздним вечером, обязательно находилась Кодла, дабы испоганить мне настроение. И всякий раз я порывался немедленно выйти, но удерживался: трамваи в эту пору редки, да и на остановке меня ожидала точно такая же Кодла, она же встречала меня и в том трамвае, куда я хотел бы пересесть… Кодла жила по своим законам, окружающие обычно ее не занимали. Она была вещью в себе, замкнутым социумом, и частенько, прокатившись без малейшего поползновения оплатить проезд, вываливалась прочь, в темноту и слякоть. После нее оставалась лишь вонючая, перегарная, никотинизированная, напитанная скрытой угрозой атмосфера. Но случалось и по-другому. Кодла Кодле ЛУПУС ЕСТ. Иной раз ее совокупное внимание все же переключалось вовне. И тогда я, заранее уловив такое переключение, выскакивал на первой же остановке и старался не думать о том, что происходило в вагоне после меня. Не мне с моей конституцией встревать в истории.

Этим вечером мне не повезло. Изматерившись с головы до ног, Кодла скуки ради стала вязаться к даме. Кодлу чем-то привлекла шляпа. Наверное, тем, что ни одна из подружек Кодлы такой шляпы отродясь не нашивала. У нормальных людей комплекс неполноценности выражается по-разному. Но только Кодла находит в нем источник развлечения.

Мне жутко не хотелось выходить. До дома оставалось всего пять перегонов. Я уткнулся в «Огонекъ». Не воспринимая содержимого, прочел дешевый рассказик некоего Джорджа Энью Чемберлена. Жалобно покосился на ондатровую шапку — та мерно вихлялась из стороны в сторону, ни на что не реагируя. Семейка давно вышла, и только баба-яга сидела нахохлясь на прежнем месте. Ничему я так не обрадовался бы сейчас, как милицейскому наряду. Хорошо бы с резиновыми дубинками. Но стражи порядка в такое время суток в трамваях не катались. Да и не всякий наряд отважится связаться с Кодлой. Тогда я мысленно вызверился на самое даму: «Какая, к дьяволу, шляпа! В ногах все дело. Такие ноги для датого мужика круче всякого феромона. Не девочка, должна бы соображать, что ночь на дворе. Тоже, выставилась, парижская красавица… Еще бы нагишом проехалась…»

Все шло своим чередом. Кодла вязалась к даме. Дама стояла с мученически вскинутой головой и пялилась в замызганное стекло. Видно, ей тоже хотелось поскорее добраться до дому. Кастрата сменил гундосый по фамилии, кажется, Муромов и загундел про яблоки на снегу. Ондатра, по всей видимости, спала. Я прятался в своем журналишке. Было противно.

Дьявольщина, было очень противно.

Было невыносимо противно .

— Выключи, — сказал я Кодле.

Это был не мой голос. У меня не могло быть такого голоса. Это вообще был не я. Не я приказал Кодле числом в пять полупьяных засранцев выключить кассетную гнусь, матерщину, пошлятину и все на свете. Я никогда не страдал суицидальными психозами. И приключений давно уже избегал. Значит, я не мог такого сказать.

— Ты, е…ный козел, — ответила мне Кодла. — Заглохни.

В этот момент дверь откатилась и дама вырвалась на волю. За ней, внезапно воспрянув ото сна, сошла и пьяная ондатра. Что там делала бабка, я не знал. Мне нельзя было оборачиваться. Потому что я остался в трамвае один против Кодлы.

Я медленно, старательно упрятал свой журнал в сумку. — Кто это сказал? — спросил я, поднимаясь.

Трамвай ходил ходуном, но я стоял твердо. Кодла в десять бельм пялилась на меня. Она алкала втоптать меня в грязь. Примеривалась, как бы половчее это проделать. И ждала, что я лично подам сигнал к началу казни.

— Это я сказал, бля, — известил меня молодой человек в смахивающей на желудевую плюску вязаной шапочке, какие носят только нищие американские негры да наша подрастающая смена, в телогрейке, из-под которой выбивался волосатый мохеровый шарф, и широченных клетчатых брюках. — Что с того, бля?

— Утри сопли, — произнес я, обидно налегая на последнее слово. — И выключи.

Кодла умела драться. Ее учили тому в школах ДОСААФ, в кружках военно-патриотического воспитания, она не единожды применяла свое знание на практике. Кажется, один из воспитателей и сейчас был здесь. Коротко стриженый парень в пятнистом бушлате нараспашку и защитного цвета штанах, заправленных в высокие шнурованные ботинки, он находился позади всех и свинцово молчал, пытаясь разгадать мою загадку. Я не походил на серьезного противника. Сутулый, невзрачный, бледный, по всему видать — никогда и никому не плативший интернациональных долгов. Но я только что оскорбил Кодлу, значит — за мной что-то было. Тайная сила, одно упоминание которой может привести этих ублюдков к повиновению — если только существуют в природе такие силы? Черный пояс кун-фу? Или пистолет в кобуре подмышкой?

Только я один знал: ничего такого за мной нет.

Но это был не весь я, и едва только Кодла перегруппировалась, выходя на ударные позиции, я отчетливо увидел, кого и как именно сейчас кончу.

При этом я продолжал сознавать, что мои руки и ноги, равно как и голова, в качестве оружия никуда не годятся. И что выстроенный холодным, расчетливым моим альтер-эго сценарий схватки ни при каких обстоятельствах я не смогу воплотить в реальность.

— Мочи его, — приказал стриженый и уселся возле двери, прибавив звука у принятого на сохранение магнитофона.

Трамвай волокся сквозь темноту, свет в вагоне мигал. «Я сэ-э-эт, сэ-э-т по горло!. » — орал кассетный менестрель.

— …! — заорал для острастки нищий негр и качнулся на меня, отводя ногу для удара.

И я срубил его, как чурку, даже не задумавшись чем конкретно.

Поскольку трое остальных кинулись на меня все сразу, теснясь в проходе между пустых сидений, их я срубил одним общим движением.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});