Прелестник - Наталья Колобова

Медленным движением руки Луи снял шляпу и подошел сзади к художнику. Юноша с интересом наблюдал его работу в течение некоторого времени и наконец сказал:

– Что ж, неплохо, неплохо.

Художник повернулся к нему лицом и спросил, как своего старого знакомого:

– Вы находите?

– А вы… разве не в состоянии оценить свою работу? – спокойно возразил Луи и, взяв потемневший от времени табурет, поставил его рядом и сел. – Скажите, у кого вы учились?

– У многих, сударь.

– Что вы имеете в виду?

– Нет ничего поучительнее копирования и натуры.

– Значит, сами выучились… Я покупаю эту работу.

– Не торопитесь, сударь. Она еще не готова. Если вам будет угодно, приходите послезавтра.

– Понимаю. А что у вас за полотном? Покажите мне ваши картины.

– Извольте, – вставая, сказал художник и скинул материю с первой попавшейся картины.

На ней Луи увидел сапожника, который держал в руке чей-то башмак и прибивал каблук. Герой картины даже не смотрел на окружающих, он был занят работой. В нем Луи узнал городского сапожника, у которого иногда чистил сапоги.

– Очень похож… и написан в испанской манере, – сказал маркиз и перевел взгляд на следующий портрет.

Здесь совсем другое: молодая женщина-прачка. На минутку оторвалась она от работы и, выглянув из окошка, улыбнулась кому-то.

Луи рассматривал портреты и примечал, что ни одного знатного человека среди героев картин нет. Осмотрев все портреты, натюрморты и пейзажи, Луи спросил:

– Послушайте, любезный, а кого-нибудь из общества не приходилось писать?

– В том-то и дело, сударь, что не приходилось. Я человек бедный. Кто же на меня внимание обратит? Заинтересовался я вашей внешностью, а ведь знал, что откажете.

– Не откажу, и картину куплю. Сколько вы хотите за нее?

– Сколько дадите, больше не возьму. Луи вздохнул:

– Хорошо, о цене договоримся после.

– Да, сударь, а одна картина есть. Год а два назад одну знатную особу писал. Вот я вам сейчас покажу ее… где-то она у меня была… Знаете, хорошая девушка, – она очень просила, чтобы я написал ее, а потом не взяла (уж не знаю почему). Сказала, чтобы продал кому-нибудь другому, и сама деньги дала. Да куда же я положил… а, вот она, – художник вытащил из угла небольшую картину, покрытую такой же материей, как и остальные. Он бережно снял накидку и, поставив свое произведение на стол, отошел на несколько шагов и, чуть склонив голову набок, оценивающе взглянул на свою работу.

С полотна спокойно смотрела девушка, похожая на сказочную принцессу, но Луи, который по всем предположениям художника должен был залюбоваться, вдруг бросился к столу и пристально всмотрелся в приветливое лицо юной знатной особы.

– Вы говорите, писали ее два года назад? – взволнованно спросил Луи.

– Да, сударь, – ответил художник.

– Кто она такая?

– Дочь какой-то маркизы или графини.

– И вы не узнали имени маркизы? – в полном изумлении спросил Луи.

– А на что она мне? Я могу написать кого угодно, хоть самого короля, только бы изволили заказать, а ведь не закажут, – у них придворные художники есть, а я в число таковых не имел счастья попасть, может, и к лучшему: пишу для души. И люди довольны, и мне хорошо.

– Но, я надеюсь, вы знаете имя той, которую написали на этом полотне?

– Нет, сударь, ее не называли при мне по имени.

Луи ничуть не сомневался в том, что девушка на портрете – дочь маркизы, но все дело в том, что эта самая девушка – вылитая Мари. Луи показалось, что все это ему померещилось, но с этой мыслью он быстро расстался. Бывают же на свете люди, похожие как две капли воды.

– Я покупаю эту картину, – твердо сказал маркиз. – Вы продаете ее?

– Берите ее так, – просто сказал художник.

– Как? Вы отдаете это чудо бесплатно? – удивился Луи.

– За нее уже уплачено. Да что мне деньги, они мешают работать. А вы и так хотите купить у меня последнюю работу.

– Благодарю вас… О! А это кто такой? Прямо дьявол! Он кто? Испанский гранд? А? Говорили, что не приходилось писать знатных людей, а это же… черт побери, сам дьявол изумится. Да, только тепла в нем маловато. Он, как кинжал… Кто это, милейший?

– Боюсь разгневать вас.

– Это почему?

– Вы, вероятно, знаете того, кто здесь изображен.

– Впервые вижу.

– Не в том дело.

– Говорите, я обещаю, что ничего дурного не сделаю вам, если и разгневаюсь.

– Это маркиз де Куломье.

