Клиника жертвы - Мария Воронова

Он заглянул в комнату персонала, посмотрелся в зеркало. Оно отразило плечистого мужчину в нелепой голубой рубашке. За тридцать лет службы Нейман так привык к форме, что сразу справил себе в «Медтехнике» полный комплект работника «скорой», хотя никто от него этого не требовал.

Владимир Валентинович смотрел на себя с интересом: дома у него пока не было больших зеркал, и он не очень представлял, как теперь выглядит.

Что ж, гражданская жизнь и перемена климата почти не сказались на его облике. Все та же физиономия с крупными правильными чертами. Нейман никогда не считал себя красавцем, а Марина говорила, что бог создал его в строгом соответствии со стандартом нормального мужика, но не снабдил никакой «изюминкой», никаким дефектиком, а ведь только эти маленькие «браки» в работе природы делают людей по-настоящему привлекательными.

Он взъерошил волосы – густые, слегка вьющиеся. Очень хорошие волосы, хоть и с ранней сединой, предмет зависти бывшей жены. Интересно, унаследовал ли их Сашенька? Каким он стал теперь? Марина давно, уже года полтора, не посылала ему фотографий сына. То у нее не было свежих снимков, то Интернета. «Вранье, наверное, – скучно подумал Нейман, – просто готовила меня к отказу от ребенка».

После встречи в ресторане Нейман не пытался связаться с бывшей женой. Он дал ей месяц на размышление, и должен его выдержать.

Тут было не только благородство мужчины, привыкшего держать слово. Неймана пугал предстоящий разговор с женой, и он рад был отсрочить его. Ведь, если Марина категорически откажет, придется идти в суд, а этого Владимиру Валентиновичу хотелось меньше всего на свете. Но что делать, если жена не даст ему другого выхода?

Он понимал, что создаст Марине и сыну проблемы. Ей придется строить отношения с бывшим мужем, терпеть его в своем доме, прислушиваться к его советам по воспитанию Саши.

Да и Сашенька тоже пострадает, это ясно. Легко ли в шестнадцать лет узнать, что твой отец совсем не тот человек, которого ты привык называть папой? А раз отец – не отец, получается, ты тоже не совсем ты…

Тяжело. Но боль отца, навеки разлученного с сыном, наверное, тяжелее…

Если бы он был безответственным придурком, шестнадцать лет бегал бы от алиментов, а потом: здрасте, вот он я! Прошу любить и жаловать! Но ведь безответственный придурок и не стал бы договариваться с бывшей женой, просто заявился бы в семью, и все.

Как трудно жить, когда у тебя есть совесть…

Надеясь отвлечься от печальных мыслей, Нейман зашел в диспетчерскую. Он успел познакомиться с местными медсестрами, и в свободное время невинно флиртовал с ними.

* * *

В диспетчерской он увидел дежурного травматолога и пациентку – молодую, плохо одетую женщину. Нейман отметил спущенный чулок, порванную блузку и пятна грязи на юбке. Смотреть на это было грустно. Нейман никогда не был эстетом и мало внимания обращал на женские туалеты. Расцвет его мужской активности пришелся как раз на нищие годы перестройки, когда морякам по полгода не выплачивали и без того невеликую зарплату, и баловать жен и дочерей было попросту невозможно. Зачастую в доме подводника было нечего есть, где тут думать о нарядах! Выходили из положения так: отец семейства ходил в старой форме, а полагающуюся ему новую брал материалом, из которого и шились женские и детские вещи. Одна из предприимчивых жен навострилась превращать форменные рубашки в элегантные блузки: перешивала воротник на стоечку, отрезала резинку внизу, обшлага на рукавах – и вуаля! Прелестный наряд в стиле милитари. Завершающим этапом она красила изделия в разные цвета, на флотскую бязь краска ложилась плохо, потеками, но это лишь придавало изделию дополнительный шарм.

Нейману приятно было смотреть на тех женщин: даже в простых самоделках они не теряли очарования.

Наряд же этой женщины выглядел пошло-дешевым, каждая из ее копеечных вещичек была снабжена оборочками, бантиками и стразиками. Она явно хотела быть привлекательной. Печальное зрелище разрушенных, втоптанных в грязь женских надежд.

Она о чем-то на повышенных тонах просила травматолога, причем в ее голосе странно сочетались и умоляющие, и грубые интонации.

– Мы не снимаем побои, – недослушав, отрезал травматолог.

«Мы только наносим», – буркнул про себя Нейман.

Как он понял, женщину избил муж, и она пришла зафиксировать повреждения.

– Идите в милицию. Пишите заявление, вам дадут направление к судмедэксперту.

