Светунец - Анатолий Максимов

— Не надо искать, — сказал Володя. — Я тебе рясный куст принесу.

Он походил кругами и остановился возле Тани. Её ручонки так и сновали в ягоднике — голубика дождём брызгалась в ведёрко. Ведёрко звенело всё тише — ягода закрывала дно.

Володя, наблюдая за расторопной девочкой, успокоился, забыл о бабушкином скучном разговоре. Потом проследил, куда села трясогузка. Думал, в гнездо, подкрался, а гнезда не было. Зато наткнулся на пепельный кругляк. Кругляк грузно свесился с ерника.

— Таня! Бабушка!.. Скорее сюда! Что я нашёл. — Володя никогда не видел гнезда ос.

Он тронул кругляк. Насекомые повылетали из сот, закружились, тонко ноя. Вдруг Володя заорал и метнулся к бабушке:

— Осы, осы!..

Бабушка и Таня кинулись было убегать, но опомнились и ухнулись в кочки.

— Ложись, ложись! — кричали Володе.

Он обезумел от боли и страха, размахивал руками и голосил.

— Ложись, тебе говорят!..

— Ложись, мизгирь такой! — подпевала бабушке Таня.

Володя не понимал, зачем ложиться, когда надо убегать. Ведь лежачего до смерти зажалят. И он бегал.

— Обалдел!.. — Бабушка ринулась за внуком, свалила его и закрыла собой.

Володя затаился и перестал выть.

Осы, погудев над ними, удалились к гнезду.

— Вставай. Пронесло! — объявила бабушка. — Так идти, дак у тебя ног нету, за каждую кочку цепляешься, а тут жеребёнком скакал. — Бабушка сняла с головы платок и вытирала грязное вспухшее лицо Володи. — Ишь, поцеловала прямо в лоб!.. Дай-ка сырой землицей притру.

От жалостливых слов бабушки, её прохладных рук Володя снова заплакал:

— Ещё в ухо-о-о!..

К уху бабушка приложила мох.

— Сразу видать — городской ребёнок. Танюшка — кроха, но смекнула, как спасаться: бух в траву, а осы — мимо! Таня, где ты?..

— Тута-а, — робко откликнулась девочка, встала из травы с оглядкой. — Ведёрко я не бросила! — гордо заявила. — И ягодку не просыпала! А где твой бидон, Вова?

— Где его бидон? Закинул и сам не помнит куда, — серчала бабушка. Она отжимала подол, поглядывая на внука и Таню. — Бидон-то ладно. Куда же я дела ведро — это штука. Подойник добрый, и голубицы в нём порядочно, — ходила старушка кругами. — Тут рвала… отсюда к нему пошла, — вспоминала вслух, — отсюда побегла, здесь упала… Вот оно, ведро!.. Бидон у гнезда ос. Его не возьмёшь, разве ночью…

Таня завязалась платком наглухо, спрятала руки в рукава куртки и направилась к осам.

— Вернись, девка! — Бабушка особо не настаивала: ей бидон жалко и надеялась, маленькую осы не заметят в траве.

Крадучись Таня вынесла бидон.

В густой осоке побулькивал ручей. Володя глянул в него и опять захныкал: лицо — узкоглазое, нос плоский, на лбу шишак.

Бабушке и Тане — весело.

— Вам-то что, а как я пойду домой…

— Подивятся люди: откуда взялся такой! Но с дороги не столкнут, — сказала бабка. — В мужчине главное не красота лица, а красота ума.

Все умылись и, выбрав бугорок, сели. Бабушка развязала клетчатую тряпицу, и перед ребятами очутились три огурца, хлеб, три капустных пирожка. Пока ели, бабушка с Таней всё посмеивались над происшествием с осами. Володя икал и щупал на лбу набухающий рог.

Гости-пакости

1

Володя объявил Шурику, что в огороде у бабушки выросли арбузы. Шурик не побледнел от удивления, не обозвал друга болтуном.

— Надо проверить, — только и сказал.

Бабушки дома не было. Мальчуганы забежали в огород. Арбузы полёживали на том же месте, где и вчера. За ночь ещё больше раздались, грозились лопнуть вдоль зелёных полос. Шурик ходил по грядке, недоверчиво присматривался к букве «Б».

— Хитрая, заметила… Боится, украдут. — Он простукивал арбузы кулаком. — Гудит!.. А этот не гудит — сырой. Гудит, не гудит…

Однажды Шурик так же играл складышком Володи. И складышек исчез. Приятели обшарили карманы друг у друга, а ножичка не нашли. Был и нет. На грядке Володя следил за шустрыми руками и ногами друга: как бы и с арбузами тот не устроил ловкий фокус.

— Ты уже, наверно, объелся арбузов? — спросил Володю Шурик.

— Бабушка не даёт. На продажу надо.

— Жадюга! Такую даль внук ехал из города, и она жалеет. А ещё Светунцом называет. Давай я сворую, а ты и не заметишь и вместе уплетём.

У Шурика лицо спокойное. Володя не мог понять: шутил он или на самом деле готов был стянуть арбуз?

— Да они все с буквами. Как возьмёшь?

