Тараумара - Антонен Арто

Пить Сигури — как раз и означает не превышать дозы, ибо Сигури — это Бесконечность, а тайна терапевтического воздействия лекарств связана с пропорциями, в соответствии с которыми наш организм их принимает. Превышать необходимое — значит РАЗРУШАТЬ действие.

В священных преданиях племени тараумара говорится о том, что если к Богу приблизиться слишком быстро, он тотчас исчезает, а на его место приходит Злой Дух.

— Завтра вечером вы познакомитесь с семьей Жрецов Сигури, — сказал мне директор туземной школы. — Скажите им то, что вы только что сказали мне, и я уверен, что мы и в этот раз — может быть, даже больше, чем в предыдущий, — добьемся того, чтобы прием Пейотля был регламентирован, и заодно скажите им, что этот Праздник будет разрешен и что мы сделаем все возможное, чтобы дать им возможность собираться, и для этого обеспечим их лошадьми и продуктами, которые им понадобятся.

Итак, вечером следующего дня я отправился в маленькую индейскую деревушку, где мне обещали показать Ритуал Пейотля. Он происходил глубокой ночью. Жрец явился с двумя помощниками, мужчиной и женщиной, и двумя детьми. Он очертил на земле нечто вроде большого полукруга, внутри которого должны были действовать помощники, и закрыл этот полукруг толстым бревном, на которое велели сесть мне. Справа дуга завершалась каким-то отдельно очерченным закутком в форме восьмерки, и я понял, что для Жреца эта часть представляет собой Святилище. Слева была Пустота, и именно там находились дети. В Святилище поставили старую деревянную миску с корнями Пейотля, потому что для своих особых Ритуалов Жрецы не используют все растение целиком — во всяком случае, больше не используют.

Жрец держал в руках посох, дети — небольшие палки. Пейотль принимается после определенного числа танцевальных движений, когда его адепты в процессе религиозного Ритуала получают знак, что Сигури захотел войти в них.

Я заметил, что помощникам было трудно приступить к действию, и создавалось впечатление, что они не стали бы танцевать или танцевали бы плохо, если бы не знали, что в нужный момент Сигури войдет в них. Ритуал Сигури — это Ритуал творения, который объясняет, каким образом все находилось в пустоте, а пустота — в бесконечности, и каким образом они вышли оттуда в Реальность и были созданы. Ритуал заканчивается в тот момент, когда, повинуясь воле Божьей, они забирают Жизнь из тела. Вот что танцевали помощники, но дело не обошлось без долгого спора.

— Мы не сможем понимать Бога, пока он не коснется нашей души, иначе наш танец будет просто притворством, ПРИЗРАКОМ, — кричали они, — ПРИЗРАК, который преследует СИГУРИ, снова возродится здесь.

Жрец долго не мог решиться, но, в конце концов, достал спрятанный за пазухой мешочек и насыпал в ладони индейцев какой-то мелкий белый порошок, который они незамедлительно проглотили.

После чего вновь начали танцевать. Глядя на их лица в тот момент, когда они принимали растолченный в порошок Пейотль, я понял, что сейчас мне покажут нечто такое, чего я никогда раньше не видел. И я сконцентрировал внимание, чтобы не упустить ничего из того, что мне предстояло увидеть.

Помощники пригнулись к земле и стали похожи на два неодушевленных шара, стоящих друг против друга. Но старый Жрец, должно быть, тоже принял Пейотль, потому что в выражении его лица вдруг проявилось что-то нечеловеческое. Я увидел, как он потянулся и выпрямился во весь рост. Его глаза засверкали, и от него стала исходить необычная властная сила. Он несколько раз ударил посохом по земле, затем вошел в восьмерку, начерченную справа от Ритуального Поля. Кажется, в этот момент помощники, наконец, вышли из состояния неодушевленных шаров. Сначала мужчина потряс головой и ударил ладонями по земле. Спина женщины покачнулась. Тогда Жрец сплюнул, но это была не слюна, а выдох. Он шумно выбросил воздух сквозь зубы. И, под действием этого легочного сотрясения, мужчина и женщина мгновенно ожили и встали во весь рост. Однако, увидев, как они стоят лицом к лицу, особенно, как они — каждый — держатся в пространстве, словно помещены в карманы пустоты и разрезы бесконечности вдруг понимаешь, что это уже не просто мужчина и женщина, но два начала: мужское — открытый рот, щелкающие челюсти, красные, пылающие, кровоточащие десны, словно развороченные корнями зубов, вид которых заставляет повиноваться; и женское — беззубая личинка, со сточенными напильником коренными зубами, словно крыса в крысоловке, изнуренная течкой, бегает кругами перед грубым самцом; они намеревались столкнуться, неистово погрузиться один в другого, как все те, что сначала долго смотрят друг на друга, потом сражаются и, наконец, смешиваются перед нескромным и виноватым взглядом Бога, которого их действия должны понемногу оттеснить. «Ибо Сигури, — говорят они, — был ЧЕЛОВЕКОМ, ЧЕЛОВЕКОМ, который в космосе сотворил СЕБЯ САМОГО из СЕБЯ САМОГО, когда Бог его убил».

