Кентавромахия - Юрий Колкер

5 декабря 1971

* * *

Ну да, это счастье.

Как хочешь, его назови —

Чернильною властью,

Болезненной тенью любви.

Болезненной тенью

Оно и приходит ко мне.

Так внятен растенью

Кусочек пространства в окне.

Им бредит дальтоник,

Глаза в бесконечность вперя,

Когда подоконник

Оближет сырая заря.

Слова, улетучась,

Прозрачным оставят вино.

Светла моя участь.

Ее возмутить мудрено.

7 февраля 1972

ВЕЧЕР

В окошке, нежная голубка,

Сияет звездочка в углу.

Белеет месяца скорлупка

Сквозь новорожденную мглу.

Седеет день, густеет иней,

Столетье снежное пришло —

И сколько мягких, нежных линий

В себя вобрало, навело!

И воздух так глубок и звонок...

Качаясь зябко, чуть дыша,

Как вылупившимся цыпленок,

Земля пушиста, хороша!

18 января 1972

* * *

Проносится люггер голландский

На фоне дворца и реки,

Пернатою тенью гигантской

Срываясь с воздетой руки —

И сумрак полдневный распорот

Иглой в повороте крутом,

К этот немыслимый город

Лежит у него за бортом.

9 февраля 1972

* * *

Чернофигурная весна.

Чернеют кроны, неодеты.

Громада воздуха ясна

И обещанием согрета.

Мне дорог этот чёрный день

С брожением в набухшем теле,

Дерев творительная лень,

Домов сырые акварели.

14 февраля 1972

ГОРГИППИЯ

Валов черноморских круженье —

Горгиппия! Древний подвох.

Анапа, ты знала крушенья

И кровосмешенья эпох.

Под этой землей виноватой

Хранила такие века,

Пока до удара лопатой

Молчали твои берега!

За мысом, в старинных просторах

Мерещится бег кораблей,

В аттических трюмах которых

Пшеница уходит в Пирей.

В порту не пустуют причалы.

На рынке разложен товар,

Во всю голосят зазывалы —

Купцы из Афин и Мегар...

Осталась шершавая кладка,

Кусочек соленой земли,

Пространства и времени складка...

Ее раскопали, нашли.

Пригубить прохладное время,

Робея, спускаемся вниз

Под стену — и сумрак над всеми

Двухтысячелетний повис...

11-13 февраля 1972

* * *

Принц Гамлет в комнате моей...

Откладывает день

На тощий коврик у дверей

Его кривую тень.

Рассвет, разбередивший хлам

И ворохи бумаг,

Еще таится по углам,

Еще пылится здесь и там

В развернутых томах —

Уже разбавленный, впотьмах,

С простудой пополам.

Где зябко свернута постель,

Неубранная мной,

Теки, дневная канитель,

Небитый час дневной,

Глотай былого мутный хмель

С холодной желтизной!

12 февраля 1972

ДВА ПОСВЯЩЕНИЯ

1

Певец печальных вод, любовник Прозерпины!

Когда уронит ночь прозрачный холодок,

Оставь и мне в ковше микенской глины

Соленой нежности глоток.

13 февраля 1972

2

Когда, любовник Прозерпины,

Ты лицезрел печальные поля,

И злому солнцу подставляла спину

Моя несчастная земля;

Завидя скорый гнев обманутого мужа,

Тебя под сень дубрав подруга позвала...

Но не летейская — людская стужа

Тебя ждала.

13 февраля 1972

* * *

Медленного времени следы

На лице твоем запечатлелись,

Будто долго в зеркало воды,

Наклоняясь, вглядывалась ты,

Но глаза твои не нагляделись...

Та неизяснимая печать,

Что душевным опытом зовется

И сердца умеет различать,

Шепчет: вот бы снова всё начать —

А судьба скупа, не улыбнется.

20 сентября 1972

КРЕЙЦЕРОВА СОНАТА

Чем изводился Лев Толстой

От этой музыки густой,

Взрослея, лучше понимаю.

Какой привязчивый финал...

С меня довольно, я устал,

Конец. Я рычажок снимаю.

Меж тем у зеркала она,

Ещё пространствами полна,

С расчёской возится в прихожей.

Лаванды запах, холодок,

Прощальный взгляд, немой упрек,

И я с моей вчерашней ношей.

