Воздушный замок - Диана Джонс

Абдулла едва не воскликнул: «На себя посмотри!» — но, поскольку это было бы вопиющей неучтивостью, он просто мотнул головой, с умилением думая, как это любезно с её стороны — тревожиться о нём и как эта тревога красит её прелестное личико.

— Вероятно, это как-то связано с твоим чужеземным происхождением, — предположила она и похлопала по бортику фонтана рядом с собой. — Присядь и расскажи мне о своей родине.

— Сначала назови мне своё имя, — попросил Абдулла.

— Оно довольно глупое, — смутилась девушка. — Меня зовут Цветок-в-Ночи.

Абдулла подумал, что для девушки его мечты ничего лучше и придумать нельзя. Он с обожанием взглянул на неё.

— А меня — Абдулла, — сказал он.

— Надо же, — возмущённо воскликнула Цветок-в-Ночи, — тебе даже дали мужское имя! Сядь же и всё мне расскажи.

Абдулла присел на мраморный бортик рядом с ней и подумал, что сон его необычайно правдоподобен. Камень был холодный. Брызги из фонтана намочили ему рубашку, а сладкий аромат розовой воды, исходивший от Цветка-в-Ночи, весьма реалистично мешался с благоуханием садовых цветов. Но это был сон, а следовательно, мечты Абдуллы здесь становились самой настоящей правдой. Поэтому Абдулла рассказал девушке и о дворце, в котором жил, когда был принцем, и о том, как его похитил Кабул Акба, и о том, как ему удалось сбежать в пустыню, где его нашёл торговец коврами.

Цветок-в-Ночи слушала его, затаив дыхание.

— Ужасно! Невероятно! — воскликнула она наконец. — А не мог ли твой отец, чтобы обмануть тебя, вступить в сговор с разбойниками?

Несмотря на то, что это был всего лишь сон, Абдулле всё отчётливее казалось, что он добивается сочувствия девушки нечестными путями. Он согласился, что отец мог и подкупить Кабула Акбу, и сменил тему.

— Вернёмся же к твоему отцу и его планам, — предложил он. — Думается мне, получится несколько неловко, если тебе придётся стать женой этого очинстанского принца, так и не повидав других мужчин и не имея возможности ни с кем его сравнить. Как же ты узнаешь, любишь ты его или нет?

— Да, ты прав, — кивнула она. — Меня это тоже очень тревожит.

— Так вот что я тебе скажу, — воодушевился Абдулла. — А что, если я вернусь сюда завтра ночью и принесу тебе столько портретов мужчин, сколько сумею разыскать? Это поможет тебе выработать некоторое представление о мужчинах в целом и впоследствии составить мнение об очинстанском принце. — Сон это был или не сон, а между тем Абдулла ничуточки не сомневался, что завтра вернётся сюда. А портреты — удобный предлог.

Цветок-в-Ночи обдумала его предложение, с сомнением покачиваясь взад-вперёд, обхватив колени. Абдулла так и видел, как перед её внутренним взором шествуют шеренги лысых толстяков с седыми бородами.

— Уверяю тебя, мужчины бывают самых разных видов и размеров, — заверил он её.

— Что ж, в таком случае это окажется весьма поучительно, — согласилась Цветок-в-Ночи. — По крайней мере, у меня будет предлог снова с тобой увидеться. Мне нечасто приходилось видеть таких симпатичных людей, как ты.

Это преисполнило Абдуллу ещё большей решимости вернуться сюда завтра. Он сказал себе, что было бы нечестно оставлять бедную девушку прозябать в таком невежестве.

— И я про тебя тоже так думаю, — смутился он.

При этих словах Цветок-в-Ночи, к его величайшему огорчению, поднялась, чтобы уйти.

— Мне пора возвращаться домой, — объявила она. — Первый визит длится не более получаса, а мы с тобой разговаривали наверняка вдвое дольше. Но теперь мы знакомы, и в следующий раз можешь пробыть здесь, по меньшей мере, часа два.

— Спасибо, обязательно, — пролепетал Абдулла.

Она улыбнулась и растаяла, словно сон, удалившись за фонтан и за два пышнейших цветущих куста.

И тогда и лунный свет, и сад, и ароматы потускнели и поблекли. Абдулле осталось только побрести восвояси. И вот на обратном пути на залитом луной пригорке он обнаружил ковёр. (Абдулла совсем забыл о нём.) Но раз уж ковёр тоже оказался во сне, Абдулла прилёг на него и задремал.

Проснулся он несколько часов спустя от яркого дневного света, хлынувшего сквозь щели его палатки. Витавшие в воздухе запахи позавчерашних благовоний показались ему дешёвыми и душными. Да и вся палатка была теперь затхлой, душной и дешёвой. К тому же у Абдуллы заболело ухо, потому что ночной колпак у него свалился. Однако, как заметил Абдулла, шаря там и тут в поисках колпака, ковёр никуда не делся. Абдулла по-прежнему на нём лежал. Это было единственное светлое пятно в скучной и бессмысленной жизни.

