В обратную сторону - Роман Сенчин

Снова бор за окном, прямые, золотистые стволы сосен, пестрое разнотравье у обочины... Год обещают нынче грибным, да и ягоды, говорят, бери не хочу. На рынке завались клубники, ведро - пятьдесят рублей всего-навсего, желающих купить нет почти. Многие сами за город едут, собирают. Конечно, если время есть - чего не ездить... Наталья Сергеевна за весь июль только раз сбегала к ближайшим кустам жимолости, нацарапала по оборкам литров пять. С сахаром перетерла, да ребятишки почти всё сразу съели. Был бы Вадик чуть повзрослее, его бы можно отправлять, но шесть лет ему - страшновато... Да и вряд ли согласился бы он по косогорам лазать, собирать клубнику по ягодке - не то воспитание, городской мальчик... Сложно Наталье Сергеевне с внуками, внутренне сложно. Вот почти всю жизнь вроде с детьми, и они к ней тянутся, а внуки наоборот. Бывает, начнет рассказывать им что-нибудь интересное или книжку вечером возьмется читать и вдруг поймает взгляд Вадика: смотрит он как-то по-взрослому, закостенело так, как на дурочку смотрит. Играть не любит, с Юрой держится холодно, не по-братски, может и оттолкнуть, если тот слишком к нему пристает с каким-нибудь своим детским вопросом; если тот есть просит, сунет хлеб или печеньку, а суп из кастрюли ни в какую налить не заставишь. Чаще всего сидит перед телевизором, смотрит без разбора все передачи, смотрит тупо, без всяких эмоций, не двигаясь по полчаса. И младший, Юра, на него глядя, похожим становится...

Свернули с тракта на узкую, давно не подновляемую, но тоже асфальтовую дорогу. Автобусик затрясся, запрыгал - увиливать от выбоин бесполезно, они тут на каждом метре.

- В Малой выходит кто? - окликают со стороны водителя.

- А как же! Выходят, ясно! - В ответ дружные восклицания. - У оврага остановите, у оврага!..

Если считать по недостроенной дороге - до села пять километров, а напрямую, через овраг, чуть больше двух. Конечно, через овраг удобнее, только вот... Дело в том, что за оврагом есть полоса хорошей земли, и Макеев, знаменский предприниматель (некоторые из зависти, наверное, называют его кулаком) засаживает ее картошкой. Не сам, конечно, людей нанимает, чтобы сажали, отяпывали, сторожили. И перейти эту двухсотметровую - по ширине - деляну получается не всегда...

Сегодня у оврага сошло четверо. Сама Наталья Сергеевна, тот паренек Сазонов, что всю дорогу просидел, уткнувшись в книгу, рыжеволосая неприятная женщина, заведшая было расспросы о торговле, и намятый автобусной дверцей парень в бейсболке.

Гуськом, словно стародавние пилигримы, побрели вверх по склону холма. Места вокруг безлесые, открытые; вот сейчас поднимутся на верхушку - и слева вдалеке можно увидеть Большую Кою, а за ней совсем узенькую отсюда ленточку Енисея. За Енисеем крутые и синие хребты Саян, несколько гряд, одна за другой, все выше и светлее, и наконец уже не поймешь, горы это или облака. Если же смотреть с холма вперед, через овраг, видна окраина Малой Кои, дальше пруд и еще дальше - сосновый бор.

Молча, лишь покряхтывая да шурша комками засохшей в камень глины, стали спускаться на дно оврага, хранящее следы промчавшегося здесь в апреле потока снеговой воды. Спустились, постояли с минуту, передохнули и так же молча, не помогая друг другу, потянулись наверх.

Наталья Сергеевна позади. Она тут самая больная и пожилая, дотелепается в хвосте как-нибудь... А паренек Сазонов вообще-то мог бы помочь, хоть сумки взять, видит же... Ох, свалится, и никто ведь внимания не обратит, молча уйдут - и все... Теряя равновесие, ухватилась за куст карагатника, уколола пальцы, но с радостью поняла в тот же момент, что не свалится обратно на дно, чуть-чуть еще - и выберется...

Выбралась, света не видя, бросила сумки, хватанула ртом черный воздух, но не продыхнулось. Из кармана кофты вытащила баллончик, судорожно сняла крышку, сунула пластмассовый хоботок ингалятора меж зубов. Прыснула в глубину горла горьковато-леденящую струйку, долгую секунду ждала, пока та доберется до груди, до забитых душащей мокротой бронхов. И, почувствовав еле уловимую лазейку для воздуха, стала расширять ее кашлем. Сплюнула вязкий комок, кое-как продышалась.

И вот снова заблестело летнее солнце, уши наполнил энергичный стрекот кузнечиков, жалобные, протяжные зовы кружащего в небе коршуна... Наталья Сергеевна подняла сумки, пошла догонять остальных.

