730 дней в сапогах, или Армия как она есть - Валерий Примост

ДОСУГ

В свое время Олег Басилашвилли сказал, что на каждого советского человека из отпущенных на культуру средств, приходится по три копейки. Не густо. Впрочем, мы в армии не имели и этого. Культура и наша армия - понятия совершенно несовместимые. Так же не возможно совместить самосознание солдата как унитарного патрона в обойме и самосознание человека, имеющего национальность. Помню, когда нас, свеженьких духов, везли на грузовике со станции в часть, мы пели украинские народные песни, и знакомые с детства слова и ноты были некими психологическими рессорами, смягчавшими для нас восприятие суровых армейских реалей. Когда мы хотели, чтобы сержанты нас не поняли, то говорили между собой по-украински и были рады, что, кроме общего с сержантами мира, есть только наш, национальный мир, воздухом которого мы можем дышать в армейском аду. Однажды мы пошли в самоволку и в горсаду совершенно случайно услышали по радио песню "Несе Галя воду". Боже мой, это было как поцелуй матери! Мы плакади как дети. Но человек в армии быстро перестает быть украинцем, узбеком или армянином. Официально он именуется "советский солдат", а неофициально превращается в "хохла", "чурку" или "ару". Пусть люди помнят родной язык. Армия нивелирует, смешивает всех в итернациональный венигрет: для того, чтобы пулемет стрелял, патроны должны быть одного калибра. И уже через год службы национальное самосознание человека выражается только в одном - в ненависти к представителям другой народности. Да и кто будет помнить о своей национальности, когда вокруг - прозрачные стеклянные стены, и каждый день надо драться за свою жизнь! И именно тогда, когда нужно напомнить озверевшему существу в хэбэшке и сапогах, что он еще человек, рахитичная армейская жизнь ставит еще одну подножку человечности и национальному самосознанию солдат. Наша обычная культурная программа состояла из просмотра аэробики утром и программы "Время" иногда вечером, походов в городскую баню и самоволок. Один раз за всю службу нас водили в кино на жуткий фильм о председателе колхоза -миллионере. По воскресеньям мы смотрели "В гостях у сказки" (так в армии называют программу "Служу Советскому Союзу"), два раза в неделю удовлетворенно дремали на политинформациях и время от времени (наверное,, как следствие тихого помешательства на почве наркомании) по вечерам качались в спортуголке (один таджик на моих глазах докачался: влез по "обкурке" на турник, сорвался и - в "ящик"). Библиотеки у нас в корпусе отродясь не было, а гитары долго в ротах не выживали, становясь жертвами страшного пристрастия политработников к разламыванию музыкальных инструментов. (Вероятно, по мнению политработников, гитары подрывали боеготовность советских воинов). Что было делать людям, у которых из расслабляющих факторов остались только план и спиртное? Что было делать людям, которые служили так далеко от своей родины и чье национальное и личное достоинство не только не щадилось, но еще и глушилось казарменной уравниловкой на каждом шагу? Украинцы, прибалтийцы, кавказцы прекрасно понимали всю бесполезность своего пребывания в Забайкалье для обороны своей Родины, ибо как можно оборонять Украину или Грузию на границе с Монголией и Китаем? Чувство, что они защищают Родину, было только у русских (многие из них - прекрасные ребята, но во всех очень странно проявляется всосанный с молоком матери бытовой великодержавный шовинизм: они считают своей Родиной всю территорию Советского Союза и просто не понимают тяги других наций к самостоятельному существованию).

