Единое ничто. Эволюция мышления от древности до наших дней - Алексей Владимирович Сафронов

class="p1">Что это? Беспринципность? Позволить победить партии Гитлера, чтобы её руками построить великое будущее, а затем избавиться от этой партии как от излишне агрессивной и воинственной… Какие люди способны на такой образ мысли? Цинизм, беспринципность, крайняя расчётливость… – скажете вы? Новый тип сознания – вот наш возможный ответ. В цинизме можно было бы упрекнуть одного человека или группу людей, но никак не целую нацию. Сегодня же мы имеем подобный образ мысли у многих народов. Ни одно убеждение, ни одна вера сами по себе больше не управляют человеком. Им на смену пришли системы убеждений.

Поэтому не откажем себе в удовольствии и скажем: пророк умер. Заратустра умер. Он умер именно в том смысле, что проповедование больше не является такой формой деятельности на нашей планете, которая увлекает сердца большинства. И если остались ещё «люди убеждённые», то это, должно быть, исчезающий вид. Новые «пророки», такие как Ясперс, позволяют человеку верить в разные вещи, не ограничивая его одной догмой. Только это способно удовлетворить человека нового типа.

Скептики скажут: мол, тут дело не в человеке, не в его индивидуальном сознании, а в общественном сознании, в том, как формируется массовая информация и т. п. Они скажут, что если поместить современного человека в иную среду – скажем, в постапокалиптический мир после ядерной войны, – то он снова скатится в примитивное верование, в досократовское состояние фанатика. Иными словами, они скажут: изменения, о которых мы говорим, – не в человеке, а в обществе. И поэтому следует искать причины беспринципности современного нам «героя» именно там, в пороках телевидения, в массовой культуре, в цинизме политиков и т. д., и т. п. Мол, не было никакого Ясперса с его высоко поднятой головой, а было порицание фашизма и даже целого народа, а потом его медленное восстановление.

Действительно, у этого есть основания, мы и сегодня видим, как массовая информация способна почти зомбировать целые народы. И они, эти народы, можно сказать, искусственно отбрасываются в более примитивное состояние, где они как бы более покорны и, в общем-то, отчасти слепы. Однако что это доказывает? Это доказывает лишь то, что мы и так знаем. Последние несколько тысяч лет биологическая эволюция человека почти остановилась, и он развивался в рамках своего «нематериального тела». Мозг перестал физически расти, как это происходило тысячи и тысячи лет до, но он (человек) при этом развивался и постоянно развивается как-то ещё, за счёт развития культуры. Поэтому существует точка зрения, что сам по себе человек как индивид со времён Сократа совсем не изменился. Ни биологически, ни как-либо ещё. Менялись только социальные и культурные условия. Изменения этих условий, стало быть, должны немедленно приводить к изменению сознания и человека.

Мы придерживаемся иной точки зрения. Она заключается в том, что изменения, которые происходят в человеке, относятся в первую очередь к области его сознания. Да, мы видим эти изменения в социуме на уровне общественного сознания, но их природа не только социальная. Проблема нашей позиции заключается в том, что индивидуальное сознание до сих пор для науки является вещью весьма эфемерной. У него нет никакого известного науке материального фундамента. Общественное сознание изучают социологи. А что с индивидуальным? Психология до сих пор не стала строгой наукой. Можно было бы ошибочно утверждать, как некоторые пытаются, что сознание – это мозг, но мозг есть биологический объект и, несмотря на многочисленные прорывы в области нейробиологии, так и не удалось установить, какие именно волны, отделы или процессы мозга гарантированно отвечают за сознание.

В то же время мы видим, что изменения в обществе не мгновенно приводят к изменению сознания людей. А точнее, всегда есть те, кто не принимает общественную позицию, даже если все вокруг стремятся их к этому склонить. Для нас здесь принципиально именно то, что такая способность обладать инертностью по отношению к общественному сознанию может означать, что общество хоть и влияет на человека как среда его обитания, но существует независимый субстрат и для внутренних установок самого человека. Иными словами, социальное бытие не всецело определяет сознание. И определённая автономность индивидуального сознания по отношению к общественному вскрывает необходимость исследования природы такого субстрата индивидуального сознания.

Природа человеческого сознания была и остаётся темой всех наших исследований, но мы не случайно начали эту книгу с рассуждения о современном человеке. Нам представляется, что нет никакой возможности всесторонне описать феномен современного человека, опираясь только на категорию общественного сознания, массовой информации, общего знания и т. д. Становясь разумным лишь в социальной среде, человек затем, как мы считаем, приобретает независимость. И внешняя сторона этой независимости оказывается отчасти представлена в доступной ему форме мышления, форме обращения со знаковой реальностью.

В этой книге мы отстаиваем представления о том, что сознание эволюционирует как самостоятельный феномен. И хотя оно само для нас является сосредоточением всех остальных феноменов, так как через него воспринимается всё остальное, мы можем постараться абстрагироваться от всего внешнего в сознании и выделить этапы его становления, основываясь на тех формах мышления, которые доступны людям разных эпох. В этом смысле представляется, что более ранняя и примитивная форма мышления отличается от более развитой как минимум своей сложностью. Эту сложность, по нашему мнению, можно вполне обоснованно связать не столько с переходом от образного мышления, доступного животному, к абстрактному мышлению человека, сколько с усложнением логических схем такого мышления.

Уже упомянутый Сократ, который, по сложившемуся мнению, совершил то, что называется «сократический поворот», показал, что человек не менее интересный объект для изучения, чем природа или космос. Как известно, досократиков интересовали прежде всего вопросы о том, что такое мир, почему он един, из чего состоит, как соотносятся Единое и многое, покой и движение, и тому подобные проблемы онтологии. Сократ обратил свой взор на человека, открывая сразу множество важных новых тем, среди которых и этика, и, конечно, эпистемология, то есть рассуждение о познавательных способностях и ограничениях для человека. Ученик Сократа Платон под действием этого учения предлагает метафору: мы находимся в пещере, в которой видим не сами вещи, а только тени вещей, падающие на стены. Таково классическое или содержательное представление о том, что изменил Сократ в нашем мышлении.

Для нас, однако, принципиально важно вовсе не то, какие новые содержательные темы открыл Сократ, но то, какую фундаментальную логическую структуру имеют эти темы. Иными словами, нам интересно, чем эти темы принципиально сложнее, чем темы досократиков, размышляющих в основном о природе вещей, не касаясь самого человека. Ставя вопрос именно так, мы можем постараться выявить структуру мышления об онтологии