Да, спору нет, картошка у Макеева точно на опытном поле. Даже черные туманы ботву не берут. То ли сорт какой-то особенный, то ли действительно возятся с ней, как с ребеночком, удобрений на нее не жалеют, или Макеев из той породы, кому всегда, при любых обстоятельствах, везет, все у таких получается, все идет как по маслу... В деревне на огородах картошка уж давно чахлая, поцвести как следует не смогла, а на этой ягоды что виноградины. Дело понятное: хочешь урожай получить - силы вложи. Если не свои, так вот как Макеев: найми работников, пригоняй раз в две недели водовозку на поле... Осенью сплавит в Дудинку и Норильск эту картошечку - и сытая жизнь у кулака. А тут бьешься, бьешься за копейку несчастную - и ни здоровья, ни мозгов, ни средств, чтоб из нищеты выбраться.

- Ну и куда?! - издали резкий, воинственный окрик.

Наталья Сергеевна вздрогнула, уставилась на остановившихся попутчиков, а от них перевела взгляд дальше.

Навстречу торопливо и в то же время старательно переступая через картофельные гнезда шагают двое мужиков. В руках вилы.

- Всё не научитесь. А? - Голос ближе. - Сколько ведь раз!..

Оба они знакомы Наталье Сергеевне. Братья Тишины, здоровые, кряжистые ребята, немолодые уже. Раньше работали трактористами, а теперь вот у Макеева. Следят за картошкой.

Забредшие на картошку мнутся в нерешительности. И обратно поворачивать, ясное дело, не хочется, и вперед, напролом, шагать опасно. Пырнуть вилами Тишины вряд ли пырнут, но бока намять могут. Хозяин им, народ говорит, щедро платит, а они стараются отработать на совесть.

- Заворачивай давай, - велит старший Тишин, Борька. - Чего ждете-то?

Парень в бейсболке - первый раз, что ли, идет здесь - решил посопротивляться:

- А в чем дело? Что по картошке? Так ведь аккуратно же...

- Да уж ты аккуратно! - перебивает Борька. - Гля, в самом гнезде стоишь, умник!

- Ты бы поосторожней, - подсобрался, набычился парень.

- Ты, хе-хе, тоже... Давай, короче, заворачивай. Все равно не пропустим.

- Ребята, Боря, Саша! - тоненько, жалобно заговорила та рыжеволосая, неприятная Наталье Сергеевне женщина. - Зачем вы так? Зачем же мучить друг друга? Ради чего, ребятки? Все ведь это ничтожно, все наши кусанья, грызня эта. О другом нам думать нужно, не о прахе, ребятки, заботиться!..

- Ай, теть Шур, хорош! - отмахнулся, сморщившись, Борька. - Не агитируй. У меня спиногрызы каждый день жрать просят, а кормлю я их вот этим, - обвел рукой деляну, - этим прахом вот денежку добываю. Ступай в обход лучше и думай там о вечном своем.

- Е-ех, ребятки, ребятки, - жалобный тон сменился на скрыто-угрожающий, - пожалеете ведь, когда великая битва начнется. Ведь кто в стадо Господне не вольется, тому мучиться страшными муками во веки веков...

Тут вступил паренек Сазонов - выпалил нервно, срывающимся голосом:

- Сами ведь ходите, а нам осталось каких-то сто метров!..

- Нам, уважаемый, положено здесь ходить, - хмыкнул Борька, - таких вот гонять. Чужая это территория, ясно, нет?

- Так огородите ее и псов притащите! Кретины...

Паренек развернулся, зашагал назад, специально давя, ломая картофельную ботву.

- Э-э! - зарычал вслед Борька Тишин. - Догоню ведь, мордой натыкаю! - И, взяв наперевес вилы, двинулся на остальных. - Заворачивайте, не доводите...

По заросшей пыреем и колючим осотом пахоте потащились вдоль картофельной полосы. Все так же гуськом, так же молча. Лишь парень в бейсболке что-то злобно бурчал, оглядываясь на Тишиных. А те шагали метрах в двадцати, следя, чтоб кто не ринулся опять через поле...

У села вид такой теперь, будто по нему ураган свирепый промчался или, точнее сказать, будто обстреляли его из тяжелых пушек. Добрая половина дворов разрушена, вместо домов - лишь кучи досок с висящими на них кусками штукатурки, битые кирпичи, ржавая, никуда не годная жесть. Заборы полуповалены, более-менее добрые доски или увезли хозяева на новое место, или же растащены соседями.

Всегда, как идет по улице Наталья Сергеевна, одна мысль приходит в голову: "А когда мы?.. Ведь надо куда-нибудь, надо, дождемся..." А куда?! Как? Где деньги? Где силы?..

Дом Натальи Сергеевны на другом краю села от того, где они вышли, огибая картофельную деляну. А это еще с километр топать на очугуневших ногах, вдобавок вот любоваться разрухой...

Возле бывшего сельмага (от него, собственно, за полгода бесхозности сохранился лишь сруб - вагонку со стен, оконные рамы, шифер забрали какие-то приезжие люди, увезли на грузовике), возле остатков магазина - хлебовозка. Из кабины далеко вокруг разносится оптимистическая магнитофонная хрипотца: "Я-а замерзаю, вшей кормлю, на голых нарах сплю! Но-о не желаю поменять профессию свою!.." Снова сегодня поздно приехал - раньше строго привозили хлеб в час дня, а теперь могут и в три, в четыре или, например, как сейчас - почти что в пять.