Луи не выдержал и расхохотался, как только мог, а художник робко стоял рядом и не знал, что ему делать. На полотне, действительно, не было ничего близкого с Луи. Несомненно знатный господин гордо стоял с обнаженной шпагой. Его лицо было спокойно и выражало самоуверенность. Черные волосы придавали ему что-то беспокойное и сильное, а глаза, тоже черные, живо сверкали, как лезвие клинка. Это была полная противоположность Луи. Кончив смеяться, маркиз сказал художнику:

– Нет, нет, вы не обращайте внимания. Я так. Где же вы видели маркиза де Куломье?

– Я никогда его не видел. Это лишь моя фантазия. А вы, наверное, знаете его, раз так смеетесь.

– Да, приходилось видеть.

– Я бы хотел написать его портрет.

– О, это очень сложно. Вы напишите сначала меня, а я покажу вашу работу маркизу. Уверен, он сам захочет, чтобы вы исполнили его портрет.

– Что ж, сударь, извольте.

– Но это оставим до послезавтра.

Луи взял шляпу и, надевая ее, вышел на улицу.

– Эй, сударь, постойте. Вы хотели взять портрет.

– О да, я совсем забыл.

– Позвольте узнать ваше имя, – подавая картину, сказал художник.

– Зовите меня просто – Жан, – не задумываясь, ответил юноша и вскочил в седло, – а ваше имя, любезный?

– Этьен, мое имя Этьен Дюран.

– Я запомню. А это вам за портрет маркиза, но можете оставить его себе. До встречи.

И не успел художник опомниться, как в его руке оказался луидор. Луи же выехал на дорогу.

– До свидания, сударь. Я буду рад видеть вас, – крикнул ему вслед Этьен.

Через мгновение от Луи осталось только воспоминание, а художника внезапно осенило: да ведь только что он разговаривал с маркизом де Куломье!

6. Бродячие актеры

В считанные минуты маркиз проехал по главной улице города и оказался на площади. Городские часы пробили восемь. В этот час в центре города было шумно. Тут нарастала гомонящая толпа и каждую минуту слышались громкие аплодисменты и радостные возгласы. Луи еще издали почувствовал необычайное оживление и поторопил коня. Подъехав ближе, маркиз увидел небольшой балаган и актеров, разыгрывающих перед толпой сценки. Луи присмотрелся.

В самом центре, развалившись в креслах, сидел размалеванный молодой господин, утопающий в ленточках и кружевах. В руке он держал что-то похожее на бутерброд или пирожное и рассуждал:

– Что касается меня, то… – тут он прервал свою речь, чтобы откусить пирожное, и продолжал, – мне совершенно все равно, сколько налогов завтра свалится на голову этих бездельников. Один, два, три… какая тут разница? Они совершенно от рук отбились. Но мы их воспитаем…

«Интересно, интересно, – подумал Луи, – кого он играет?» И получил ослепительный ответ. Появился актер в одежде камердинера и доложил:

– Ваша светлость, г-жа Лориньи просит вашей аудиенции.

«Очень мило, – продолжал свои мысли Луи, – не больше не меньше – герцог или маркиз».

С интересом он смотрел дальнейшее действие. Появилась молодая актриса, играющая г-жу Лориньи. Она полностью разделила все взгляды лжегерцога и сказала ему пару лестных фраз.

Толпа разражалась хохотом, когда «герцог» вдруг падал на ровном месте или был одурачен кем-нибудь из слуг.

Луи сразу понял идею представления, но, к удивлению, сам безудержно хохотал в самых веселых сценах, и актеры, уже заметившие его и наблюдающие с тревогой за его поведением, были уверены, что богач или не понял смысла, или ему все равно, что здесь происходит.

Как только представление завершилось, Луи направился прямо к балагану. Он смело прошел внутрь, где и увидел актеров. Все они были еще в костюмах и радостно обсуждали свое выступление. Тот, который играл роль герцога, говорил, снимая парик и вытирая вспотевший лоб:

– Не понимаю, как они ходят в такой одежде. Я совсем запарился.

– А что же тут понимать? – спокойно возразил Луи.

Актеры сразу же замолчали и в удивлении обратили взоры на юношу, который продолжал:

– На вашем костюме слишком много лент и кружев.

Опомнившись, все встали и сняли шляпы, у кого они были. Мужчина лет сорока с красивым загорелым лицом, прямыми, выгоревшими на солнце волосами и светлыми серыми глазами (он, по-видимому, не играл в спектакле и был одет как горожанин) без всякого волнения сказал:

– Вы совершенно правы, сударь. Но позвольте заметить – это предусмотрено нами, только бедный Жорж никак не может привыкнуть к своему облачению.

Луи понравился учтивый тон этого человека, и он приветливо улыбнулся. Актер предложил сесть. Остальные настороженно поглядывали на гостя. Луи спросил: