Проект 'Мессия' - Татьяна Белова

но она не помнит. Кто-то кричал. Её долго несли, в темных, кровавых сумерках соты. Она чувствовала свет красной луны на своей коже, как ватное одеяло. Страх вытеснял боль. Тогда она думала не о том, что умрет, а том, как разозлится отец и что Келли будет виновата. А потом она почувствовала кожей яркую вспышку и лес пропал. Пропал запах и звук. Мир канул в тишину. И тогда она открыла глаза и увидела.

Терранс лен Валлин

Терранс лен Валлин просыпается, некоторое время лежит, глядя в потолок, стараясь успокоить дыхание, потом откидывает одеяло, садится и спускает ноги на пол. Под ногами теплое, белое дерево. Он оглядывает комнату, видит пустые стены, распахнутое настежь окно. Ветер треплет шёлковую занавесь.

После смерти жены он вынес почти всю мебель, ковры и картины, остался только стол, кровать и её портрет в широкой раме. На портрете Алийя утопает в кресле, подтянув под себя ноги, на ней зелёное платье и взгляд из-под пушистых ресниц. Жена насмешливо смотрит на него со стены.

Терранс смотрит себе под ноги. Идеально ровные половицы выстраиваются в геометрический узор, узор этот — йондаль земли, глубокий и тяжёлый. Он чувствует его холод, холод течёт меж пальцев и Терранс сжимает кулак.

Йондали — это язык, изначальный язык, на котором говорит Творец.

Симметричный узор йондаля стягивает кожу на правой стороне лица, Терранс дёргает щекой и стискивает зубы.

За окном расцветает дан сол, медленный и тягучий. Терранс не видит, а чувствует, как жёлтый диск Веды исчезает, падая в пелену океана. Серебристые стрелки часов на столе показывают ноль пятнадцать солнечного дана. Внутри циферблат разделён на четыре круга, первые три лунные: Чёрная Эбо— восемь часов, Красная Сота— шесть часов, Солнечная Веда— шесть часов. Последний круг — солнце, которому отведено двенадцать часов. Вместе со стрелкой по циферблату двигается и тень. Тень Творца, который с каждым днем все ближе к Алькаану.

Терранс знает, как на самом деле идёт время, он чувствует его, слышит Творца, идущего по кругу. Каждый восход луны он ощущает кожей. Узор на его лице, как антенна, принимает сигнал, а сеорид в крови работает как проводник.

Солнце всё выше поднимается над водой пролива Трёх Столбов, лучи проникают в комнату и свет падает Террансу под ноги, будто пытается вырвать его из черноты сна, из удушающих объятий кошмара, но кошмар происходит наяву: в двух спальнях от его комнаты, лежит на мокрых простынях его дочь. Маленькая, хрупкая, невесомая оболочка с горящей внутри искрой. Бесконечная сущность пробивается, как росток альбы сквозь камень. Камень уступает изначальной памяти и ее глубоким корням.

По закону Ордена Хранителей он должен отдать дочь харонам, упокоить её пробуждающуюся память, дать перерезать изначальные корни. Человек должен оставаться человеком, а забвение неотъемлемое свойство смертной жизни.

Он злится и думает о матери, мэтресс Ордена Хранителей, высохшая и белая, как дерево, Ванесса лен Валлин неизменна в своей ипостаси не первую сотню лет. Терранса передёргивает от глубины лицемерия.

Дан сол вытягивает длинные солнечные лапы по полу комнаты и замирает. В воздухе клубится пыль.

Терранс встаёт, подходит к окну и щурится. Утро за окном разрастается и шумит: взрываются коробочки семянника, выбрасывая в воздух оранжевые искры, срываются птицы с веток, перешёптываются кроны альбы и красного клена. С воды поднимаются клочья тумана и скользят над землей меж острых, как бритва, стеблей соллоки.

Сквозь туманную дымку над водой Терранс пытается увидеть опасность прежде, чем она окажется на его пороге. Бури не избежать, он знает, он чует её. Чует, как сгущается воздух, как накапливается электричество. Все громче слышны крики птицы-рыбы, киатту опускаются все ниже к воде в поисках пищи, совсем скоро туман выгонит их побережью. К людям.

Это происходит каждый цикл, но в этот год ринну особенно жаркий, а значит, сезон гнездовья начнётся раньше и людям придётся уходить второпях и налегке. Деревни опустеют, земля побелеет от соли…

Терранс знает, что времени нет, но слышит его. И дело не в стрелках часов, не в крупицах песка, убегающих сквозь игольное ушко, дело в выборе, в решении, которое нужно принять.

Он может отдать дочь харонам, тогда её сущность переродится и утратит накопленную память. Если он подчинится законам Ордена, то изначальная память его дочери исчезнет, её ждёт забвение смерти и множество новых начал. Или же он посмеет бросить вызов Ордену, пойти против Дома и матери, перечеркнуть много поколений бессмысленной покорности и узаконенной лжи. Если он позволит памяти в теле его дочери накопиться, то освободит ее истинную сущность, бесконечную сущность Творца.

Он уверен, что память Каттери ключ ко всему. В первую очередь к знаниям и могуществу Вестников, первых людей, осенённых бесконечной милостью Творца после Изначальных. И если Терранс правильно распорядится полученными знаниями, то власти Ордена и его лжи придёт конец. Человек, наконец, обретет свободу, а человечество навсегда избавится от мифов.

Он, Терранс лен Валлин, избавит человечество от мифов.

Он уверен, что именно об этом говорило пророчество Дома Харат.

Терранс каждый день возвращается к тому моменту, когда Елена пыталась предупредить его. Как одержимый, он каждый день просматривает тот день, боясь упустить что-то важное.

Вот и сейчас он снова идёт к письменному столу. По прозрачной поверхности столешницы, как по воде, расходятся круги. Вдоль правого края горят четыре треугольника, по левому, повторяя волну, идет шкала, прерывистые насечки и цифры.

Стол — артефакт изначального мира, большая часть его функций давно утеряна, но он наглядно демонстрирует власть технологий, напоминающих магию.

На противоположной стене темнеет экран. Сеть молчит.

Терранс всем весом опирается на стол, широкая ладонь встраивается в круг по центру, стекло вспыхивает и отбрасывает голубую завесу прямоугольной формы. Завеса пульсирует.

Терранс опускается в кресло, откидывается на спинку, глаза его сплошные, затянутые пеленой, больше не видят комнаты.

Они на приёме у Императора. Вот он протягивает Елене Харат бокал вина, улыбается ей левой стороной лица, он умеет это делать — выбирать стороны.

Он смугл, не признает моды и волосы его на дикарский манер заплетены в косу. Серая аюба без рукавов, поверх чёрной рубашки с высоким воротом и острые серебряные запонки. Терранс терпеть не может приёмы, но он недавно вернулся в столицу и его интересуют последние сплетни и слухи.

— Что вы ему такого сказали, Елена? — спрашивает Терранс и косится на серебряную мантию Его Императорского Величества в окружении черно-красных мундиров гайолемов. — Он чуть не убил того мальчишку с подносом. Вы