Тысяча и одна минута. Том 2 - Иван Ваненко

– Что же ты теперь намерен делать?.. козла чтоль продавать?

«Нет, родимый, уж боюсь пуститься на это: если уже здесь быка за козла приняли, то пожалуй козла за собаку почтут; нет, уж лучше его на селе продам где-нибудь, авось не дешевле городского дадут, хоть будет с чем домой дойти.»

– Ну ин ладно; жаль мне тебя да помочь нельзя; пойдем вместе до постоялова; я опять провожу пожалуй, мне; опять туда же путь лежит.

«Очень благодарен, кормилец, да мне скоро-то нельзя: надо бы жене коты купить, а вот что станешь делать, не знаю как быть: сунули эти ахаверники мне деньженок, да купить на них не придется, хоть бы уж еще своих доплатил: у меня есть рублишка с два…»

– Пойдем вместе, изволь я покажу где купить, с меня, по знакомству, возьмут дешево»

Парамон радехонек. «Окажи милость, благодетель!» И привел его благодетель в лавку к продавцу; а лавка та Бог знает с чем, премудреная: всего товару в ней только и видно какие-то железки висят, да валяется разное стекло битое, да тряпки, да лоскутья суконные. «Где же тут коты-то?»

– А вот он принесет… Эй, брат, Василий! мы пришли у тебя коты купить, дай-ко нам получше какие!.. Отдавай ему деньги, он достанет сей-час!

Полез Парамон в кошель, достал деньги последние и отдает, сердяга, чуть не плачучи; а кривой Василий посмотрел искоса на покупателей, взял деньги и говорит: – Войдите, обождите: у меня здесь этого товара нет, а я в палатку сбегаю!

И точно, мигом слетал, принес коты… ну уж и коты!.. Фу-ты!.. Парамон и глазам не верил: зеленые, лощеные, красным ремешком обведены, и где сшиты не видать: все смолкой замазано! Очень рад Парамон, что хорошу штуку купил, и о быке позабыл, хоть нет ничего в кошеле, да на душе стало веселей, жена не обидится.

Кланялся, кланялся Парамон за такую обнову, а кривой Василий, такой ласковой, говорит: – коли хочешь еще приходи, и лучше, говорит, добуду и дешевле возьму!

И парень-добряк не соврал, проводил Парамона до постоялова, и спросил когда он домой пойдет и в какую сторожу, пожелал Парамону хорошего пути и распростился с ним как надобно.

VI. Что такое с козлом сталося?

Не зевая долго, не мешкая, собрался Парамон в дорогу; уложил коты за пазуху, вздохнул раз о быке, взял козла и отправился обратным путем, таким, же чередом, как и прежде шел.

А знакомец его забежал давно вперед, отыскал своего приятеля, Яшку солдата-служивого и рассказал по какой дороге Парамон пойдет и кого за собой поведет… Кажись на что бы это, что у людей за любопытство такое имеется?

Идет-бредет Парамон домой; привязал козла веревкою крепко на крепко и тащит за собой да думает… Козел упирается, как будто ему жаль с городом расстаться, а Парамон знай его тащит, да говорит себе на уме: – нет, непутный, не быть тебе в городе, а пойдем в село, там все-таки ты пригодишься, а в городе взятки-гладки: назовут тебя козлом, да и возьмут даром, а меня прибьют: не торгуй таким товаром; нет, здесь не по деревенскому, здесь купить – как козулю убить, а продать – как блоху поймать; здесь покупать ладно, а продавать накладно!

Так-то идя да раздобарывая, тащит Парамон козла, да как вспомнит зачем в город он отправился, то вынет из-за пазухи коты да и посмотрит на них, и станет ему веселей, и опять он поволочет сердягу своего козла прикрученного.

Вот и идет он таковым манером, такой ловкой поступью идет глухой улицей; только прошел не много, а из переулка за ним следом и вывернулся молодец-оборванец, что коты покупал, да еще и не один, а с солдатом-Яшкою; и вот они тихомолком, не стуча, не спеша подкрались сзади к Парамону да и хвать за веревку, а Парамон думает, что это все козел упрямится, ну сильней тащить да ругать его больше прежнего; меж тем молодец-знакомец отвязал козла и был с ним таков, а солдат-Яшка обортал себе голову веревкою, что козел привязан был, и идет за Парамоном упираючись; а Парамон все таки тащит, знай таки надсажается.

Вот, как только молодец-знакомец увел козла из виду, солдат-Яшка стук ногой о землю, и давай назад пятиться.

«Что? ай зацепился, псиная порода!» молвил Парамон на козла досадуючи; отлянулся – вот-те на!.. вместо козла стоит солдат обортан веревкою, и голову повесил и руки сложил, ни слова не говорит, а плетется за Парамоном, переступает, как будто так надобно.

Парамон разинул рот и руки распустил: что-мол это за оказия?