— Такого зайца и в пионеры приняли! — осерчал Шурик. — Мне-то зачем арбуз? Тебе хотел услужить. Бабка сгребёт арбузы и на базар утащит. Тебе фигу даст… Один-то можно бы свистнуть, а? — выклянчивал Шурик.

Володя не соглашался.

На забор сели два клеста. Шурик запустил в них камнем и сказал:

— Съедим арбуз, Вовка. Ты не будешь виноватым, и я не буду — на клестов свалим!

Он выломал из плетня палочку и давай тыкать в арбуз.

— Ну-ка не тронь! — Володя толкнул приятеля.

— Правда, как наклёвано?

— Ну и что же?

— Клёванный арбуз бабка не понесёт на базар. «На, скажет, Светунец, птахи испортили…»

И Володя согласился с другом:

— Клюй вон тот, который поменьше. Да буквой к земле поверни.

Шурик пол-арбуза истыкал. Теперь надо ждать бабушку.

— Как придёт, ты беги за мной. Я в полыни спрячусь, — наказывал другу Шурик. — Сперва она поругается, а после и меня угостит. Знаю.

Он дал Володе пострелять из рогатки, сорвал огурец, хрумкая, поглядывал на калитку. Ему неспокойно было.

— Зачем она жалеет родному внуку! Он из города приехал, а она жалеет. Другая бы сказала: ешь арбузы, внук, поправляйся…

Шурик унимал свою тревогу громким рассуждением, а Володе захотелось подметать ограду. Подмёл голиком. Шурик старательно помогал. Потом взапуски кололи толстые чурки и подсвинку травы нарвали, и картошки начистили бы, но вернулась домой бабушка. Стала нахваливать Володю:

— Другие ребятишки носятся по деревне сломя голову, а мой Светунец во дворе прибирается. Дождалась я весёлых дней — помощничек вырос! — и как малому вытерла фартуком нос.

— Мы вон и дров нарубили, — прогудел Шурик, что-то заметив на ветвях яблони.

— Всё вижу, родные, — умилялась бабушка. — Поиграйте маленько, я вам кукурузы наварю, — и понеслась в огород, замелькала белым платком в подсолнухах.

Приятели опустились на лавочку — спина к спине. Тихо шелестела дикая яблоня, хрюкал подсвинок. Мальчишки скребли твёрдую землю пальцами голых ног.

— Ребятки, а ребятки!.. — услышали бабушку.

— Чо-о-о! — заревел Шурик.

— Идите-ка сюда, ребятки…

— Зачем? — Володя пошёл.

Шурик тоже сопел в его затылок.

Бабушка перегнулась вдвое и осматривала арбузы.

— Это кто напакостил?

— Клёст. — Шурик внимательно изучал подсолнух.

— Клёст, — сказал Володя.

— Всё летал да клевал, — нехотя продолжал Шурик.

Бабушка подняла глаза на ребят и прищурилась.

— Клёст клевал, а вы где были?

— Клёст долбил, а мы дрова рубили. — Шурик нашёл дырку в рубахе и просунул палец.

— Это чей струмент? — Бабушка совала под носы ребят палочку, которой Шурик истыкивал арбуз. — А лапы голы чьи? Я думаю, внук домовничит, а он что вытворяет! Какую копейку хочу выручить, а он вредит мне. Чего вытаращил глаза, не нравится? А где сообщник твой, куда делся?

Шурик шумел в кукурузнике.

— Убегай, я тебя и дома найду! — грозилась бабушка. — А ты на — ешь! Лопни! Отец был пакостным и ты в него же! — Бабушка схватила с земли арбуз и пихнула Володе. — Тащи, режь! Разоряй меня.

Володя прижал арбуз к животу и поплёлся в избу. Бабка шла позади, гремела:

— Ему и морковка, ему и огурчики, он ещё арбуза захотел. Завтра мотай в город, не нужны мне гости-пакости.

В летней кухне Володя опустил арбуз на стол. Бабка кромсанула его ножом, и брызнул сок из алой мякоти, дробью сыпанули чёрные семечки.

— Ишь какое диво сгубили! — воскликнула бабушка. — Ну-ка пробуй, сладкий ли? — Отрезала внуку пластик.

Он жевал, она тоже пошевеливала губами. Потом и сама попробовала.

— Чистый сахар! Надо же, уродился! У людей ботву туманом сгубило, у меня созрел.

Ел Володя, ела и бабушка полным ртом, постреливая семечками, тёплыми глазами поглядывала на внука.

— Где Шурка-то? Далеко не убежал, тут прячется. Иди зови.

Шурик сразу отозвался на голос Володи: сидел в полыни.

— Ты смозговал! — укорила его бабушка. — И метки моей не испугался. Ещё раз принесёшь мне убыток — скажу отцу, так и запомни… Бери, — и подала Шурику тяжёлый пласт.

Ребята сопели, мокли до глаз в арбузе; отдувались их животы. Бабушка собирала скользкие семечки в тарелку, думала вслух:

— Теперь не улежат в огороде. Надо нести на базар. Утром и понесу… Чего утром — сейчас и понесу.