Кажется, женщина была подшофе. Травматолог всеми средствами давал понять, что разговор окончен, но она не уходила.

Нейману стало ее жаль. Он решил вмешаться:

– Почему вы не хотите помочь?

– Не понял? – Травматолог окатил его специальным взглядом.

Будто бы он мог воздействовать на закаленную психику подводника!

– Я говорю, почему бы не сделать, что она просит? Она же пришла с жалобами, побои, наверное, повредили ее здоровью?

– Слушайте, вы, насколько я знаю, водитель? Вот и водите, а меня не надо учить работать.

– Да не учу я, просто по-человечески… Вы хоть осмотрите ее, вдруг там что-то серьезное, может и не сразу проявиться на фоне шока.

Травматолог фыркнул. Это был молодой холеный мужчина, несчастная пациентка явно казалась ему существом низшего порядка.

Нейман вспомнил годы командирства. Что ж, в его арсенале тоже были специальные взгляды, и усмирял он ими не таких хлипких мальчиков, а закаленных мужиков, заглядывавших в гораздо более страшные, чем Неймана, глаза – глаза смерти.

– Надо помочь.

И травматолог пригласил женщину в смотровую. При этом он изобразил сложную и яркую пантомиму, но Нейман не обиделся.

– Вы даете, капраз! – фыркнула Кристина Петровна, когда он подсаживал ее в кабину «скорой». – Без году неделя работаете, а уже начали свои порядки наводить.

– Я просто пожалел женщину. – Нейман занял водительское место.

Травматолог наябедничал начальнице. Когда только успел?

– Ну-ну.

Кристина Петровна стала звонить на станцию: нет ли вызова. Можно было и доехать, станция располагалась в ста метрах от приемного отделения больницы, но начальница жалела Неймана, избавляя его от необходимости лавировать между припаркованными машинами докторов и миновать идиотский шлагбаум, который неизвестно зачем администрация установила посреди больничного городка. Или Кристина Петровна просто казенный бензин жалела?

В начальнице деспотизм причудливо сочетался с вежливостью. Во всем, что не касалось непосредственно работы, она была очень уступчива. Всегда спрашивала, по вкусу ли Нейману музыка в машине, не дует ли в открытое окно. Она могла жестко отчитать сотрудника за промах, а через минуту любезно угощать его кофе. Сотрудники «Скорой» часто просили водителей подкинуть до электрички или привезти из магазина что-нибудь тяжелое. Кристина Петровна обращалась за помощью очень редко и всегда начинала с фразы: если вас не затруднит.

– Как у нас с бензином?

– Под пробочку.

– Тогда поедем в Ключики, привезем роженицу?

Нейман кивнул, но заметил, что не знает дороги.

– Я покажу. Вообще-то туда должна из района «скорая» ездить, но, во-первых, нам ближе, а потом они все наши городские полисы себе сделали. Эти Ключики… Черная дыра! Или жуткие ножевые оттуда привозишь, или дикую пьянь. Ключики от ада надо было их назвать. Там еще местный фельдшер есть, настоящее порождение преисподней. Вообще не просыхает. Последний аппендицит, на который я по его заявке выезжала, оказался сотрясением головного мозга.

– Не пугайте. – Владимир Валентинович выехал на проспект и притормозил. – Куда дальше?

– Направо. Думаю, времени у нас достаточно, но на всякий случай включите спецсигналы.

Нейману нравилось ездить с преимуществом, но порядочности водителей он не слишком доверял – перед перекрестками всегда немного притормаживал.

Вскоре они выехали из города, миновали широкий пояс садоводств и оказались на природе. Нейман с удовольствием поглядывал на окружающий пейзаж. Дорогу обступил сумрачный лес. Ветви огромных елей поникли под тяжестью снежных шапок. Низкое вечернее небо хмурилось, солнце уже село, но снег еще искрился, будто сам по себе. Надо как-нибудь поехать за город не по делу, а просто так, решил он. Погулять в лесу. На обочине он заметил хорошо накатанную лыжню и подумал, что обязательно купит лыжи.

Значительная часть жизни Владимира Валентиновича прошла, что называется, «под пейзажами». А когда он не был в походе, тоже не особенно разглядывал окружающий мир. Быстро привык к диким величавым красотам Камчатки и перестал восхищаться вулканами, океаном – всем тем, что навсегда западает в душу любому приезжему.

После отставки у него стало намного больше времени, а забот, напротив, убавилось, и Нейман узнал новую радость – любоваться природой.

Но сейчас нужно было сосредоточиться на дороге. Гололеда нет, но путь сложный, извилистый, как знать, не вынырнет ли из-за поворота нетерпеливый водитель, решившийся на обгон?