Созидательный труд - Денис Ядров

в волосах и делать улыбку всё приятней и красивей.

И с мыслями этими незаметно повернул Оптимистов назад и запорхал по дороге лесной, запрыгал по кочкам, как бабочка-стрекоза, взмыл в небо, где были сотни, тысячи гнёзд с маленькими бутербродиками и спелыми шашлычками.

Допорхал Оптимистов до дачи своей, снова чуть не споткнулся о дуб, дядей Федей уроненный, и запорхнул во двор.

Жена Оптимистова с дочерью чай пили на веранде, и Варвара рассказывала:

– А я веранды вообще не люблю…

Артём Павлович незаметно проскользнул в дом, набрал шампуров, тазик с мясом взял и, как шпион бывалый, прополз вдоль забора к бане, у которой мангал стоял и дрова, дядей Федей нарубленные.

Спички Оптимистов не смог найти, зато в печке банной нашёл уголёк тлеющий, достал его аккуратненько, на верхонке принёс к мангалу, подул на него, газетку свою старую положил с заголовком "Студентка-практикантка – новый мэр города Усть-Илимска" и смотрит, как лица кандидатов в мэры искажаются от огня, сморщиваются, худеют, чернеют и рассыпаются на тонкий пепел и забвение.

Щепок насыпал поверх кандидатов, на эти щепки покрупнее щепки положил, на них – ещё более крупные, на них – тоже. И так по иерархии огня до самых крупных дров добрался. А сверху хотел дуб свалить, такой же, как у дяди Феди, но решил, что с дубом ни каши не сваришь, ни шашлык не пожаришь.

Сидит Оптимистов и ждёт, когда огонь иерархию свою в угли превратит, чтобы шампуры на мангал составлять. Сидит и думает о том, что если бы он был поваром, а не редактором газеты, он никогда бы свой созидательный труд понапрасну не тратил, а готовил бы только самое важное: бутерброды с маслом и колбасой и шашлык в майонезе и воде газированной маринованный.

И так размечтался Артём Павлович о том, как будет на кухне командовать и кричать поварятам, что они труд созидательный его не ценят, и за уши таскать их по всей кухне, что не заметил, как подкралась к нему жена его и сама Артёма Павловича за уши схватила.

– Я же говорила тебе без лексуса не возвращаться! У нас пряников ещё на две беседы. А дальше что делать будем? Газеты твои читать?

– Но, – возразил Артём Павлович, – я ведь шашлык готовлю. Мы поедим вкусно-сказочно и пойду я за лексусом и без лексуса не вернусь.

– Ты уже два раза ходил и два раза вернулся. Так и останемся мы по милости твоей на даче до конца лета. И до конца осени. И зимой на даче всё жить будем. А всё потому, что бензин пожалел и кольцо не купил мне.

Услышав о кольце, Артём Павлович заволновался, взмахнул руками, поднялся быстро и как-то случайно задел мангал и уронил его.

А мангал был полон огня и гнева, и эти гнев с огнём рассыпались по земле, покатились углями праведными по ней и закатились прямо под баню в месте том, где завалинка была открыта и удачно было рассыпано немного опилок.

– Но купил же тебе кольцо!

Артём Павлович от волнения быстро поднял мангал, схватил верхонками дрова с огнём и запихнул их обратно в топку гнева.

– И кольцо, и бриллианты, и шубу.

– Шуба не та была, я хотела фиолетовую. К часикам настенным.

– Но у нас были часы, с боем, с кукушкой. Ты же сама сказала выкинуть их, потому что кукушка орала ни свет ни заря.

– А я кукушек вообще не люблю, – попыталась Варвара вставить слово в беседу родителей.

– Заткнись! – очень невежливо закричали они, продолжая ругаться.

– Я сказала: не выкинуть, а кукушку выкинуть. А ты часы выкинул целиком.

– Но как ты это представляешь: кукушку выкинуть, а часы оставить? Водителя выкинуть, а машину оставить? Зачем часы без кукушки, а машина без водителя? На ней не уедешь же!

– Вот и мы уехать не можем. Второй день уже. А завтра – третий, а послезавтра…

Жена Оптимистова замолчала, подумала и сказала:

– А через неделю – неделя будет. А потом год, два, вечность!

– Какая вечность? Ну какая вечность? Шашлыков поем и пойду за лексусом.

– И без лексуса не возвращайся.

– Не вернусь. И с лексусом не вернусь. Сидите здесь вдвоём с филином горбатым неделю, год и вечность.

– Это уже сгоряча Артём Павлович сказал. Не то чтобы он так думал, но от переживаний совсем потерял рассудок и забыл, что, кроме жены и дочери, никто не хочет его разговоры про труд созидательный терпеть. Сказал и сразу пожалел, что лишнего ляпнул и хотел даже что-то приятное сказать и даже начал:

– Это я пошутил о вечности и годе с неделей. Вернусь я. С лексусом. И шубу новую куплю, и кольцо…

Артём Павлович многое успел бы наобещать. И часы с кукушкой, и машину с водителем, и бультерьера, как у Подлизова. Многое бы успел, но не успел, потому что Варвара сказала:

– А я пожары вообще не люблю.

И как только она так сказала, Оптимистов с женой бросили быстрые взгляды на баню, рты открыли и так и застыли со ртами открытыми.

Когда прошло первое удивление с испугом и на их месте появился ужас, Артём Павлович закричал:

– Горим! Пожар! А-а-а!

И жена его голосом повыше тоже закричала:

– Пожар! Горим! А-а-а!

А Варвара просто закричала:

– А-а-а!

Зато почему-то басом.

И сразу перестала. И сказала:

– А я кричать вообще не люблю.

И пошла за водой к колодцу.

Артём Павлович подпрыгнул на месте, оттолкнул жену и, перепрыгнув через Варвару, побежал за водой.

Варвара, увидев, что папа обгоняет его, ускорила шаг, поймала его за шкирку и откинула в сторону. А так как Варвара хотя и была низкого роста, зато бицепсам её позавидовал Вася Красивенький, чемпион города и области по бодибилдингу, поднять и бросить своего худого папу ей не стоило труда.

Последнее, что услышал Артём Павлович, было:

– А я вообще не люблю, когда меня обгоняют.

Дойдя быстрыми шагами к колодцу, Варвара бросила в него ведро, которое с грохотом улетело вниз, набрало там воды и моментально вернулось в крепкие руки Варвары.

Ведро крепилось к ручке цепью, и она помешала Варваре дойти быстрым шагом к бане, и когда Варвара поняла, что либо она выльет воду на землю, где стоит, либо порвёт цепь, она без колебаний дёрнула за неё.

Цепи, как известно, делают из металла, и порвать их с первого раза вряд ли удалось бы даже Васе Красивенькому. Варваре тоже не удалось. Но раза с десятого Варвара всё-таки порвала цепь. Не совсем порвала. Она отпилила деревяшку в месте, где цепь крепилась к ней.

К этому времени Артём Павлович пришёл в себя, открыл глаза и обнаружил, что ведро при попытках порвать цепь Варвара опрокинула, баню хорошо захватило огнём, а жена Оптимистова продолжает кричать "А-а-а!" тонким противным голосом.

Первое, что сделал Артём Павлович, встал и попытался забрать ведро