Путешествие в каменный век. Среди племен Новой Гвинеи - Арни Фалк-Рённе

* * *

Постепенно я знакомлюсь и с членами команды «Сонгтона». У Кенаи Уорриора, нашего лоцмана, проводника и кока на шхуне, кожа темно-серого цвета. Родом он с острова Мабуиаг, куда его дед бежал с острова Гоарибари после того, как в 1901 году на пасху участвовал в убийстве двух миссионеров, Джеймса Чалмерса и Оливера Томкинса, а на следующий день и в чудовищной трапезе.

Этим фактом Кенаи наряду с другими жителями островов Торресова пролива весьма гордится, ибо он служит доказательством того, что они принадлежат к воинственному племени, привилегированной части населения, обладавшей правом лакомиться человеческим мясом. Пастора Чалмерса предостерегали от высадки на остров Гоарибари, жители которого слыли каннибалами. И когда он на миссионерской шхуне «Ниуэ» бросил якорь неподалеку от крупнейшей на острове деревни Допимы, судно окружили воины на пирогах. Они принялись уговаривать Чалмерса и его молодого коллегу Томкинса посетить их дубу — мужской дом. Чалмерс делал все, чтобы не брать с собой Томкинса, но его усилия оказались тщетными. Как только миссионеры вошли в дубу, их оглушили дубинками, убили и съели.

Жители Гоарибари дорого заплатили за этот обед. Губернатор Папуа сэр Джордж Ле Хант снарядил на остров карательную экспедицию, уничтожившую 24 жителя. Его преемник Крис С. Робинсон в 1904 году направил новую экспедицию и попытался заполучить череп Чалмерса, который туземцы отказывались выдать. С губернаторского судна «Мерри Ингленд» по острову Гоарибари открыли огонь, уложив с полсотни островитян. Губернатор Робинсон лично принимал участие в расправе. Позднее в оправдание своего поведения он заявил, что гоарибарийцы вряд ли могут считаться людьми, ссылаясь, в частности, на обычай, согласно которому матери поедают своих грудных детей, когда те умирают. Однако нападение на гоарибарийцев встретило резкое осуждение как в Сиднее, так и Лондоне, и в одно прекрасное утро Робинсон вышел в сад и пустил себе пулю в лоб. Но островитяне Гоарибари по-прежнему испытывали страх перед белыми людьми, многие воины бежали на отдаленные острова архипелага. Среди них был дед Кенаи Уорриора.

Торресов пролив называют кладбищем кораблей, и не без оснований: множество не обозначенных на карте коралловых рифов на протяжении последнего столетия вспороли брюхо более чем 800 судам многих стран. По этой причине дед Уорриора не сидел без работы. Местные жители знали наиболее опасные проходы и заранее устраивали там засады в ожидании кораблекрушений. В эти воды часто заходили на шхунах ловцы жемчуга. Если судно терпело крушение и часть команды добиралась до берега, людей убивали, а всю добычу старик Уорриора успешно сбывал. Впрочем, нам нет нужды погружаться в глубь истории, чтобы обнаружить, что такие же дела творились и на западном берегу Дании.

В облике Кенаи есть что-то от Дон-Кихота; к тому же, подобно герою испанского романа, он также считает себя дворянином, но по сравнению с испанским идальго наш герой несколько деградировал. Кенаи — потомок могущественных воинов, но он не живет больше на своем далеком острове. Он любит называть себя «джентльменом из города»; городом здесь называют колонию на острове Четверга, куда съехалось большинство мужчин с островов Торресова пролива и где они, по-видимому, проводят время за игрой в бильярд в двух павильонах. Подобно тому как его предки размахивали копьями, Кенаи машет бильярдным кием. А кроме того, он делает самое вкусное на острове красное вино. Удовольствие это недорогое, поскольку спиртное местным жителям не продается, и самый дорогой напиток, дающий также право на партию в бильярд, — оранжад стоимостью 50 центов. Ночи Кенаи проводит в сарае из листов гофрированного железа, и стоит ему раздобыть пару шиллингов, поработав в порту, как он спускает их в единственном местном кинотеатре, экран которого потемнел от старости и дождей. Крыши в помещении нет, так что во время дождей — а они здесь частое явление — над зрителями вырастает целый лес зонтов и экран почти не виден.

Кенаи — непревзойденный лоцман. Шкипер, метис Альфред Миллз, отнюдь не преувеличивает, когда утверждает, что Кенаи может «почуять» песчаную косу на расстоянии ста метров. Когда «Сонгтон» пробирается между островами, а белая пена захлестывает поручни с подветренной стороны, когда на форштевне маячит темно-серая фигура и время от времени доносится жалобное «оийй-оийй», Альфред Миллз уже знает, что прямо по курсу — песчаная отмель, и во весь голос подает команду мотористу Тино Майо, цвет кожи которого мне так и не удалось определить, ибо с головы до ног он был постоянно вымазан маслом.

— Но это не потому, что я грязнуля, — поясняет Тино. — Масло защищает тело от жары.

Даже дождь не мешает Кенаи почувствовать, что впереди отмель. Он утверждает, что если песчаная банка расположена не глубже чем в полуметре от поверхности, то дождь усиливает запах песка. Другое дело коралловые рифы — определить их по запаху гораздо труднее.

На берегу Кенаи также слывет превосходным следопытом, еще сохранившим тесный контакт с природой. Если поблизости находятся дикие кабаны или крокодилы, он тотчас их обнаруживает.

Как-то утром мы бросаем якорь вблизи островка, отделенного от острова Принца Уэльского узким, но бурным проливом. Беркли изъявляет желание сойти на берег для охоты на змей, которая, признаться, уже начала действовать мне на нервы. Как этот человек способен изо дня в день «доить» тайпанов? Неужели это совсем не действует на его психику? Но ведь это — его кусок хлеба, и я, разумеется, не имею права ворчать, хотя мне хочется, чтобы «Сонгтон» как можно скорее достиг устья реки Эйланден на Берегу Казуарин, где нас обещали встретить на пироге охотники за крокодилами.

На северной оконечности острова имеется бухта, где море относительно спокойно. Кенаи, Беркли и я гребем к песчаному побережью.

— Как называется остров? — спрашиваю я у Кенаи.

— На морской карте его название не значится, но мы зовем его остров Паки, в память папуаса Паки, которого здесь съела акула.

— Отличное место для тайпанов, — замечает Беркли. — По-моему, на остров много лет не ступала нога человека.

Я изучаю берег в бинокль. На вид он ничем не отличается от побережья большинства других островов, на которых мы побывали за последние две недели. За песчаным берегом начинается густой кустарник, над которым, степенно покачиваясь на ветру, возвышаются две пальмы.

Мы с Беркли отдыхаем на берегу, пока Кенаи занят поиском прохода в зарослях. Вложив патрон в одноствольное ружье, я забираюсь метра на два по стволу мангрового дерева, откуда открывается вид на остров. Пышные кроны тропических деревьев образуют свод; их стволы увиты тысячами лиан, которые пышными лозами свисают вниз. Пришел Кенаи и сообщил, что видел следы кабанов. Предоставив Беркли заниматься змеями, мы идем по следам в глубь леса. Кенаи энергично работает мачете, со свистом перерубая корни, которые закрывают всю тропу, оставляя лишь узкий проход для кабанов. Внезапно король бильярда с острова Четверга останавливается.