Это все, что произошло.

Но больше всего меня поразила их манера угрожать друг другу, убегать, сталкиваться, чтобы, в конце концов, согласно идти рядом. Главным было то, что эти начала находились не в телах, они не достигали, не касались тел, они упрямо оставались в виде двух нематериальных представлений, подвешенных за пределами Бытия, изначально этому Бытию противопоставленные, и эти начала создавали себе свое собственное тело, тело, где понятие материи улетучилось с помощью СИГУРИ. Глядя на них, я смутно вспоминал все, что мне говорили в Мехико знакомые поэты, преподаватели и художники всех направлений об индейской религии и культуре, и то, что я прочитал во всех предоставленных мне там книгах о метафизических традициях и преданиях мексиканцев.

— Злой Дух, — говорили Посвященные Жрецы Сигури, — никогда не мог и не хотел верить в то, что Бог — это не просто Бытие, доступное и исключительное, что в непостижимой сущности Бога присутствует нечто, помимо этого Бытия.

Это было именно то, что мне показывал Танец Пейотля.

Ибо я считал, что вижу в этом Танце больную точку всеобщего бессознательного. И это — вне Бога. Правой рукой Жрец прикасался то к своей селезенке, то к печени, и при этом стучал по земле посохом, который держал в левой руке. Каждому его прикосновению на заднем плане отвечала поза мужчины и женщины, то отчаянным и высокомерным согласием, то яростным отрицанием. Но когда Жрец взял посох сразу двумя руками и начал стучать по земле в более быстром темпе, они принялись ритмично приближаться друг к другу, отставив локти в стороны и соединив руки так, что те образовали два треугольника, которые пришли в движение. В то же самое время их ноги вычерчивали на земле круги и еще какие-то фигуры, напоминающие части цифр и букв — S, U, J, V. Цифры сводились в основном к форме восьмерки. Раз или два они не сходились, но пересекались, точно приветствуя друг друга. На третий раз их приветствие было более определенным. На четвертый — они взялись за руки, вместе сделали полный оборот, и, казалось, ноги мужчины ищут на земле места, куда ступали ноги женщины.

Они сходились так восемь раз. И, начиная с четвертого, их ожившие лица засияли. На восьмой раз они посмотрели в сторону Жреца, который стоял с властным и грозным видом на границе Святилища, там, где все встречается с Севером. Посохом он рисовал в воздухе огромную восьмерку. Но крик, который он испустил в тот же момент, вполне мог вновь вызвать страшные предсмертные родовые муки, отягощенные запоздалым раскаянием в грехах, описанные в найденной на раскопках в Юкатане древней поэме майя; вряд ли я когда-либо слышал что-то более звучное и раскатистое, указывающее, до каких глубин опускает человека Желание извлечь из мрака свое предвидение. И мне показалось, что я вновь вижу в бесконечности и как бы во сне, как именно Бог породил Жизнь. Этот крик Жреца был словно нужен для того, чтобы поддержать след посоха в воздухе. Не переставая кричать, Жрец перемещался, рисовал в воздухе всем своим телом, а ногами — все ту же восьмерку на земле, пока не замкнул ее со стороны Юга.

Танец подходил к концу. Дети, все это время сидевшие слева от круга, спросили, могут ли они уйти, и Жрец посохом сделал им знак, повелевающий рассеяться и исчезнуть. Но никто из детей не принимал Пейотля. Они изобразили что-то, напоминающее движения танца, потом отступили в сторону и исчезли — вероятно, вернулись домой.

* * *

В начале этого рассказа я уже говорил, что всего этого мне было недостаточно. Я хотел знать о Пейотле больше. Я подошел к Жрецу, чтобы расспросить его.

— Наш последний Праздник, — сказал он, — не смог состояться. Мы в отчаянии. Мы теперь принимаем Сигури не только во время Ритуала, это стало пороком. Скоро весь наш народ будет болен. Время слишком состарилось для Бытия. Оно не может больше выдержать нас. Что делать, что с нами станет?