Соседская межа - Монтегю Джеймс

— Почему ваш отец никогда вам об этом не рассказывал? — спросил я.

— Он умер до того, как я пошел в школу, ну, и потом, я думаю, он не хотел пугать нас, детей. Помню, как няня трясла и шлепала меня за то, что я бегал по тропинке к лесу, откуда однажды зимним вечером вернулся вместе с другими довольно поздно; однако днем нам никто не мешал ходить в лес, если захочется; правда, днем нам никогда не хотелось.

— Хм, произнес я. — И вы думаете, что сможете найти тот документ, что написал ваш отец?

— Да, — ответил Филипсон, — смогу. И полагаю, что он не дальше, чем в шкафу позади вас. Там есть несколько специально отложенных пакетов, которые я несколько раз просматривал, и знаю, что среди них есть конверт с надписью «Беттон-вуд»; я не считал нужным его вскрывать — ведь Беттон-вуд исчез — и оставил лежать. Однако теперь мы его вскроем.

— Прежде чем вы это сделаете, — сказал я (не слишком охотно, но подозревая, что близится момент открытия), — хочу сказать вам, что Митчелл, наверное, был прав, сомневаясь, что случай в Беттон-вуд так легко объяснится. — И рассказал ему о том, что вы уже слышали. Разумеется, Филипсон заинтересовался.

— До сих пор? — пробормотал он. — Поразительно. Слушайте, давайте пойдем туда вместе и посмотрим, что получится.

— Не имею ни малейшего желания, — ответил я. — Если бы вы знали, что я пережил, то обходили бы это место за десять миль. Не будем об этом. Открывайте конверт и посмотрим, что написал ваш отец.

Филипсон повиновался и зачитал мне три или четыре странички рукописного текста. Записям был предпослан, на мой взгляд, весьма удачный эпиграф из «Гленфинласа» Скотта:

…Где визжащий призрак, говорят, гуляет.

Далее следовали заметки о разговоре отца Филипсона с матерью Митчелла, из которых я приведу лишь одну выдержку. «Я спросил, видела она то, что являлось причиной криков, которые она слышала. Только раз, ответила она, самым темным вечером, когда шла через Беттон-вуд; услышав шуршание в кустах, она не удержалась, оглянулась, и ей показалось, что она увидела какие-то лохмотья, из которых торчали две руки, причем двигалось существо очень быстро; женщина бросилась к стене и, перелезая через нее, в клочья порвала платье».

После этого отец Филипсона беседовал еще с двумя жительницами, но они говорили не слишком охотно. Похоже, они думали, будто это явление, помимо прочего, вредит репутации прихода. Однако ему удалось убедить одну из женщин — миссис Эмму Фрост — повторить то, что рассказывала ей мать. «Говорили, что это была благородная леди, которая дважды выходила замуж, а первый ее муж носил фамилию Браун или, может, Брайан («Да, до того как поместье перешло к нашей семье, здесь жили Брайаны», — вставил Филипсон), и эта леди передвинула межу соседа; в общем, она оттяпала добрый кусок лучшего беттонского пастбища, которое по праву принадлежало двум малолетним детям; а поскольку леди привезла фальшивые бумаги, где говорилось, что в Лондоне за эту землю уплачены тысячи фунтов, то за детей никто не заступился, и дела у них год от года шли все хуже, пока, наконец, не было доказано, что документы у леди подложные; и тогда ее судили и приговорили к смерти, только она вовремя сумела сбежать. Но раз межа была сдвинута, то на весь приход легло проклятие, и потому мы думаем, что леди не покинет Беттон до тех пор, пока кто-нибудь не вернет все на место».

В конце документа имелось примечание по существу дела. «Жаль, что мне ничего не удалось узнать о предыдущих владельцах поля, примыкавшего к Беттон-вуд. Если мне доведется встретиться с их родственниками или наследниками, я не стану колебаться, дабы предостеречь несчастных о тяготеющем над ними давнем проклятии, ибо, коли судить по словам местных жителей, то нельзя отрицать, что весьма странные и недобрые дела творятся в Беттон-вуд. Неведение мое нынешнее о протяжении земель, неправедно присвоенных, равно как и о владельцах законных, принудили меня особым образом отнестись к доходам от этой части поместья и своей волей определить в пользу прихода сумму, ежегодно получаемую от продажи урожая, собранного с пяти акров, дабы употреблялась она на цели богоугодные и благотворительные. Уповаю на то, что наследники мои так же будут поступать и впредь».

Вот и все, что было в записках старшего Филипсона. Те, кто, подобно мне, регулярно читают судебные отчеты, смогут продвинуться дальше и пролить свет на это дело. Они вспомнят, что между 1678 и 1684 годами некая леди Айви, ранее Теодосия Брайан, являлась попеременно то истцом, то ответчиком в серии процессов, на которых выступала против настоятеля собора св. Павла, притязая на значительный и очень ценный участок земли в Шедуэлле; вспомнят, как по окончанию разбирательств под председательством судьи Дж. Джеффриса было неопровержимо доказано, что документы, на которых основывались требования леди, подделка, изготовленная по ее заказу, и как после обвинения в подлоге и лжесвидетельстве леди исчезла столь основательно, что никакие эксперты не сумели сказать мне, куда она подевалась и что с ней стало.

Можно ли после моего рассказа предположить, что именно эту леди слышали в местах, где проходили ее поначалу довольно успешные деяния?

* * *

— Вот, — сказал мой друг, складывая свои бумаги, — ничуть не приукрашенный отчет о моем удивительном приключении. А теперь…

Однако мне не терпелось получить ответы на такие вопросы, как, скажем, удалось Филипсону отыскать законных владельцев земель; что он сделал с домом; слышны ли крики по сей день; каковы точное название и дата выпуска памфлета и пр., и пр., — так что время пролетело, давно пришла пора спать, а ему так и не удалось вернуться к литературному приложению к «Таймс».[1]

Примечания

1

Благодаря изысканиям сэра Джона Фокса, о которых он пишет в своей книге «Процесс леди Айви» (Оксфорд, 1929) мы теперь знаем, что моя героиня скончалась в своей постели в 1695 году, счастливо избежав — Господь знает как наказания за фальсификацию, в которой, несомненно, была виновна. (Примеч. авт.).

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});