1972

* * *

Я правильно сделал, родившись на свет

В мою непроглядную пору —

Хоть нет ей названья, как имени нет

Слепца обокравшему вору.

А вам, предстоящим, отвага важна,

И некуда вам торопиться...

Но проповедь эта затем и нужна,

Чтоб вы поспешили родиться.

15 февраля 1972

* * *

Я помню, минуты густели,

Тянулись, сливались в одно,

Глаза ее страшно пустели,

Зрачки уходили на дно.

Но вечер за дверью балконной,

Стекла запотевший провал,

Растаял в горячке бессонной,

Повыспросил всё, миновал.

И вот, в коридорах филфака,

Она, в окруженьи подруг,

Спешит, зачерпнув полумрака,

И взгляды встречаются вдруг.

Откликнется мне односложно,

Кивнет, промелькнула, прошла.

Поверить никак невозможно,

Что это она и была.

Психея, живая частица

Любви, вдохновенья, житья,

Летит, упорхнувшая птица,

Обида и тайна моя.

И я, неудачник, зануда,

Мальчишка, слюнтяй, идиот,

Гляжу, провожая как чудо,

Стремительный этот полёт,

Где всё в этом облике нежном,

Ребяческом этом кивке

Зачёркнуто взрослым, небрежным,

Шальным завитком на виске.

20-25 февраля 1972

* * *

Что бежать без оглядки

От любви? Тем верней

На вагонной площадке

Обомрёшь перед ней.

Мановеньем кошмара

За квадратом стекла

Ночь, как ворон Эдгара,

Распростерла крыла.

— Ворон, взяв в твоих криках

Сокровенную ложь,

Врут колёса на стыках:

— Не вернёшь! Не вернёшь!

И, не чуя подвоха,

Вторят им провода

На три четверти вздоха:

— Никогда! Никогда!

4 февраля 1971

* * *

Я вспомнил об истине старой,

Заполнив четыре листа.

Задира-гречанка с кифарой

Является к нам неспроста.

У этой красотки ревнивой

Давно уже так повелось:

Поэт и любовник счастливый

Всегда обретаются врозь.

5 февраля 1971

* * *

Прощай, не моя дорогая!

В холодном свечении дня,

В окне, на площадке трамвая,

Мелькни, не заметив меня,

Растай в петербургском предзимьи,

Где воздух колюч и тяжёл,

Панели в расплывшемся гриме,

И ветер слезой изошёл...

17 ноября 1971

* * *

В этом доме живёт пианист.

Посмотри, он ужасный растяпа:

На скамейке оставлена шляпа,

А под — шляпой исписанный лист.

Чуть светает, накинув пиджак,

Он уходит к реке спозаранку

Или в роще отыщет полянку

И сидит до полудня, чудак.

Начиная дневные труды,

Подбирается солнце к окошку.

Улыбаясь, косит понарошку

На дорожку, усадьбу, пруды.

В кабинете, где нет никого,

Забываясь, протяжно и длинно

То и дело вздохнет пианино

По наитию, ни от чего.

За работой его не застать —

Он, к тому же, изрядный бездельник.

У дороги внимательный ельник

Ждет, ему не мешая мечтать.

28 декабря 1971

НАД ФУКИДИДОМ

 1

Афины, этот спрут, в гордыне уличён

У локрских берегов, в отваге детской,

Где двадцать кораблей выводит Формион —

Один к пяти! — на флот пелопоннесский.

Мой непривычный глаз резни не разглядит.

Туда, где сгрудились триремы кучей,

Веди меня по водам, Фукидид,

Дразни меня, выматывай и мучай.

И что за благодать: неравный этот бой

Пытаться разглядеть, над водами виднеться

Бакланом молодым, заигрывать с судьбой

И в детство человечества глядеться!

Тысячелетний зной, векам потерян счёт,

Под выгнутым крылом — залива постоянство,

Над берегом пророческим течёт

Внимательное, ясное пространство.

26 февраля 1972

2. РЕЗНЯ НА КЕРКИРЕ

Слепые демоны гражданской распри,

Проклятье вам! Крепись, моя Керкира!

Афины, победившие мидян,

Афины, этот спрут, держатель ста земель,

Глазеют на тебя: маячат в отдаленьи