ОФИЦЕРЫ

Именно с третьего полугодия службы начинают в прямом смысле слова общаться с офицерами. Ибо в первый год информация истекает сверху вниз, от офицера к солдату, а снизу надлежит односложно рявкать: "Есть! Так точно!" А вот с третьего полугодия, с "котловства", солдаты начинают с офицерами трепаться "за жизнь", курить, пить, ходить в "увалы" и бить друг другу морды. Словом, "общаться". Как уже говорилось, офицеры, как и солдаты, бывают бурые и чмыри. И, как и солдаты, бурые чмырей гоняют, припахивают и бьют, если что. Ну, конечно, припахивают не туалет мыть. Роту построить, занятия провести, сбегать куда-нибудь и т.д. И разница в званиях сказывается далеко не всегда. Чмырных офицеров и солдаты частенько бьют. Вот был у нас случай. Рота в карауле стояла, и в караулку к нам в гости зашел дембель К. с невестой. Начкар (наш взводный) сразу рот раскрыл: "Чего шлюху сюда эту приволок?" Естественно, тот ему - сразу в балабас. Взводный (с синяком во всю щеку) - бегом к ротному. А тот ему: "Если права качаешь, так сам за себя постоять умей. А если не умеешь, то и варежку не распахивай!" А поскольку сам был маленько принявший, то еще и от себя взводному залепил. Частенько среди бурых офицеров бывают "заскоки". В соседней роте был такой заскок, лейтенант Б. Так вот, он был "стрелок". Повсюду таскал свой ПМ и лупил из него везде, где можно и где нельзя. Однажды в окошке продсклада увидел мышь. Что тут началось! Всех из склада повыгонял и полчаса там с мышами перестреливался. И еще любил ворваться в роту, подбежать к стоящему на тумбе дневальному и, приставив к его виску взведенный ПМ, требовать рапорт о том, как проходил наряд. Еще был у нас заместитель командира бригады по тылу подполковник В. по кличке "Бугай" или "Бычара". Грузный, краснокожий и дубовый до самозабвения. Любимое дело - напиться, обмочиться и валяться в коридорах штаба тыла, развлекая присутствующих. Домой его приходилось волочь писарям, и они компенсировали это тем, что роняли его в каждую лужу. Или вот комбриг "развлекался" - строил на плацу всю бригаду, командывал офицерам и прапорщикам шаг вперед, приказывал снять правый сапог и носок и лично проверял "помывку ног и подстрижку ногтей", Мироощущение этих людей всегда было для меня тайной за семью печатями. Ведь они тоже что-то чувствуют, видят, пытаются думать... А уж если офицер на тебя за что-то зуб заимел, то это все. Либо он тебя посадит или задрочит, либо ты его хлопнешь. Вообще, офицеры очень похожи на солдат. Среди них тоже есть бурые, похуисты, середняки и чмыри. Бурые - этакие "лихие служаки" - без ума от уставных команд громовым голосом, от построений, смотров и шмонов. Из них обычно выходят старшие офицеры и генералы, и тогда мы поражаемся их непроходимой тупости. Похуисты - лучшие из офицеров. Те немногие нормальные, душевные, относящиеся к солдатам как к людям офицеры, которых я знал, были из похуистов. Ну, середняки - они и в Африке середняки. Никакие. А вот чмыри... Подвид офицеров - чмырей смыкается с подвидом офицеров - идейных. О, это худшие из офицеров! Они опаснее для СА, чем все армии НАТО, вместе взятые. Такие фрукты ничерта не умеют, гнилые, стукачи, и страшно любят трескучие фразы о "преимуществе советского образа жизни". Особенно много их среди политработников. Начнись война - их перестреляют свои же. Хотя какие они солдатам "свои"? За всю службу мне повстречался только один душевный политработник - старший лейтенант Б., парторг нашего батальона. А остальные... Меня еще в армии строго интересовало, зачем держать в войсках такую ораву высокооплачиваемых дормоедов, которые ничерта не делают, ни за что не отвечают, на нужды солдат плевать хотели и следят только за тем, ни ляпнул ли ты где-нибудь какую-нибудь "антисоветчину", чтобы тут же направить тебя через политотдел прямиком к особистам. Вообще-то, подавляющее большинство офицеров относятся к солдатам даже не плохо, а никак. Им плевать, что солдат ел, как он спал, во что он одет, отдохнул ли, здоров ли. О каком "индивидуальном подходе" может идти речь в СА? Побойтесь Бога, граждане идеологи! Офицеру (особенно политработнику) ничего не стоит публично оскорбить, оболгать солдата, ударить, избить его (особенно, если тот не может за себя постоять). "Любимый" всеми нами замполит полевого узла связи капитан Н., например, имел "удивительную" привычку, построив роту, сообщать солдатам, что они, дескать, "чмыри", "ублюдки", "скоты" и прочее. Офицеров, конечно, можно понять. Их воспитали в гадливом отношении к солдату как к ездовой собаке, которая должна "бесприкословно, не щадя крови и самой жизни", "шуршать". И вообще, как любил говаривать наш замполит: "Вы не люди, а солдаты!" А у солдата нет порой никакой возможности защищать, отстаивать свои права. Если он попробует подать рапорт о злоупотреблениях, скажем ротного, дальше, комбригу или комбату, то в роте он будет объявлен "стукачем" со всеми вытекающими отсюда последствиями, а высшее начальство воспринимает его как "нерадивого солдата, нарушающего субординацию и оговаривающего примерного офицера, чтобы прикрыть свои собственные недочеты по службе". И тогда хоть вешайся. "Начальник всегда прав!" Исходя из этого, офицерам иногда кажется вполне нормальным то, что на учениях они живут в добротных палатках с деревянным настилом и спят на кровати с матрасами и постельными принадлежностями, а то время как солдаты прозябают в двухместных, вырытых в земле "могилах", прикрытых сверху плащ-палатками. И когда идет дождь, офицеры сидят в палатках, свесив ноги с кроватей, и, прихлебывая пиво, наблюдают, как солдаты вычерпывают воду из своих "могил". Я все готов понять. Я готов понять, что офицеры и их семьи живут в ужасных условиях (я сам видел, как одна семья целую зиму жила в квартире с неработающим отоплением и канализационной системой: жена и двое маленьких детей, натянув на себя всю теплую одежду, целыми днями сидели на кухне у "буржуйки"), что есть в городке нечего (даже хлеб привозят раз в два дня, притом в ограниченном количестве), что офицерским женам в такой глуши не устроиться... Но я не понимаю, почему все это должно отражаться на солдатах? Почему они должны делать ремонты офицерских квартир, заготавливать начальству дрова, чинить водопровод и сантехнику, словом, шуршать? Почему офицеры, отправляясь на учения, свой, выданный для учений паек оставляют дома, а питаются в поле из солдатского котла, причем весьма обильно, а солдаты из-за этого недоедают? Я готов понять все тяготы и сложности жизни офицеров и их жен и даже не хочу напоминать, что, в общем-то, и те, и другие сами себе жизнь выбрали, никто их в армию взашей не гнал. Ладно. Я готов понять все. Им, право, слово, не сладко. Но зачем солдата-то объедать? Они и так не всегда досыта едят. И вы, вольнонаемные, служащие, продавщицы военторга, потрудитесь, свое хамство и пренебрежение оставить друг для друга, а на солдат его не выплескивать: они и так два года в недочеловеках ходят, чтобы вы спокойно спали за их мальчишескими спинами.