Беспорядочные очерки - Александр Кралин

Впрочем, описанные в этой заметке виды – всего лишь исключения, а вообще–то черепахи, даже гигантские морские, достигающие 4,5 м длины, для человека никакой угрозы не представляют. В наших краях водится несколько видов сухопутных и водных черепах, но какой–то вред от них может быть только, если черепаху швырнуть, как камень.

КАК НАШИ БУРОВ ПОТОПИЛИ

Эту историю рассказал мне моряк, долгое время проплававший на советских танкерах.

Возили они, по фрахту, нефть из Персидского залива во Францию. В этом рейсе шли не в полном грузу – верхняя часть бульба выступала над водой. Бульб – округлый выступ на подводной части носа судна. При определенных условиях он увеличивает путевую скорость и уменьшает расход топлива. Большие суда сейчас чаще всего делаются с бульбовым носом. Почему не залили танки доверху – нанимателю виднее; дело экипажа – доставить груз в срок к месту назначения.

Плывут себе, прошли мыс Доброй Надежды. Моряки часто называют его просто Мыс. Отсюда до Зеленого Мыса – зеленая улица. Здешние воды спокойные; «ревущие сороковые» с волнами–убийцами остаются за кормой. Погода также большей частью спокойная и ясная, течения и прочие существенные для плавания обстоятельства благоприятные. Так что судоводители за Мысом, как правило, включают авторулевой, экипаж занимается кто чем хочет (в нарушение правил судовождения, но ведь инспекторов с палкой и свистком в море нет), а дурища в сто–двести тысяч, не то и вообще в полмиллиона тонн прет по морю сама. Даже в лоциях пишут: завидев здесь кого–то большого, лучше держаться от него подальше, так как судном, скорее всего, никто не управляет.

Надо сказать, что современный авторулевой – это уже не примитивный флюгер–вертушка с приводом на румпель. Это компьютерная система управления судном, очень умная и чуткая. Она отслеживает множество факторов и полностью обеспечивает режим движения судна.

Так вот, прошли Мыс, включили робот; балдей – не хочу. И вдруг – тревога. Машина увеличила обороты. Точнее, авторулевому, чтобы обеспечить заданную скорость, пришлось увеличить обороты машины. Значит, что–то стряслось, из–за чего судно, при той же погоде и в той же воде, пошло медленнее. На море в таких случаях действует железное правило: любую случайность считать прежде всего опасностью. Не по причине паранойи; просто на море чаше всего так и оказывается.

Итак, балдеж отставить, аврал, тщательный осмотр судна и проверка всех систем. Бегают, мечутся – ничего! Все в полном порядке. А коробка, чтоб ее, тормозит! Как будто наткнулась на что–то. Наткнулась? Та–ак! Васька, а ну пулей на бак, глянь на бульбу! Васька бежит, свешивается через планшир, потом вдруг отскакивает, начинает орать, махать руками. Тут уж все на бак бегут, а там… Мать честная!

На бульбе, согнутый в дугу, сидит южноафриканский сторожевой катер. Буры ругаются по–своему на чем свет стоит, грозятся, кулаками потрясают. Кто–то даже пытается пушчонку ихнюю навести, хотя ее снарядик громадному танкеру что слону дробина.

Что ж, делать нечего. Сбросили бурам трап, поднялись они на борт. Машину застопорили и, как только инерция танкера погасла, сторожевик соскользнул с бульба и затонул.

Буры и на борту не унимались – матюкали всех и вся по–своему, грозились, даже драться пытались. Их высадили в Дакаре, а сами благополучно пришли в Шербур.

Вроде бы и все тут, но нет! Буры, ни дна им, ни покрышки, в суд подали. Международный Морской суд в Лондоне. Хорошо хоть, что сторожевик этот был не военный, а береговой охраны, не то могли бы и войну СССР объявить. Буры, они такие. Да суд не такой. ММС все только по сути разбирает.

Допрашивают буров. Погода какая была? Ясная. Море? Спокойное. Корабль ваш, оборудование, машина, механизмы? В исправности (вздох) были. Экипаж трезв был? Как стеклышко! Судья сохраняет серьезный вид, но в зале – улыбочки. У англичан поговорка есть: пьет, как бур. При том, что англичане и сами–то выпить отнюдь не дураки. Снадобья какие–нибудь принимали? Как можно! Ни упаси боже! Тут уж без улыбок обходится. Наркотой буры не увлекаются, что да, то да. Танкер когда заметили? Да, да, когда вы его визуально обнаружили? Ясно. Вы видели, что это за судно? Ах, даже тип сразу определили! А отметка на радаре когда появилась? Но вы продолжали идти пересекающимся курсом? Молчание.