– Что такое, думает, ай мне мерещится?.. Потянул веревку, и служивый идет потупившись, выпустил веревку – и служивый стал как вкопаной… Парамон инда вскрикнул: – «что это такое? кто тут это такой?»

– Да это я, – отвечал Яшка жалобным голосом, – бывший козел твой; опять я, видишь, стал чем быть надобно, а впрочем тебе перечить не смею; что делать, твоя воля! куда хошь туда и веди, что пожелаешь, то со мной и делай!

«Полно, служивый, морочить! скажи ж, где мой козел?»

– Я все ж, и козел, и служивый; это все я один.

«Как так?»

– Да так: я, видишь ли, проклят отцем с матерью за одно дело фальшивое; они мне сказали: что вот-де ты сын такой-сякой, понаделал-де ты сын непутное, так вот тебе и зарок: быть тебе, сыну нашему, козлом, а не солдатом, и быть тебе до тоих пор, пока не нападется на тебя добрый хозяин и не захочет тебя не дождясь твоего века другому продать!» – Вот ты напался на меня, добрый человек, был я у тебя козлом время не малое…

«Да, сказал Парамон, я тебя еще позапрошлое лето на базаре в деревне купил.»

– Ну, то-то и есть; почти в позапрошлом году со мной и случилась эта оказия!.. Да, теперь видно, либо я уже Бога умолил, либо родители простили, на свое чадо сжалились, а может и ты, добрый человек, Богу угодлив, так ради твоей правоты и моя вина выкупилася!

«Да оно, дядя-козел, то, служивый бишь, оно конечно, перед людьми-то может я и прав совсем, да жена-то моя не туда глядит: все меня виноватым становит, все меня да меня бранит; так оно мне и чудно кажется, что ради моей правоты ты-то оправился: где же, кажись, искать правости у виноватого?»

– А разве твоя хозяйка-то больно грозна, дядюшка?

«Вот ты какой забывчивой; а не помнишь, как ты, бывши козлом, бывало наровишь овса с горстку унесть из закрома раскрытого, так она бывало тебя цепом иль колом из-за плетня ихлобыснет, глядишь, ты бывало только взвизгнешь да и драла задашь?»

– Да, дядюшка, помню; как забыть; она ведь, случалось, и тебе спуску не дает…

«Ну этого ты, чаю, не прикидывал, ведь она все наровит меня в избе покомшить, так уж оно делать нечего, хоть и больно да не стыдно, бокам не повольно да людям не видно.»

– Так, дядюшка, так; да за чтож, кажись, такое обижательство?.. ведь ты кажется малой доброй и простой…

«Эх, брат, служивый, или козел, как тебя, коль бы ты, чем два-то года козлом быть, хоть бы месяца на три мужем сделаться попробывал, так бы узнал смак в людском житье-бытье; смекнул бы, что часто так прилучается, часто в житейском быту случается: что чем было волу реветь, ан телега скрыпит.»

– Ах дядя, дядя! жаль мне тебя; да тебя глядя я и сам ровно другой стал; прост ты, прост; как не поверить пословице: видно и сзаду что Парфен!

«Нет, это отца звали Парфеном, а меня Парамоном зовут.»

– Я ведь знаю; неужлиж столько у тебя служивши да еще не знать, что ты Парамон Парфенычь!

Ну, думает Парамон, коли знает мое имя и отчество, видно он точно у меня служил! Позадумался и спрашивает:

«Ну что дядя, козел, ай служивый… как тебя велишь чествовать?»

– Да как хоть себе, так и зови, все едино по мне.

«Что же мне с тобой делать теперь?»

– Да нешто: теперь веди позавтракать, а ужо на базар поведешь.

«Как на базар?»

– Чтож делать, я твой холоп, так уж из твоей воли не выступлю; да ты же и деньги платил за меня, так надо тебе их выручить!

«Вот тебе внучка онучки, а бобов не купил,» сказал Парамон ухвативши себя за бороду, «вот тебе какая беда еще делается… вишь, накорми его, служивого, да веди на базар на свою пагубу: и людей честных разгонишь и мне такой нагоняй дадут: да как это можно продавать слугу царского? Да этого николи и во сне не пригрезится, негоде на яву повстречать!.. Дай (так все это размышляет себе Парамон) дай уж я скажу, что-мол так отпущу, уж-мол на продажу не хочу вести!..» и говорит служивому: «ну, ступай, брат, домой! что тебя по базару таскать, ступай с Богом!.. поминай меня Парамона грешного.»

– Пожалуй, если ты уже такой милостивый, я на базар не пойду, изволь; а уж покормить не откажись: ведь ты мой боярин, а я твой холоп, так тебе должно меня и поить и кормить…

«Эко, брат-служивый, ведь ты отслужил у меня, так за что ж мне и кормить тебя?»

– Да за старую службу покорми на прощанье.

«А чем я тебя стану кормить? Вот будь ты козел, я тебя б сеном пожалуй удовольствовал., а теперь чем стану?..»