Тут Джамал, преисполнившийся благодарности за два вчерашних серебряка, крикнул снаружи, что приготовил завтрак на двоих.

Абдулла с радостью раздвинул занавески у входа. Вдали пели петухи. Небо было голубое и сияющее, и лучи ослепительного сияния, пробившись в палатку, пронзали голубую пыль и дым старых благовоний. Даже при таком ярком свете найти колпак Абдулле не удалось. Жизнь стала ещё мрачнее.

— Скажи, случалось ли тебе по временам чувствовать необъяснимую печаль? — спросил он Джамала, когда они уселись, скрестив ноги, позавтракать на солнышке.

Джамал нежно потчевал пса кусочком глазированной булочки.

— Если бы не ты, я был бы печален сегодня, — сказал он. — Сдаётся мне, кто-то подкупил этих мерзких воришек, чтобы они стащили у меня кальмаров. Так ловко у них всё получилось! И мало того — Стража меня оштрафовала! Я говорил тебе? Друг мой, думаю, у меня появились враги.

Хотя это подтвердило подозрения Абдуллы относительно продавшего ковёр незнакомца, но ничего не прояснило.

— Быть может, — предположил он, — тебе следует внимательнее приглядеться, кого кусает твой пёс?

— Нет-нет! — воспротивился Джамал. — Я — убеждённый противник насилия. Если пёс решит искусать всё человечество, кроме меня самого, я не стану ему препятствовать.

После завтрака Абдулла ещё немного поискал колпак. Колпак попросту исчез. Абдулла попытался вспомнить, когда же он на самом деле надевал его в последний раз. Это было накануне вечером, когда Абдулла думал о том, как бы продать ковёр великому визирю. После этого ему приснился сон. Во сне на нём был колпак. Абдулла помнил, как снял его, чтобы похвастаться Цветку-в-Ночи (какое прелестное имя!) шевелюрой. С тех пор, насколько он мог вспомнить, колпак был у него в руке, пока он не присел рядом с красавицей на краешек фонтана. Затем Абдулла рассказывал ей о том, как его похитил Кабул Акба, и при этом, как ему ясно помнилось, размахивал обеими руками, а значит, колпака в них не было. Во сне предметы часто исчезают, это Абдулла знал, однако всё свидетельствовало о том, что он уронил колпак, когда садился на край фонтана. Неужели он оставил его валяться на траве? Но тогда…

Абдулла окаменел, стоя посреди палатки и глядя на солнечные лучи, в которых, вот странность, не было больше видно уродливых следов пыли и старых благовоний. Нет — теперь это были золотые ломти небес!

— Так это был не сон! — воскликнул Абдулла.

Дурное настроение как рукой сняло. Даже дышать стало легче.

— Это была правда! — добавил он.

И повернулся, чтобы задумчиво поглядеть на ковёр-самолёт. Он ведь тоже был во сне. А это значит…

— Выходит, пока я спал, ты перенёс меня в сад какого-то богача! — сказал Абдулла ковру. — Должно быть, я заговорил во сне и велел тебе это сделать. Скорее всего. Я думал о садах. Так ты куда ценнее, чем я считал!

Глава третья,

в которой Цветок-в-Ночи узнаёт кое-что важное

Абдулла снова аккуратно привязал ковёр к шесту и отправился на Базар, где и отыскал лавку самого искусного из промышлявших там разнообразных художников.

После положенных вступительных церемоний, в ходе которых Абдулла назвал художника монархом мелков и кудесником красок, а художник горячо возражал, уподобив Абдуллу зефиру среди заказчиков, а его глаза — алмазу среди глаз, Абдулла перешёл к делу:

— Мне нужны портреты всех мужчин, которые вам встречались, — всех видов и размеров. Нарисуй мне царей и нищих, купцов и ремесленников, толстых и худых, молодых и старых, красивых и уродливых, а также ничем не примечательных. Если кого-то из них ты не видел, прошу тебя выдумать их, о король кисти. А если воображение твоё подведёт тебя, в чём я сильно сомневаюсь, о халиф среди художников, что ж — обрати взор свой на площадь, гляди и рисуй!

Абдулла взмахнул рукой в сторону буйно бурлящей толпы покупателей на Базаре. Он едва не прослезился, поняв, что Цветок-в-Ночи никогда, никогда не видела столь заурядного зрелища.

Художник с сомнением провёл рукою по клочковатой бороде.

— Разумеется, о благородный почитатель мужественности, с этим я справлюсь без труда, — произнёс он, — Но не соблаговолит ли рубин рассудительности сообщить этому ничтожному рисовальщику, зачем ему понадобились все эти мужские портреты?