Судья начинает применять казуистические методы допроса, и выясняется, что у буров сработало их исконное, на весь мир знаменитое, упрямство: нет, а вот мы все равно станем так плыть! Понятно. Окей, переходим к допросу ответчика.

Наши все как один клянутся, что и вахта на мостике, и впередсмотрящий в «вороньем гнезде» были на месте. В зале опять ухмылочки, и даже судья чуть–чуть улыбается. Как же, как же, а то мы не знаем. Наши–то танкеры тоже там ходят.

Ладно. Сторожевик когда заметили? Поздно. Он маленький, в воде низко сидит, окраска маскировочная. С высоты многоэтажного дома, среди волн, при слепящем солнце такого издали не углядишь. Погодите, вы ведь норд–норд–вестом шли, а дело было поздним утром? Солнце у вас должно было быть с кормы! Верно, но блики от воды и от палубы! Особенно – от палубы; она ж у нас как два с лишним стадиона и белым выкрашена, как у всех вообще танкеров, чтобы меньше нагревалась. Груз–то – нефть, она от нагревания испаряется и битуминизируется. Нам это, безусловно, известно! Да, да, конечно, простите. И обратите внимание, у нас конец вахты был. Вахтенные уже глаза терли и щурились.

Окей, а радар ваш что показывал? Да он еще по пути туда забарахлил. В Катаре его специалист проверял, обнаружил перемежающийся сбой, но починить не смог – не было запчастей на замену; вот акт, пожалуйста. В Шербуре мы получили новый блок, заменили. Теперь наш радар в порядке. Так вы вышли в море с неисправным радаром? У нас фрахт на срочный опасный груз, строгий график. Наниматель настаивал, вот текст радио. Катар нас выпустил, чего же еще? А если бы он в море поломался, так нам что, в дрейф ложиться, давать SOS и ждать, пока из Союза новый блок доставят? Или возвращаться к арабам и закачивать нефть обратно в хранилища?

Хорошо, хорошо, понятно. А что вы сделали, когда все же заметили сторожевик? Да ничего, продолжали идти своим курсом. Отворачивать поздно было. Ну как нам перед ним отворачивать? У нас инерция вон какая, а он маленький и верткий, он и в нашем плавательном бассейне развернуться сможет. А на море – простите за напоминание – есть непреложное правило: не подставлять опасности борт. Не знаю, как истец, а мы про «Титаник» помним. Тем более, нефть везли. Мало ее уже в море выливалось? Нет, мы, даже когда поняли, что они отворачивать не собираются, решили принять удар форштевнем и продолжали идти своим курсом. Машину? Нет, не стопорили. Наоборот, самый полный назад дали, чтобы сколько можно скорость погасить. И, с невинным видом: вот, записи робота посмотрите. Там должно быть.

Смотрят записи. Погодите, погодите! Что машина наддала, тут есть, а где про полный назад? Дайте–ка… ну… нет, быть не может! Похоже, датчик не сработал. Ну посудите сами, мы же не древний броненосец со шпироном, чтобы на таран их брать? И зачем?

Допустим… ладно, время примерно совпадает. Что ж, достаточно. Суд удаляется на совещание.

Совещались недолго, зачитывают вердикт: суд признает, что вины ответчика в данном случае нет. Неисправность радара не может быть поставлена в вину ответчику. Навигационная обстановка позволяла вести суда и без радара; на корабле же истца он был в исправности и показал отметку танкера задолго до ожидаемого времени пересечения курсов; кроме того, со сторожевика танкер был обнаружен зрительно, как только показался на горизонте. Корабль истца имел перед танкером ответчика преимущество в маневренности. Командир корабля истца сразу же определил тип обнаруженного судна и, как моряк, должен был знать его ходовые свойства и тот факт, что оно везет опасный груз.

Следовательно, по таким–то и таким–то правилам мореходства, командир корабля истца должен был и имел все возможности своевременно совершить действия и маневры, предотвращающие столкновение.

По указанным причинам иск истца отклоняется, и он обязан уплатить все судебные издержки. Более того, наниматель танкера имеет право подать встречный иск на возмещение ущерба, так как столкновение и не предусмотренный расписанием заход в порт Дакар вызвали задержку доставки груза и соответствующие убытки.

Также и владелец танкера имеет право подать на истца иск. Во–первых, на возмещение материального ущерба судна в виде ободранной при столкновении краски на форштевне (тут уже наши откровенно ухмыляются) и стоимости перекраски, а также на возмещение морального ущерба экипажа танкера, испытавшего при столкновении вполне понятную тревогу и беспокойство.

Тут уж наши, уткнувшись в лицом в колени, начинают беззвучно хохотать.